Восьмая глава из цикла «Мир в 2050 году» — о том, что европеоидная раса находится на пороге уничтожения. Эту статью эколога Юрия Шевчука комментируют писатель Андрей Столяров.
К середине нынешнего столетия в мире останется примерно 450 миллионов европейцев, и половина из них будет старше 50 лет. Это составит всего лишь примерно пять процентов населения планеты. В таком случае можно ли будет говорить о европеоидах как о расе?
Стою у моих домашних книжных полок. Ищу то, что написано не европейцами. «Речные заводи» Ши Най-Аня. «Записки о кошачьем городе» Лао Шэ. Сборник японской фантастики. Сказки народов мира. Пара-тройка «цветных» авторов из США. Рабиндранат Тагор…
Понимаю, сейчас мой китайский коллега смотрит на книги у себя дома и из русской литературы находит только переводного Достоевского. А ещё понимаю, что книги любимого, лучшего, на мой взгляд, из ныне живущих русского поэта Бахыта Кенжеева я поместил в разряд написанных европейцами:
Я почти разучился смеяться по пустякам,
как умел, бывало, сжимая в правой стакан
с горячительным, в левой же нечто типа
бутерброда со шпротой или солёного огурца,
полагая что мир продолжается без конца,
без элиотовского (так в переводе) всхлипа.
И друзья мои посерьёзнели, даже не пьют вина,
ни зелёного, ни креплёного, ни хрена.
Как пригубят сухого, так и отставят. Морды у них помяты.
И колеблется винноцветная гладь, выгибается вверх мениск
на границе воды и воздуха, как бесполезный иск
в европейский, допустим, суд по правам примата.
На компьютере тихий вагнер. Окрашен закат в цвета
побежалости. Воин невидимый неспроста
по инерции машет бесплотным мечом в валгалле.
Жизнь сворачивается, как вытершийся ковер
перед переездом. Торопят грузчики. Из-за гор
вылетал нам на помощь ангел, но мы его проморгали.
Я часто не знаю, к какой культуре отнести того или иного писателя, художника, режиссёра… Сергей Параджанов — европейский кинорежиссёр? А Александр Рехвиашвили, снявший удивительный фильм «Грузинские хроники XIX века»?..
В то же время я помню о вымученном «расцвете национальных литератур» в СССР. Там даже выходил литературный журнал «Дружба народов», специально для публикаций «национальных авторов», который было невозможно читать и который называли в обиходе «братской могилой», настолько в нём почти всё было скучно, вторично, бездарно, зато идеологически правильно.
Время от времени, в целях расширения кругозора, я смотрю так называемые «художественные» фильмы индийского «Болливуда». Они напоминают чем-то журнал «Дружба народов». Их смешно и немного стыдно смотреть — люди ведь стараются…
Да, большинство того, что мы наблюдаем в искусстве неевропейских наций, —эпигонство и подражание, переходящее в плагиат, а то и вовсе бездарность. Да, так было всегда, даже когда наций не было — в геопатогенных зонах искусство не развивалось, сравните наскальную живопись пещер Альтамира и Ласко — и пещер Лаас-Гааль (Сомалиленд) и Тассилин-Адджер (Алжир), и вы увидите, что бездарность появилась раньше расогенеза.
Большинство так называемых творческих личностей из того мира, что мы по привычке называем «третьим», хотя и от первого и от второго уже мало что осталось, с нашей точки зрения бездарны. Но пользуются у себя на родине популярностью. Это легко объяснимо, они пишут «для своих», оценивать их произведения с точки зрения общемировой культуры — всё равно, что недоумевать, почему так популярен в криминальной среде роман, написанный на воровском арго. Эти «творческие личности» просто не понимают смысла искусства и оценивают его по степени эмоционального влияния на зрителя (слушателя). А раз так, то и Болливуд сойдёт — «народу нравится»!
Возможно, положение дел изменится. Нельзя не видеть поступательный литературный процесс в Сенегале, Японии, Корее, развитие живописи в Китае (очень интересны работы Чжан Сяогана, Чжао Учао, Цзэн Фаньчжи, Тянь Хайбо, Лю Е, Лю Сяодуна и многих других), кинематографа в Иране… Даже в Индии, кроме Болливуда, есть артхаусное кино, тоже, правда, вторичное и эпигонское (например, «Крылья»)…
Я не могу сказать с уверенностью, что с исчезновением европейцев исчезнет смысл искусства. Но то, что его задачи резко изменятся и оно потеряет намного больше, чем приобретёт, — это, на мой взгляд, неоспоримый факт.
Почему европеоиды исчезнут? Думаю, вследствие той самой «забастовки в ноосфере», о которой писал Тейяр де Шарден. Наконец-то, осознание противоречия между моральными ценностями и повседневной практикой жизни как способа существования белковых тел проникнет в массовое сознание. Люди больше не захотят рожать беззащитных детей на муки этого мира. Тем более мир будет становиться всё хуже и опаснее с каждым днём.
