Как так вышло, что тысячи русских в постсоветской Эстонии оказались «русскоговорящими» и «негражданами»? Этот вопрос и сегодня волнует многих по обе стороны российско-эстонской границы.
Владимир Вайнгорт — доктор наук, известный советский экономист, до 1993-го вице-канцлер Министерства экономики Эстонии — придумал и ввёл в обиход другой термин — «русское этноязыковое подмножество». Вероятно, это определение и вправду более корректно, чем ставшее уже привычным «русскоговорящие». Впрочем, важнее другое: уровень жизни представителей русского сообщества значительно ниже, чем у эстонских граждан. Как и почему такое возможно в стране, которая является членом Евросоюза?
— Владимир Леонтьевич, как по-вашему, Эстония — страна демократическая?
— Без всяких сомнений. Хотя и с большим количеством проблем.
— Но тогда все граждане этой страны должны иметь равные права. А между тем этнические эстонцы имеют прав больше и живут гораздо лучше этнических русских. С чем это связано?
— С тем, что государство конституировало значимость эстонского языка, перекрыв тем самым целый ряд информационных потоков для тех, кто им не владеет. В жизни это создает массу проблем. Допустим, вы покупаете в аптеке лекарство. К нему приложено оригинальное объяснение на языке страны, где оно выпущено, и плюс, — перевод на эстонский. Но если вы им не владеете, то просто не можете понять, как принимать этот препарат.
— Это бытовые проблемы, которые худо-бедно решаемы, а как быть с теми, кто не знает государственного языка, а потому не может занять должность в системе власти, работать в госслужбах?
— Человек, желающий самоутвердиться, работая в госслужбе, язык выучит. Но многие и не собираются делать государственную карьеру, а зарабатывать деньги бизнесом можно, не зная эстонского. Вот первый попавшийся пример: я знаю двоих парней-молдаван, которые очень хорошо кладут камины. У них очередь на полгода вперёд. Они работают в эстонских, русских, еврейских семьях, и при этом им совершенно не обязательно вести беседы с заказчиками, то есть не нужно тратить силы на то, чтобы учить эстонский. Даже при том, что государство старается им помочь: открывает курсы, издает учебники… Так что, кто хочет выучить язык, тот учит. А кому это не надо, обходится так.
— Значит, вы считаете, что эстонское государство делает достаточно, чтобы уравнять людей, знающих и не знающих государственный язык?
— Да оно и не ставит перед собой такую задачу! Как не ставит её ни одно государство в мире. В США есть целые районы, где общаются только по-русски. Правда, для огромной Америки, скажем, 20 тысяч русских, не говорящих по-английски, — пустяк. А для крохотной Эстонии — проблема. Многие родившиеся здесь молодые люди должны знать эстонский по определению, а они, выражаясь молодёжным сленгом, забили на это дело. Они учат английский, потому что намерены получить образование в европейских странах и потом работать в Финляндии, Дании, Швеции… Эти ребята совершенно не связывают свою жизнь с Эстонией.
— Но почему?
— Потому что они из Атлантиды.
— Простите, не поняла…
— Сейчас объясню. Когда-то большинство из нас приехали сюда из других регионов СССР. Здесь развивалась эстонская среда, но мы не были в неё включены, так как принадлежали к структурам, имевшим иной уровень сложности — помните: «Мой адрес — не дом, и не улица/ Мой адрес Советский Союз»? И когда Эстония вырезалась из Союза, огромное количество — почти 40 процентов населения, — сидя на своих диванах, стали эмигрантами. Причем у них не оказалось государства происхождения. Их, и моя в том числе, страна — как Атлантида. Она ушла незнамо куда. И таких, как я, только здесь, в Таллине, почти 200 тысяч…
— Давайте, Владимир Леонтьевич, вернёмся к вопросу о языке. Как ни крути, значительная часть населения страны не говорит по-эстонски. Более того, многие просто не в состоянии его выучить. Ну, и что этим людям делать? В Таллине, где более или менее есть работа, ещё можно как-то устроиться. А куда податься жителю Кохтла-Ярве? Продавать на рынке салаку?
— Почему же обязательно салаку? Он может работать на сланцевом предприятии или стать специалистом в сфере информационных технологий, где сегодня достаточно высокие зарплаты. Образование в Эстонии бесплатное, так что получить его здесь вполне возможно…
— IT, разумеется, дело хорошее, перспективное. Но, не говоря уже о том, что не каждый способен осилить данную специализацию, существует не менее серьёзный вопрос. Русских изданий в Эстонии — раз, два и обчёлся. А значит, не читая по-эстонски, человек просто выпадает из информационного пространства.
