27 января — не только день полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады, но и Международный день памяти жертв Холокоста. В канун этой даты знаменитый американский архитектор Даниэль Либескинд представил свой проект голландского национального мемориала Холокоста в Амстердаме.
Этот проект — четыре стены из красного кирпича, сложенных в виде слова «лизкор», что с иврита переводится как «в память». На каждом кирпиче будет выгравировано имя, дата рождения и смерти — память о 102 тысячах голландских евреев, уничтоженных нацистами в годы Второй мировой войны.
Люди, которые хотят помочь проекту, могут «выкупить» одно из имён на стене за 50 евро. И хотя пока он существует лишь на бумаге, нет сомнений, что новый мемориал не уступит в необъяснимой способности доставать до самого дна души своему старшему брату — Еврейскому музею в Берлине, с которого, собственно, и началась мировая слава Либескинда. Мы побеседовали с маэстро о постоянстве памяти, о новаторстве и гуманизме в архитектуре…
— Господин Либескинд, вы более десяти лет участвуете в кампании по созданию в Амстердаме мемориала Холокоста. Теперь, похоже, он становится ближе к реальности?
— Да, и это не может не обнадёживать. Ведь после Холокоста прошло уже более 70 лет, и до сих пор в этом городе нет ни одного значимого памятника. Если подумать о том, что геноцид голландских евреев в процентном соотношении был одним из самых страшных в Европе, то понятно, что такой мемориал необходим, его надо построить срочно, безотлагательно. Особенно учитывая, что сейчас мы наблюдаем возрождение антисемитских настроений в Европе, наблюдаем попытки отказывать Израилю в праве на существование. Так что это дело касается не только прошлого, но и настоящего, и будущего. Место для мемориала выбрано в центре исторического еврейского квартала Амстердама в восточной части Старого города, где находятся также Еврейский исторический музей, синагога сефардов и здание бывшего театра, которое нацисты использовали как депортационный центр. Памятник будет состоять из четырёх стен, сложенных из красного кирпича — стандартного материала амстердамских домов, расположенных в виде слова «лизкор». Эти четыре буквы [лзкр] — четыре отдельных пространства, в каждую из них можно зайти и выйти. Это как четыре изолированные комнаты, четыре укромных места, где можно посидеть и подумать — для этого внутри есть скамейка. Тут также есть отражение света над вами и отражение города вокруг вас: деревья, птицы, небо…
— Проектируя этот мемориал, вы наверняка не могли не думать о Еврейском музее в Берлине — вашем первом детище. Расскажите о его рождении.
— Я выиграл конкурс на строительство Еврейского музея в Берлине в 1989-м, незадолго до того, как пала Берлинская стена. Через год весь сенат проголосовал против проекта — из-за его высокой стоимости. После такого мне бы самое время паковать чемодан и убираться восвояси. Но Нина (Нина Либескинд – жена, партнёр и помощник по бизнесу. — Прим. авт.) прирождённый дипломат, политика у неё в крови. Она добилась изменения решения. Тогда сенатор пригласил меня к себе — изучить проект. Посмотрев его, он подошёл ко мне очень близко и тихо спросил: «А что вы, господин Либескинд, такого построили в прошлом, что считаете, будто вам такое позволят?» Я сказал: «Господин сенатор, если вы намерены смотреть в прошлое, то у Берлина нет будущего». Он ткнул пальцем в чертежи: а как, скажите на милость, попасть в ваше здание? Я ответил: «Входа как такового нет (на самом деле он подземный): вам придётся спуститься в глубины истории, продраться через них, и лишь после этого вы окажетесь в новом здании». И тогда я увидел огонёк в его глазах — он понял. Это байка, конечно, но одновременно и метафора. Любой заказчик всегда хочет видеть дверь там, где привык. И задача архитектора — попытаться заставить его посмотреть по-другому. Длилась вся эта история в общей сложности 12 лет — официальное открытие было назначено на 11 сентября 2001 года. Как вы понимаете, в тот день музей не открылся. Тогда же я решил возвращаться в Нью-Йорк, где по иронии судьбы стал главным архитектором проекта Ground Zero.