Уже сейчас мы можем проследить закономерность: чем умнее человек, тем меньше у него детей. Вскоре умных станет так много, что Землю унаследуют дети тех, кому избыток серотонина помешал развить интеллект. Ничего не имею против, пусть потом мучаются в этом земном аду. В конце концов, это был их личный выбор.
Европейцы уйдут, потому что в нашем земном аду можно быть либо господином, либо рабом. И обе эти роли одинаково постыдны, и обе они ограничивают свободу личности. Европейцы сами отказались от господства, не пожелав платить за него свободой. Но не нашли в себе сил уйти из этого мира — окончательно, самостоятельно и добровольно.
Как же произойдет исчезновение европейцев? Если правительства стран не будут планомерно готовить смену национального состава, то есть фактически работать как ликвидационные комиссии, то процесс пойдёт, как и пори прочих исчезновениях народов и рас — исключительно силовым путем. Стариков-европейцев просто перебьют поодиночке, якобы случайно, чтобы не путались под ногами и не требовали пенсионного обеспечения. Молодых европейцев будут избивать и насиловать в общих школах толпой. Вряд ли кто из последнего поколения европейцев доживёт до шестнадцати.
Собственно, это уже происходило — в бывших советских республиках, а сейчас происходит по всему западному миру, везде, где европейцы оказываются в меньшинстве.
Бывают, правда, периоды толерантности по отношению к белым — когда польза от них велика и из-за этого можно временно не проявлять к ним агрессивность и презрение. Допустим, на курорты в мусульманских странах пока не врываются дикие толпы насильников. Но, думаю, это временно. По мере ухудшения общего состояния жизни начнётся рост фундаментализма и очередной пророк заявит, что деньги гяуров сынам истинного бога ни к чему, а вот их кровь вполне пригодится.
В общем, я рад, что умру ранее, чем вместе с последними белыми, забиваемыми камнями на площадях европейских столиц.
Как всё это соотносится с эволюционным направлением на создание разумной формы жизни, максимально ускоряющей процесс энтропии, и с осознанием человечеством себя как «полуфабриката» эволюционного тупика?
Думаю, опасность того, что Землю захватят враждебные европейцам сообщества, заставит европейцев ускорить развитие методов генной инженерии, чтобы создать новое разумное существо.
Об этом уже писал Стивен Хокинг. Существо это будет способно жить где угодно — на дне океанов, на Марсе, в межзвёздном пространстве. Оно будет свободно от необходимости убивать, чтобы жить самому и поэтому не станет испытывать муки совести за каждый прожитый день, оплаченный чужой кровью. Эти существа, сверхлюди — или искины, искуственные интеллекты — покинут планету и будут заниматься делами всей Солнечной системы и в перспективе — и всей нашей галактики Млечный Путь.
А Земля? Что ж, на ней осуществится пророчество: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф. 5, 5). Правда, деградировавшую, изъеденную, превратившуюся в настоящий постапокалиптический ад…
Комментирует писатель Андрей Столяров:
— Гибель Европе предрекали множество раз. Самым известным пророчеством стала книга Освальда Шпенглера, опубликованная в 1918 году и возвестившая это уже своим броским названием — «Закат Европы».
Шпенглер полагал, что Европа гибнет, потому что она утратила трансценденцию (душу): творческая культура её превратилась в механическую цивилизацию, которая в принципе не способна к развитию. Главным же признаком европейской агонии Шпенглер считал Первую мировую войну — бессмысленную многолетнюю бойню, унёсшую жизни десятков миллионов людей.
Труд Шпенглера стал бестселлером и породил бесчисленное количество подражаний. Тем более что пессимизм немецкого философа, казалось, оправдывался: всего через двадцать лет после первой мировой гекатомбы разразилась вторая, война 1939 — 1945 годов, а короткий интервал между ними был заполнен множеством региональных конфликтов.
Однако вопреки всем прогнозам, Европа не только не умерла, но, как будто очистившись в этих катаклизмах от зла, начала грандиозный проект — построение нового мира. Предполагалось, что будет создана совершенно иная Европа — без внутренних политических и торговых границ, столетиями разделявших нации, Европа с единой экономикой, с единым правовым пространством, Европа, где не будет более войн между народами и где каждый европеец, в какой бы стране он ни жил, будет чувствовать себя свободным и защищённым.
Более полувека, с момента возникновения в 1951 году «Европейского объединения угля и стали», Европа упорно, преодолевая все трудности, двигалась к намеченной цели. И в начале XXI века уже можно было сказать, что эти усилия увенчались успехом: действительно, было достигнуто «согласие в многообразии» (таков официальный девиз ЕС), возник и утвердился в глобальном пейзаже Европейский Союз, единый европейский дом для всех европейцев. Евросоюз сразу выдвинулся на авансцену мировой политики и экономики: 28 стран, 500 миллионов человек, первое место в мире по ВВП, согласованное мнение по многим международным проблемам. В глобальном пространстве, помимо Соединенных Штатов, появилась ещё одна сверхдержава, причём, в отличие от США, вовсе не стремящаяся к мировому господству.
