Кемеровская трагедия заставляет вспомнить случаи из собственной жизни. Разве каждый из нас не сталкивался — и не раз! — с разгильдяйством, жадностью, показухой, которые напрямую вели к преступлению?
Судьба не раз преподносила мне приятные сюрпризы — усаживала в мягкие кресла в уютных кабинетах, а я по прошествии двух-трёх лет пахоты на все сто пятьдесят процентов, взбрыкнув, освобождал и место, и кабинет. Добровольно. Иной раз без видимой (со стороны) причины. И оказывался на улице. Перед семьей оправдывался стишками: «Совесть может быть негромкой, // может в знак протеста // взять и вытолкать с котомкой // с тёпленького места…»
Так, в середине 1990-х, плюнув на высшее гуманитарное образование и занимаемые должности, овладел полной романтики, настоящей мужской профессией — монтажника железобетонных и стальных конструкций. И подался на Крайний Север — зарабатывать на квартиру и нормальную жизнь. Впрочем, о «северах» чуть позже.
Начинал я трудовую биографию шестнадцатилетним подростком со слесарей на Ленинградском станкостроительном заводе имени Свердлова. Там-то и узнал, что такое штурмовщина.
В последние несколько дней месяца с утра до позднего вечера собирали мы «макеты» станков. Первого числа комиссия подписывала акт приёмки, второго — «макеты» разбирались, и ещё две недели станки «дособирались» — параллельно со сборкой станков текущего месяца. И так из года в год. Однажды я по наивности предложил начальнику цеха:
— Давайте провалим один план, зато потом никакой штурмовщины!
— Да работяги, оставшиеся без премии, которая составляет большую часть зарплаты, тебя по стенке размажут, — взвинтился начальник. — А мужьям ещё и жены помогать будут. Кто семьи кормить будет? Ты? Ну, понятное дело, к чёртовой матери полетит всё руководство — и цеха, и завода, и района. Но главное даже не в этом. Не пройдёт и полгода, и мы вновь будем штурмовать план.
Прошло не полгода — четверть века. Однажды в Кировской области на деревоперерабатывающем комбинате в «самоварный» (изготовленный без всякого соблюдения технологий) бак бездумно было подано сверхвысокое давление — днище вылетело с такой силой, что проломило стену в полтора кирпича толщиной. По чистой случайности никто не пострадал.
Обеспокоенное происшедшим начальство тотчас же привело в порядок документацию по технике безопасности. Рабочих принуждали задним числом подписываться под якобы проведёнными инструктажами.
— Пётр Иванович, — сказал я, — вы же прекрасно знаете, что в девяносто девяти случаях из ста мы вынуждены — кстати, с вашего молчаливого согласия — нарушать технику безопасности. Я не стану подписываться!
— Тогда пиши заявление на увольнение — я не имею права допускать тебя до работы.
Вот и весь разговор.
На Ямал я попал через несколько лет после страшной трагедии на одном из ГП (газовом промысле). Официальной информации о ней до сих пор — никакой. Стал разыскивать очевидцев, записывать их воспоминания. Рассказы были противоречивы. Одни говорили: погибли человек семьдесят пять. Другие — больше ста. Думаю, истинную цифру не назовёт никто. Разве регистрировал кто-то, скажем, заночевавших в вахтовом городке залётных «водил»?..
В результате аварии на трубопроводе началась утечка газа. Сильный ветер придавливал газ к земле, им заполнилась лощинка, где находился жилой городок. (Для него место специально подбирали в затишке). Чтобы произошло возгорание газа, достаточно было кому-то щелкнуть выключателем… Пламя захлестнуло городок. Оно просто слизывало людей, нагоняло убегающих. Вахтовый посёлок сгорел.
— Причины аварии? — риторически вопрошал один из моих респондентов сварщик Виктор Иванов. — Да всё те же: брак, халатность, несоблюдение технологий, авралы, вызванные желанием выполнить и перевыполнить план, сдать объект. А как у нас сдаются объекты? «Ага, ты не подпишешь акт приёмки? Подпишет кто-то другой, с ним-то мы и выпьем за сдачу-приемку!» Главное, побыстрее отрапортовать и получить — когда премии, когда награды. А как соблюдаются технологии? Приносят мне какие-то детали: «Васильич, свари». Спрашиваю: «Что это будет?» — «А тебе какая разница?» — «Как это, какая?! Я уже однажды сварил неизвестно что -— рвануло так, что оператор со страху на ёлку залез. Час снять не могли! Нет, — говорю, — вы мне, пожалуйста, сертификат дайте, укажите марку электродов, и я вам хоть хобот слону приварю, если такая операция предусмотрена вашей технологией».
Через месяц после пожара промысел уже работал.
— Начальнику докладывают: приборы зашкаливает, — продолжает рассказывать Васильич. — Начальник приказывает: «Отключить приборы! Родине нужен газ!» Газ стали качать напрямую… А я? Я попал в немилость. Пришлось уволиться. О чём нисколько не жалею. Сколько можно сидеть на бочке с порохом?!..
…В стране сменился не только политический строй, но и нравственные ориентиры. Во главу угла светлого будущего (или настоящего) поставлено материальное благополучие. Любой ценой! А между тем, для нормальной жизни, оказывается, не так много и надо. Далеко не все, даже в министерских и губернаторских кабинетах, к сожалению, это понимают. Тем более те, кто «из грязи в князи». Теперь все вопросы решаются либо в приказном порядке: («Кто здесь хозяин?!»), либо рублём, иной раз в долларовом или евро эквиваленте. И взбрыкивать — пустое и неблагодарное дело.
После трагедии в Кемерово в очередной раз хочется до исступления вопрошать: «Сколько можно сидеть на пороховой бочке?!» Боюсь — риторически…