— Ещё один неоднозначный мемориал, вокруг которого было много споров, не так ли?
— Участники конкурса предлагали построить 100-этажные здания на месте разрушенных башен-близнецов в Нью-Йорке. Моя идея была принципиально иной — я не хотел возводить новые небоскрёбы там, где погибли тысячи людей. К тому же мегаструктуры для города не лучшее решение. Это непрактично, да и дорого. И потом, очень не хотелось отнимать у людей общественное пространство, которого и так катастрофически не хватает. Ведь большинство жителей в эти небоскрёбы даже никогда не заглянут, им гораздо важнее, что внизу. Мы с родителями эмигрировали в Нью-Йорк, когда мне было 13 лет. Приплыли на корабле – до сих пор помню момент, когда впервые увидел статую Свободы и как меня, мальчишку, она поразила. Ни знания языка, ни денег, ни перспектив, ни работы – родители долгие годы трудились на фабрике. Проектируя Ground Zero, я думал о них и о 99 процентах простых ньюйоркцев, которые ежедневно ездят в метро, ходят по улицам, живут своей трудной маленькой жизнью. На теле их родного города теперь навеки зияет рана, о ней не забыть. Но жизнь продолжается, поэтому важно было создать мемориал, который, напоминая о трагедии, будет символизировать не прошлое, а будущее.
— Критики не раз обвиняли вас в том, что вы игнорируете исторический контекст того места, где строите. Насколько он для вас важен?
— Чрезвычайно! Но для начала надо задать себе вопрос: что такое контекст? Это не всегда очевидно, то есть буквально — не всегда видно невооружённым глазом. Это атмосфера, память места, его историческое прошлое, которое, может быть, уже бесследно исчезло, но его дух всё ещё ощутим. Ведь у каждого места есть свой миф. Не надо быть мистиком, чтобы осознать: жизнь — это не только то, что можно осязать. Конечно, есть ещё ландшафт, геометрия пространства — всё это надо учитывать. Что я люблю в архитектуре, так это многообразие подходов. Каждый раз, принимаясь за проект, ищу неконвенциональный метод воплощения, новую форму.
— Вас принято считать деконструктивистом – по крайней мере, так пишут справочники. Вы с таким определением согласны?
— Я всегда считал, что определение не слишком удачное: сам префикс «де» подразумевает разрушение, а смысл архитектуры ведь в обратном – в созидании. Так что для меня это скорее символ изменений — в том, как здания строятся, и в том, как люди их воспринимают. Ведь для большинства архитектура — лишь физические объекты, но это совсем не так! С чего начинается архитектура? С идеи. Это нечто поэтическое, эфемерное. Посмотрите на огромное количество архитекторов, талантливейших мастеров начала XX века — они ничего не построили, но какова сила их идей! Я сам создал массу проектов, которые не обрели жизни в камне. Но это не значит, что они не жили.
— Вы в основном создаёте не просто здания, а культурные объекты. В странах с совершенно разным менталитетом, историческим фоном, национальной идентичностью. Как все это учитывать?
— Нужно уметь задавать вопросы. Само здание должно задавать вопрос, провоцировать человека на мыслительную деятельность. Это можно сделать разными способами — пространство, свет, тени. Важно передать не просто символ, а ещё и опыт. При этом архитектура невероятно статична: во всех науках изменения происходят стремительно, а в архитектуре — очень и очень медленно. Ведь все привыкли к тому, что пол внизу, потолок наверху, а дверь в стене. Я пытаюсь немного сдвинуть эти убеждения. И это не просто изменения ради изменений — я не гонюсь за модой или новаторством. Меня интересует социальное измерение архитектуры, не в политическом смысле, а в человеческом.
