Полтора века назад не стало Петра Клодта — скульптора, чьё имя знают не только все петербуржцы. Его четыре композиции «Укротители коней» на Аничковом мосту — один из символов северной столицы.
Клодт принадлежал к старинному, но обедневшему роду. Всё, что у него было, — родившаяся ещё в детстве страсть вырезать деревянные фигурки лошадей, которые он потом всем раздаривал. Несколько таких фигурок попали и к императору Николаю I. Государь, сам страстный лошадник, сразу понял: это рука мастера. Так никому неизвестный самоучка стал скульптором.
Первая работа Петра Клодта — кони в «колеснице победы», которая украшает Нарвские ворота. Эти триумфальные ворота как раз в то время строились на юго-западной окраине Петербурга, где недавно прошли полки, возвращавшиеся с победой над армией Наполеона. Свой первый экзамен в скульптурном искусстве Клодт выдержал настолько успешно, что тут же получил следующий заказ.
В ноябре 1841 года при огромном стечении народа и всеобщем восторге на Аничковом мосту были открыты новые скульптуры молодого ваятеля. На западной стороне красовались две бронзовые композиции, а на восточной — их гипсовые копии. Вторую пару скульптур, которой надлежало сменить гипсовые отливки, Клодт сделал спустя год. Однако государь подарил их прусскому королю Фридриху Вильгельму IV. Следующую пару, которая была готова ещё через год, Николай вновь отправил в подарок за границу, на сей раз королю обеих Сицилий Фердинанду II.
Пётр Клодт стал европейской знаменитостью. Но на душе у него было тяжко: годы идут, а работе конца края не видно. И тут его осенило: не надо копий! Нужны новые скульптуры, чтобы создать полную композицию, отражающую все этапы «покорения коня человеком».
…На гранитном постаменте каждой из четырёх скульптурных композиций высечено: «Лѣпилъ и отливалъ баронъ Клотъ…». Художественный талант автора и его мастерство литейщика недаром поставлены в один ряд.
В первой половине XIX века отливка скульптур производилась целиком, при самых скромных технических средствах. В ту пору на всю Европу опытных мастеров в этой области едва набралось бы с десяток, а в России был всего один, Василий Екимов, но он умер. Вот и решил Клодт взяться за дело самостоятельно. Современные специалисты говорят, что это был подвиг. Потому что отливка столь крупных фигур выполнялась на пределе человеческих возможностей и профессионального мастерства, и Клодт справился со своей задачей блестяще.
За минувшие полтора с лишним столетия шедевры Петра Клодта несколько раз покидали свои постаменты на Аничковом мосту.
Впервые — летом 1941 года, вскоре после начала войны с нацистской Германией. Тогда скульптуры перевезли во двор находящегося рядом Аничкова дворца, поместили в деревянные ящики и закопали. Это была своевременная и необходимая мера. В ходе 872-дневной осады города постаменты оказались буквально испещрены осколками снарядов и разрывов бомб. После победы постаменты, конечно, восстановили, но один такой след решено было оставить навечно.
А в последний раз скульптуры исчезли с моста сравнительно недавно, незадолго до 300-летия Петербурга. Тогда юношам и коням потребовалась реставрация.
Это была уже третья реставрация клодтовских скульптур: их восстанавливали перед Первой мировой войной, а затем в середине 1970-х годов. Однако и теперь, в начале XXI века, бронзовые композиции нуждались в неотложной помощи. Они были поражены так называемой «бронзовой болезнью» — патиной, состоящей из основных хлоридов меди. Этот недуг ещё похлеще ржавчины.
Ничего удивительного: во всём Петербурге нет памятников, которые находились бы в таких неблагоприятных условиях — низко и близко к автомагистрали, да ещё над водной поверхностью.
— К тому же, — рассказывал мне Владимир Сорин, автор и руководитель этого реставрационного проекта, — сами скульптуры стоят, удерживаемые лишь собственной тяжестью. Конечно, вес каждой из них не маленький, около шести тонн, но за предыдущие четверть века под натиском сильной влажности, частых в Петербурге морозов и оттепелей, а также всего, что летит из-под колёс проносящихся мимо автомашин, автобусов и троллейбусов, — одна скульптура даже чуть накренилась и «съехала» сантиметра на три в сторону.