— Я бы так не сказал. Имея интернет и ТВ, говорящие по-русски люди совершенно не чувствуют себя обделёнными. Живя в Кохтла-Ярве, они смотрят российские телеканалы, выписывают российские газеты и при этом чувствуют себя абсолютно комфортно. Так как их мало интересует Эстония, они — люди русского политического ареала. Так чем им плохо живётся? Да, они не ходят в театр, потому что в эстонском ничего не поймут, а русский театр не всех устраивает. Но, если вы — театрал, то берёте за 14 евро билет на автобус и едете в Петербург.
Поймите, языковые проблемы, которым уделяется так много внимания, на деле не имеют особой остроты. Мы не можем говорить о языковой дискриминации — эстонское государство как может, так и старается. Другой вопрос — мы на его старания хотели чихать… Но это наш выбор, а не государства.
— И в результате вырисовывается грустная картина: молодёжь массово уезжает из Эстонии, остаются старики, которых скоро некому будет кормить. Вы же сами в одном из последних интервью говорили, что за последние 17 лет число молодых эстоноземельцев упало на 24 процента, а пожилых стало больше на 62. Боюсь, при таком раскладе будущее Эстонии весьма печально…
— Я бы так вопрос не ставил. Во-первых, это проблема не только Эстонии. А во-вторых, обязательная сторона отношений между человеком и государством — налоги. Если я их честно плачу, то есть исполняю свои обязательства перед государством, оно поступает так же — бесплатно меня лечит и платит мне пенсию. И между прочим совсем не такую уж маленькую — примерно 40 процентов от средней эстонской зарплаты, то есть около 400 евро. Два живущих вместе пожилых человека получают 800 — деньги, на которые можно прожить. При этом мы не можем говорить, что государство заботится о пенсионерах по этническому принципу, эстонцы получают ровно столько же, сколько русские. Я могу назвать вам сотню местных «эстонских» проблем. Но при этом, согласитесь, в стране нет социальной напряжённости. А государство, в котором её нет, можно по праву считать счастливым.
— Счастливым? А как же серые паспорта?
— Ну и что? Попробуйте-ка их у этих людей отнять!
— Вы хотите сказать, что такой документ их устраивает?
— Конечно. Если не всех, то многих, кому он позволяет безвизово ездить и в ту, и в другую сторону. Как в Россию и далее по СНГ, так и в Евросоюз.
— Да, но, не будучи гражданами страны, люди не имеют права голосовать на выборах!
— Уверяю вас, они из-за этого не сильно переживают… Многие не голосуют, имея для этого все права. Конечно, если говорить серьезно, в этой ситуации действительно присутствует дискриминационный момент, и эстонское правительство пытается как-то решить проблему. Но, думаю, серые паспорта исчезнут вместе со своими владельцами. Да и сейчас этот вопрос не казался бы настолько острым, если бы вокруг него не нагнетались страсти. Для основной массы населения, особенно для молодёжи, этой проблемы не существует.
— Не стану с вами спорить, но в Эстонии сегодня появилась тревожная, на мой взгляд, тенденция — люди все чаще вспоминают СССР с придыханием…
— Да, я таких тоже знаю.
— Тогда скажите, как на ваш взгляд: независимость Эстонии — это шаг вперёд или назад?
— К началу 1980-х Советский Союз вышел на такой уровень сложности экономики, что централизованное управление стало неэффективным. В Эстонии, кстати, была попытка решить эту проблему — экономисты разработали систему республиканского хозрасчёта. Авторы совсем не думали о скором выходе из состава СССР, но их идея экономического дифференцирования СССР неизбежно повлекла бы за собой некоторые политические изменения.
— Значит, развал Союза был неизбежен?
— Советская система взорвалась, потому что она не соответствовала уровню своей же сложности. И тут надо учитывать, что право на выход республики из состава СССР было прописано в двух статьях Конституции СССР, то есть речь вообще не шла о революции! Так что не случилось ничего странного. Произошёл естественный эволюционный процесс изменения институтов.
— И сколько десятилетий понадобится, чтобы Эстония, получив независимость, окрепла?
— Что значит — окрепла? Она и сейчас крепкая. Скажу вам больше: из всех постсоветских республик только две страны — Эстония и Латвия — имеют очень высокий потенциал для развития. И знаете, почему? В них идёт постоянная смена властных элит. Да, этот процесс имеет массу шероховатостей. Но, тем не менее, он очевиден: у власти были одни люди, им на смену пришли другие, которых, скорее всего, очень скоро сменят какие-то третьи…
— И население страны должно терпеливо ждать, когда эти самые «третьи» выведут Эстонию на высокий экономический уровень и решат серьёзные социальные вопросы?
— Видите ли… Был такой русский философ — Чаадаев, которому принадлежит очень важная мысль: социальная терпимость должна проявляться и к тем, кто сам отрицает терпимость.
— Иными словами, каждый человек обязан проявлять толерантность по отношению к другим, в том числе и к власти?
— Да. Но, к сожалению, это не всегда и не везде удаётся…
