И сегодня фигура Петра I не устаёт изумлять нас. Почему 25-летний юноша, едва оказавшись у кормила власти, решился повернуть всю огромную Россию со старого пути на новый?
В марте 1697-го, 321 год назад, из Москвы в Европу отбыло Великое посольство. Свита главного посла генерала Франца Лефорта, а также обоих его заместителей — сибирского наместника Фёдора Головина и думного дьяка Прокофия Возницына — насчитывала больше двух сотен человек. Царь находился в свите под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова.
Официально ехали «для подтверждения древней дружбы и любви, для общих всему христианству дел, к ослаблению врагов креста Господня, салтана турского, хана крымского и всех бусурманских орд, и к вящему приращению государей христианских». Но заключить союз с Европой против «бусурман» так и не удалось.
Вторая задача состояла в том, чтобы учиться. Служа всем примером, Пётр неустанно осваивал премудрости артиллерийского дела, кораблестроения, врачевания и наук… Лифляндия, Курляндия, Пруссия, Голландия, Англия, Австрия — всюду царь старался постичь всё новое, неустанно осматривал промышленные предприятия, порты и судостроительные верфи, военные и торговые суда, достопримечательности и диковинные редкости, кунсткамеры и обсерватории… И всё ради того, чтобы применить полезное в своей стране.
Пётр I бывал в заграничных путешествиях чаще кого-либо из своих сподвижников, но уже впервые побывав за рубежом, понял, чего недоставало его земле. В 1690 году был обнародован указ, дозволяющий дворянству путешествовать вне Отечества и предписывающий каждому перед поездкой являться к царю для получения наставления: «что ему, по состоянию и способностям, замечать и чему наиболее учиться».
В электронной копии книги Н. Устрялова «История царствования Петра Великого» (1863), представленной в фонде Президентской библиотеки, говорится о причинах, побудивших Петра решиться на продолжительное странствование по чужим землям без всяких признаков высокого сана, с топором в одной руке, с циркулем в другой. «Убеждение, что краеугольным камнем политическому могуществу России должен быть флот, увлекало Петра в другие чужие земли. Ничто полезное, удобоприменимое к Русскому народу, не могло укрыться от его орлиного взора».
В 1717 году исполнилось давнишнее желание Петра: во время своего второго заграничного путешествия он посетил Париж.
И совсем не в погоне за красотами и приключениями, описанными эпикурейцем Лефортом, о которых шепталась за спиной государя свита. Из электронной копии книги М. Полуденского «Пётр Великий в Париже» (1865), которая тоже доступна для всех желающих в фонде Президентской библиотеки, можно узнать, что больше всего занимало императора в этом городе:
«В десятом часу вечера Пётр и сопровождавший его маршал Тессе приехали в Париж и остановились в Лувре, в комнатах покойной вдовствующей королевы. Тут Пётр пробыл с три четверти часа, посмотрел на два стола, накрытые на 60 человек, спросил хлеба и редьки, выпил два стакана пива и отправился в дом маршала Виллероа, в котором намеревался жить. От Лувра он отказался и просил, чтобы его не стесняли в его действиях; по-видимому, ему показалось помещение в Лувре слишком великолепным, и он уехал».
В первый день по приезде его царское величество изволил быть на производствах, «где делают шпалеры, был в анатомии, на стеклянных заводах…». Царь удостоил своим посещением академию, с интересом осмотрел все представленные ему машины. «Мастер математических инструментов Бутерфильд говорил с Петром по-голландски, без переводчика; царь заказал ему несколько инструментов… По возвращении в Россию Пётр получил известие об избрании его членом Парижской Академии Наук».
Будучи в Париже, государь приказал сделать в одном доме для гренадёров баню на берегу Сены, «чтоб они могли после пару купаться». Такое необыкновенное зрелище привлекло множество зевак. Французы с удивлением смотрели, как солдаты, разгорячённые банным паром, кидались в реку, плавали и ныряли. Королевский чиновник Вертон, приставленный к русскому императору, просил Петра «безобразие это запретить, иначе все перемрут». Государь, рассмеявшись, отвечал: «Не опасайтесь, мсье Вертон. Солдаты от французского воздуха несколько ослабли — так вот и закаливают себя русскою баней. У нас это бывает и зимою — привычку таковую имеем…»
Обострённое чувство юмора, смешливость, как известно, были свойственны Петру. Не случайно поэтому жизнь его обросла множеством анекдотов, записанных, в частности, теми, кто благодаря монарху, приверженному просвещению, обучился грамоте. Достоянием потомков стали также случаи из жизни русского царя, рассказывающие о его беспримерной храбрости, проявленной в путешествиях, военных походах и просто в повседневной жизни.
Вот, к примеру, что пишет И. Голиков в своей книге «Дополнение к Деяниям Петра Великаго. Т.17. Содержащее анекдоты, касающиеся до сего великаго государя» (1796):
Как-то раз «царь от пристани Архангельской выехал в океан, и такая страшная поднялась буря, что все с ним бывшие пришли в чрезвычайный ужас. Один только государь казался нечувствительным к ярости свирепствующего моря. Он пошёл к кормщику, тамошнему Нюхонскому крестьянину Антилу Панову; когда государь стал указывать, куда должно направлять судно, тот с грубостию отвечал ему: поди, пожалуй, прочь, я ведаю, куда правлю. Управил он щастливо судно между подводных каменьев, пристал к берегу, тогда Монарх подошёл к сему Антилу: помнишь ли ты, брат, какими словами на судне меня отпотчевал? Крестьянин сей в страхе пал к ногам Монарха, признался в грубости своей и просил помилования. Великий государь поднял его сам и, три раза поцеловав в голову, сказал: ты не виноват ни в чём, друг мой; и я обязан ещё благодарностию тебе за твой ответ и искусство твоё. И определил ему годовую до смерти его пенсию».
