Вот уже без малого два десятка лет мы живём в XXI столетии и в новом, Третьем, тысячелетии. Но, похоже, до сих пор так и не осознали по-настоящему, каким знанием наделил нас век предыдущий.
Многие убеждены, что история ничему не учит. Но для чего же ещё она тогда нужна? Чтобы затверживать даты важных событий? Изучать биографии великих? Отыскивать факты, которые удачно обрамляют картину сегодняшней политической текучки?..
Учит история, очень даже хорошо учит. Правда, только тех, кто хочет учиться.
Вот, к примеру, минувшее ХХ столетие. Какое знание, кроме утилитарно-прикладного, вынесли мы из него? А ведь этот век преподнёс нам, по крайней мере, три важнейших урока.
Первый урок: мы, человечество, смертны.
Таково было главное открытие века. Причём мысль эта появилась не с появлением атомного оружия и даже не после того, как оно было впервые применено американцами в войне с Японией. Ещё в 1960-х по обе стороны океана вполне предметно рассматривались сценарии возможной ядерной атаки против главного врага.
И только когда общемировые запасы атомных бомб уже позволяли уничтожить на планете всё живое многократно, появились разговоры о том, что это всего лишь оружие сдерживания, а на практике его применять ни в коем случае нельзя. Первой об этом заговорила «трусливая интеллигенция», ссылаясь на чеховское ружьё, висящее на стене в первом акте.
Однако и сегодня это нисколько не мешает иным военным и политикам с умным видом рассуждать о возможности «ограниченной ядерной войны». Такие стратеги даже не задумываются, что тем самым выставляют себя полными идиотами. Они бы, конечно, всё же задумались, но — нечем.
Второй урок: человечеству грозит гибель и по многим другим причинам.
Жизнь земной цивилизации может закончиться из-за нарушения экологического баланса, глобального изменения климата, истощения природных ресурсов, столкновения с крупным космическим объектом…
Иными словами, выяснилось, что существование человечества может прекратиться в любой момент, хоть через год, хоть уже через пару месяцев. Это породило фобию близкого Апокалипсиса, которая чуть не каждый вечер обрушивается на нас с домашнего телеэкрана очередным фильмом-катастрофой.
Тем не менее и это знание не заставило нас поумнеть. С каждым годом всё в больших масштабах мы замусориваем собственную планету, отравляем её атмосферу опасными выбросами и при этом не видим никакой катастрофы даже тогда, когда некоторые мегаполисы задыхаются от вредоносного смога. А потенциально опасные кометы и метеориты мы так и не научились искать и обнаруживать соединёнными усилиями; и общего плана, чтобы заблаговременно обезопасить себя от космических убийц, мы тоже не имеем.
Третий урок: технологические открытия кардинально изменяют всю нашу жизнь, и далеко не все из нас к этому готовы.
Именно в прошлом веке фактически любая продукция — от башмаков до самолётов — стала производиться в массовом количестве. Это привело к такому же массовому удешевлению большинства товаров и услуг, а значит, и к их массовой доступности. В результате все мы — от грудного младенца до столетнего старца и от миллионера до скромного пенсионера — превратились в потребителя.
Как бы мы ни костили общество потребления и глобализм, мы должны признать: сегодня уровень и качество жизни среднестатистического землянина во многом выше, чем у коронованных особ всего лишь сотню лет назад.
Однако во всех этих радостях оказалось и немало печали. Темп жизни возрос настолько, что людская психика уже перестаёт поспевать за окружающими переменами. Человек, вернувшийся в родной город, а тем более в страну после несколько месяцев отсутствия, начинает чувствовать себя школьником, который пропустил несколько уроков по болезни и теперь без посторонней помощи не может понять, о чём говорят его одноклассники, отвечая у доски. Постоянно меняется всё: маршруты городского транспорта, законодательство, активный словарный запас, моды, модели автомобилей, телевизоров, компьютеров, средств мобильной связи etc. Плюс к тому вдруг возникают технические устройства с такими возможностями, о существовании которых ещё вчера никто из нас даже не подозревал. Понятие стабильности потеряло всякий смысл. Стабильно только одно — нестабильность.
Из-за этого любые крупные изменения в жизни стали вызывать у людей страх. Они боятся, потому что нескончаемая череда новаций приносит им ощущение собственной маргинализации. Американский социолог Элвин Тоффлер так и назвал свою книгу, вышедшую в середине 1960-х годов, — «Футурошок», и этот научный труд ещё долго оставался бестселлером в разных странах, в том числе в СССР.
Особенно часто чувствуют себя маргиналами те, кому за пятьдесят. Освоение новинок бытовой техники, с их опциями, размножающимися в геометрической прогрессии, дедушкам даётся гораздо трудней, чем внукам. В глазах молодёжи это отнимает у пожилых традиционный ореол нажитой с годами мудрости, а у самих стариков порождает комплекс неполноценности: «Выходит, я глупей моего маленького Ваньки?!».
Одновременно к концу минувшего века заметно деформировался ряд базовых ценностей, на которых жизнь на этой планете зиждилась тысячелетиями.
Например, размылось понятие «отчий дом». Сначала люди массово переезжали из деревни в город, из деревянных бараков — в каменные дома, из коммуналок — в отдельные квартиры. Дети, едва вырастут, разлетались, кто куда, обзаводясь своей крышей над головой и своей, отдельной, семьёй; и хорошо, если неподалёку, а то ведь где-нибудь в другой части страны или вообще за границей.
Люди превратились в перекати-поле. Сегодня они живут здесь, завтра — там. Бабушка с дедушкой — в одной стране, дети — в другой, внуки — в третьей, четвёртой, пятой… Безвозвратно ушли времена, когда семья собиралась за одним большим столом, хотя бы по воскресеньям (как говорили старину, «вся семья вместе — душа на месте»). Все получают возможность увидеть друг дружку в лучшем случае тогда, когда случается худшее — кто-то умер. Чувства привязанности, близкой, осязаемой любви, семейной взаимопомощи исчезли. Внуки лишены бабушкиного и дедушкиного воспитания и ласки, бабушки и дедушки — заботы и участия внуков…
И все эти новшества мы пока тоже до конца не осознали. Не умеем к ним приноравливаться или им противостоять. Наше время перестало нас слушаться, оно нас обгоняет, и мы остаёмся где-то сзади. Поначалу ещё пытаемся его нагнать, но скоро убеждаемся, что наши усилия тщетны.
…В ХХ веке, как сказал бы Лев Толстой, всё переворотилось и даже теперь, в XXI, никак не укладывается. Впрочем, это ещё полбеды. Истинная беда в том, что укладываться и не намерено.