На какое-то время Европа стала примером для всего человечества. Выяснилось, что европейские ценности — уважение человеческого достоинства, верховенство закона, уважение прав и свобод человека, свобода слова, толерантность, индивидуализм, солидарность и мультикультурализм — не являются абстракцией кабинетных философов. Они могут быть реализованы в государственной практике. Европейская «Конвенция о защите прав человека и основных свобод», вступившая в силу ещё в 1953 году, выразила эти принципы на юридическом языке, и постепенно они стали поддерживаться и охраняться всей европейской судебной системой.
Многим тогда казалось, что найдена, наконец, форма гражданского и государственного бытия, способная создать гармоничное, свободное и толерантное общество. Общество, избавленное от насилия, общество взаимной доброжелательности, общество, где защита прав каждого является гарантией прав всех.
Конечно, сейчас Европа находится в кризисе. Она совершила две, на мой взгляд, очевидных ошибки, которые к этому кризису привели.
Первая — в том, что не была сформирована национальность «европеец». Конструкторы объединенной Европы поставили телегу впереди лошади: создав единое экономическое пространство — единую валюту, единый рынок, единые тарифы на всё, — они не создали единой общеевропейской идентичности. Им, видимо, это в голову не пришло. Или, возможно, они полагали, что подобная идентичность на основе экономического единства возникнет сама собой.
Результаты оказались плачевными. Социологические опросы («Евробарометр»), регулярно проводимые в странах ЕС, показывают, что национальная идентичность в Европе пока ещё явственно доминирует над идентичностью европейской. Причём самое интересное в этих опросах то, что европейцами в значительно большей степени считают себя албанцы, румыны, литовцы (а также, добавлю, участники Евромайдана на Украине), нежели традиционные европейские нации — англичане, немцы, французы.
Это, кстати, самым непосредственным образом сказывается и на экономике, особенно если она находится в кризисной ситуации. Зачем европейцы должны помогать европейцам, понятно: «мы — единый народ». А вот зачем немцы должны помогать грекам, которые просто «проели» бюджет страны, — это трудный вопрос.
Вообще говоря, единственными «настоящими европейцами» являются сейчас брюссельские бюрократы, получившие наибольшую выгоду от этого объединения.
В определённом смысле нынешняя Европа повторяет состояние Австро-Венгерской империи конца XIX столетия, где при всем внешнем державном блеске не существовало национальности «австриец». Никто даже не пытался её сформировать. Упор тоже делался на конфедерацию наций. И потому при первом же серьёзном кризисе, вызванном мировой войной, величественная империя легко, «как глиняный горшок», развалилась на части.
Вторую ошибку Европы, как мне представляется, породил всё тот же до конца не изжитый ею «имперский синдром». Как только распался СССР, Евросоюз поспешно, не думая о последствиях, «заглотил» более десятка бывших социалистических восточно-европейских стран, осуществив тем самым рискованное «имперское расширение». При этом ЕС не только перегрузил себя их слабыми экономиками, согласовать которые с европейским экономическим механизмом было достаточно тяжело (по-настоящему этого не удалось до сих пор), но и разбавил мировоззренческую палитру Европы провинциальным национализмом стран Прибалтики (Латвии, Эстонии и Литвы) и опять-таки не изжитым ещё до конца «имперским синдромом» Польши.
А в довершение ко всему — потоки беженцев, хлынувших в Европу из стран Третьего мира. Эти люди не хотят ни ассимилироваться, ни даже чисто технически встраиваться в европейскую жизнь, напротив — они создают по всей Европе собственные этнические анклавы и всё настойчивей требуют, чтобы именно европейцы подчинялись национальным и религиозным законам беженцев,.
Кризис, несомненно, серьезный.
Однако развития без кризисов не бывает.
Более того, уже просматривается выход из тупика — тотальная роботизация, которая освободит европейцев от необходимости импортировать низкоквалифицированную рабочую силу.
Если же Европа всё-таки не устоит, ну что ж, можно вспомнить историю.
Вероятно, византийские интеллектуалы XIV–XV веков, видя, как сжимается территория империи под натиском варваров и османов, тоже вздыхали, что цивилизованный мир гибнет, они — последние, дальше — лишь дикий мрак.
Константинополь действительно пал, но сразу же после этого начался быстрый подъём европейской цивилизации. И не последнюю роль в этом сыграли те византийские интеллектуалы, представители науки, промышленности, искусства, которые переселялись из агонизирующей Византии в Европу. Зёрна культуры упали на плодородную почву.
Нынешним европейцам тоже есть, где спасаться. К востоку от Европы лежат необозримые земли России…