— Абстракция для вас — самоцель?
— Вовсе нет. Просто мне неинтересно повторять то, что уже было, строить так, как уже строили веками до меня. Это не значит, что у меня нет уважения к историческому архитектурному наследию, но я не считаю, что история и современность не должны смешиваться. Если в городе будут только старинные постройки, если он живёт прошлым — он не развивается. С другой стороны, один голый модерн тоже плох, потому что тогда город не взрослеет. Некоторые радикалы вообще против любого строительства, но ведь это тоже крайность. Ещё один важный момент: города должны строиться для людей, должны быть удобными для жизни. Есть много примеров потрясающих мест, которые являются мировым наследием, но для ежедневного существования непригодны. Такова Венеция — шедевр, жемчужина, но жить там невозможно, это город для туристов, симулякр. Так что важно искать баланс. Это бывает нелегко, да. Но надо уметь заглянуть чуть глубже — в историю, во время, в себя.
— Вы прославились, когда вам было за сорок. Какой совет вы бы дали начинающим?
— Вы правы, расцвет в архитектуре у меня был довольно поздний. Мой путь был несколько иным. Очень долгое время я занимался теорией, проектировал макеты, ничего не строил… Хотите знать, каким должен быть архитектор? Любопытным. Обладать живым умом и здоровой долей скепсиса по поводу всего, в том числе собственного таланта. Нужно не бояться рисковать. Не делать только то, что безопасно и проверено. А иногда — делать как раз то, чего большинство не одобрит. Я ещё раз хочу подчеркнуть: архитектор не обязательно тот, кто построил множество знаменитых зданий, потому что архитектура — не материальные объекты, а духовное измерение. Моя цель не просто строить. Я хочу напомнить о том, что архитектура — исключительно гуманистическая дисциплина, как философия, музыка, литература, поэзия. Увидеть здание — лишь вершина айсберга. Гораздо важнее его прочувствовать, прожить, если хотите. Это этический акт. Конечно, новое время приносит новые методы, технологии, знания. Но есть что-то, что не меняется и что объединяет нас всех, — мы живём, любим, надеемся и не знаем, что нас ждёт за поворотом. Поэтому архитектура — как жизнь и как любовь. Непредсказуема.
Беседовала Анастасия Ложко
Даниэль Либескинд (Daniel Libeskind) родился в 1946 году в Лодзи (Польша). В 1959 году вместе с родителями эмигрировал в США.
Либескинд изучал музыку в Израиле и в Нью-Йорке, проявил себя как виртуозный исполнитель. Архитектурное образование получил в Купер Юнион (Cooper Union) в Нью-Йорке (1970), а также второе высшее архитектурное образование по специальности «история и теория архитектуры» — в Школе Сравнительных Исследований в Эссекском университете, Англия (1972).
В 1989 году Либескинд основал бюро Studio Daniel Libeskind[6] в Берлине. С 2003 года правление студии находится в Нью-Йорке.
Даниэль Либескинд не только проектирует, он также преподает и читает лекции во многих университетах по всему миру. В 1986-1989 годах он основал и возглавил архитектурное училище в Милане.
Музыка, геометрия, слово — источники вдохновения в творчестве Либескинда-архитектора. Он строит здания, пишет философские эссе, ставит оперу (в 2000 году в Лейпцигской опере Либескинд не только выступил в качестве постановщика, но и дирижировал оперой Оливье Мессиана).
Самые известные постройки Д. Либескинда:
— Музей Феликса Нуссбаума в Оснабрюке, 1998
— Еврейский музей в Берлине, 1999
— Имперский военный музей в Манчестере, 2001
— Еврейский музей в Копенгагене, 2003
— Расширение Денверского музея, 2006
— Расширение Королевского музея Онтарио в Торонто, 2007
— Еврейский музей в Сан-Франциско, 2008