Кроме того, одна скульптурная группа стояла на рассыпающемся пьедестале, другая — на деформированном и рассечённом трещинами, копыта коней и ступни юношей были в кольцевых трещинах, на других поверхностях скульптур ещё десятки трещин, из которых около двадцати — сквозные и раскрывающиеся, то есть наиболее опасные…
Теперь клодтовские скульптуры находились в реставрационных мастерских на окраине Петербурга. Я вскарабкался по лесенке-времянке на деревянные леса, и вдруг прямо передо мной оказался один из четырёх клодтовских коней — с раздувшимися в напряжении ноздрями и ощеренным ртом. Я прикрыл ладонью лицо от слепившей сбоку лампы и вздрогнул: из-за конской гривы, с трудом сдерживая узду, пустыми тёмными глазницами на меня смотрел обнажённый юноша. Помоги!
И вдруг я углядел на крупе коня не видимые с земли квадратные медные вставки и следы напильника, которыми зачищались шероховатости… Кто это сделал?
— Пётр Карлович Клодт, — поймав мой взгляд, объяснил мне Владимир Сорин. — Вставки эти он делал, и напильником тоже сам орудовал.
Я вдруг вспомнил, как незадолго до того на одном из центральных телеканалов московский старичок-реставратор сокрушался, что снесли старую часовню XVII века, и тут вдруг в кадр вошёл столичный градоначальник Юрий Лужков, приобнял за плечи бедолагу-интеллигента и, щедро улыбаясь, изрёк: «Ну что вы расстраиваетесь! Эта часовня уже на ладан дышала, а мы построим новую, такую же, — ещё краше будет!». Не будет! Будет новодел, потому что любой памятник — архитектурный или скульптурный — несёт на себе такую, как эти кони, «прозу жизни», и как её сохранишь в подлинности при восстановлении?..
— Пётр Карлович — один из моих любимых скульпторов, — признался Владимир Сорин. — Но, подобно всем гениям, он был крайне противоречив. С одной стороны — педант, из тех, кто, рисуя дом, обязательно должен прорисовать каждый кирпич. До сих пор в Академии художеств стоят шкафы, битком забитые клодтовскими гипсовыми отливками лошадиных голов, шей, ног… А с другой — поистине романтический характер, способный на потрясающие творческие взлёты. Один из таких взлётов — «Укротители коней» на Аничковом мосту. Кстати, обратите внимание: все и всегда говорят «клодтовские кони», словно бы забывая о юношах, которые их укрощают. Такая «забывчивость» объясняется просто: именно кони — главные герои этого шедевра.
В преддверии 300-летия Петербурга реставраторы не только спасли скульптуры, но и уберегли их на будущее. Петербургские учёные совместно с группой опытнейших реставраторов впервые применили новый метод создания защитно-декоративного покрытия памятников. С помощью новейших технологий они нанесли на бронзовые композиции незаметный слой, по своим свойствам очень похожий на естественную патину, которая будет служить памятникам долгой и надёжной защитой. В итоге клодтовский шедевр обрёл свой первозданный вид.
…Умер Пётр Карлович за тем же своим с детства любимым занятием: сидел на даче, вырезал из дерева коровку для внучат и вдруг упал со стула замертво.
Post Scriptum. Не так далеко от Аничкова моста находятся ещё две скульптурные работы Петра Клодта.
Если прогуляться по набережной Фонтанки в сторону Невы и войти в Летний сад, можно увидеть памятник баснописцу Ивану Крылову. «Русский Эзоп» грузно восседает в большом кресле, а вокруг, на огромном постаменте, барельефы с изображением его героев.
Если же пойти от моста вдоль по Невскому проспекту к его началу и затем свернуть на Малую Морскую улицу, перед вами откроется Исаакиевская площадь, а на ней — конная статуя памятника Николаю I. Эта работа — полная противоположность памятнику Крылову. Скульптура, изображающая баснописца, массивна, даже тяжеловесна. А вот памятник императору, напротив, отличается лёгкостью композиции, технической виртуозностью и эффектным силуэтом всадника.
Вообще-то Николай I был не самым любимым в русском народе царём. Но Пётр Клодт с готовностью взялся за работу над этой конной статуей. Он не только помнил, что именно император первым поверил в его художественный талант. Скульптора и царя всегда связывался общая любовь к лошадям.
