Скромный король теневой экономики

Эта детективная история произошла давно. Но актуальна и сегодня. Обычный стоматолог Аркадий Глоот стал миллионером, главой крупнейшей в Ленинграде подпольной ювелирно-антикварной фирмы. 

 Вы так прекрасны — это флюс! 

Весной 1967-го в зубоврачебном кресле дежурного хирурга Глоота оказался ничем не примечательный гражданин с раздутой щекой. Заполняя медицинскую карту, доктор отметил для себя два пункта: место работы пациента Ибрагимбека Халилова — «Русские самоцветы», профессия — огранщик. Это было удачей.  

Врач сделал всё, чтобы пациент остался доволен. В ход пошли дефицитный импортный наркоз, извинения за причиняемые неудобства, предложение привести весь рот в порядок. Когда же благодарный больной попытался положить в карман белого халата банальную десятку, Аркадий Львович решительно отказался. За что?! Это же его работа! Но если товарищ Халилов позволит обратиться с маленькой просьбой… Нельзя ли удалить скол на бриллианте? Риск при выполнении левой работы будет оплачен особо…  

Дня через три Ибрагимбек вернул заказчику отреставрированный камешек, и Глоот не только заплатил за пустяковую работу 100 рублей, но и пригласил его поужинать в «Метрополе». 

После многочисленных «За встречу!», «За здоровье!» и «За мужскую дружбу!» Аркадий Львович начал осторожно расспрашивать Ибрагимбека, как тому работается, сколько платят, не бывает ли краж на фабрике… Халилов, пьяный-то пьяный, но среагировал моментально. Хотя почему, собственно, ему было и не рассказать другу, что заполучить любой камень, в общем-то, не сложно? Существует метод наращивания. Что это значит? Элементарно! Маленький осколочек в процессе огранки можно подменить на большой. Внутризаводская охрана налажена не ахти как — они больше чаи распивают, чем контролируют. Вопрос в другом — как вынести камень за ворота? 

По мнению Аркадия Львовича, проблема транспортировки была легко разрешима. Глоот кем работает? Так что ему стоит высверлить в зубе аккуратненькую дырочку под любой размер! Дальнейшее-дело техники. Кусочек пластилина в дупло, на него бриллиантик — и вперёд. В случае чего можно подцепить камешек языком и проглотить. При этом он готов отстёгивать за каждый карат рублей по пятьсот, не меньше… 

О чём тут, спрашивается, было долго раздумывать? И высокие договаривающиеся стороны заказали ещё по сто пятьдесят. 

 Бабушка Роза — эмблема печали 

Прадед Аркадия — Наум Вавич был купец II гильдии. В его магазин на Александровском рынке не брезговала наезжать избранная публика. Покупала браслеты примадонна оперетты Тамара (Наталья Ивановна Митина-Буйницкая), поражавшая публику не столько своим меццо-сопрано, сколько бриллиантовой, во всю грудь, стрелой. Барон Штиглиц, не торгуясь, выложил восемь тысяч за екатерининскую табакерку с сапфирами и огромным алмазом. И даже сам городской голова Иван Толстой, известный в городе нумизмат, нет-нет да и заглядывал к Науму Вавичу. 

Всё это хорошо помнила бабушка Роза Наумовна, которая с пелёнок воспитывала Аркашу Глоота. Не забыла она и того, как фамильные ценности, завёрнутые в промасленную бумагу и клеёнку, пришлось, спасая от конфискации, притопить в речке Монастырке. И как, достав заветный свёрток лет через пять, снова прятать, чтобы соседям по коммуналке не попался на глаза явно не пролетарский вензель на вилках…  

Немало претензий имела к народной власти бабушка Роза Наумовна. Но пуще товарищей ненавидела она подлеца Лёвку, Аркашиного папашу, который вогнал в гроб её дочь да ещё испоганил ребёнку биографию своей дурацкой судимостью за копеечную растрату в задрипанной бане. 

Наставляя вечерами внука на путь истинный, бабушка Роза без устали повторяла, что ребёнок, если он не желает стать похожим на босяка Лёвку, должен учиться. 

Златая цепь на зубе том 

Тем не менее в мединститут Глоот поступил лишь благодаря тому, что пришлось продать кое-что из бабушкиных драгоценностей и дать нужному человеку на лапу немалую сумму. Зато Аркадий на всю жизнь запомнил, как дорого ценится старинное золото. Одновременно он усвоил и другой урок. Чем громче будешь кричать «Ура!» на первомайских демонстрациях, тем позволительнее тебе становятся маленькие шалости. Комсоргу курса Глооту действительно прощалось многое — и  купленный у знакомого моряка галстук с попугаями, и скандально обнаруженная связь с замужней аспиранткой, и даже мелкая фарцовка возле гостиницы «Европейская». 

По окончании института его не отправили в Тмутаракань, а распределили в поликлинику неподалеку от места прописки. Глоот уже был членом КПСС, и во многом благодаря этому он вскоре переехал из многонаселенной коммуналки в отдельную квартиру, которую ему дали в новенькой панельной пятиэтажке как молодому специалисту. Полученных от блатных пациентов червонцев с избытком хватало на такси, котиковую шубу для аспирантки, на которой пришлось -таки жениться, и ежегодный отпуск в крымском санатории. 

Жизнь катилась как по маслу. Но Аркадий Львович тосковал. Его манила Америка… Только там можно не хапать жалкие подачки, а зарабатывать настоящие деньги, вставляя миллионерам платиновые коронки. Можно, не опасаясь вопроса «на какие доходы?», купить автомобиль. Загорать на Майами. Целовать не худосочных медсестер в процедурной, а роскошных женщин в пятизвёздочных отелях…. 

Но не уезжать же с пустыми руками! Глоот стал прикидывать, как бы ему сколотить какой-никакой капитал. И тут, будто по заказу, в его кресле появился мающийся флюсом Ибрагимбек Халилов… 

 Та золотая проходная 

Первый бриллиант, вынесенный с завода Ибрагимбеком, был неважнецким. Аркадий Львович рассмотрел его в лупу и заключил: качество среднее. Но, не торгуясь, отсчитал 700 рублей — для затравки. И лишняя трата не стала пустой. Камень был в тот же вечер перепродан за 900 рублей заведующему отделом магазина «Рыба–мясо» на Лесном проспекте. 

Впрочем, Глооту важна была не выручка. Главное, у Ибрагимбека появился стимул развернуться в полную силу. Чтобы облегчить процесс наращивания, он додумался подкормить, а вернее, подпоить сменного мастера. Каждую субботу гуляли сотоварищи в центровых ресторанах. Без счёта бросали в оркестр трёшки и пятёрки. Снимали у таксистов возле Гостиного двора дорогих девочек. 

Аркадий Львович не одобрял в душе подобного времяпрепровождения. Но у него имелась более серьёзная забота. Количество бриллиантов в жестянке из-под зубного порошка «Мятный» увеличивалось день ото дня — пора было налаживать рынки сбыта. И необходимый человек вскоре объявился. 

Был у Аркадия Львовича старый, еще институтский приятель Сеня Агеев. Отбарабанив по распределению положенный срок в провинции, он вернулся в Питер и открыл частную практику. Ставил золотые коронки директорам магазинов, инспекторам торговых трестов… А так как количество клиентов быстро росло, постоянно нуждался в исходном материале для работы. 

Глоот вызвался помочь. Так в фирме появился новый сотрудник — рабочий с «Русских самоцветов» дядя Костя. Мастеров такой квалификации не набралось бы в стране и десятка. В двадцать минут он мог без разогрева выгнуть из золотого листа фигуру самой причудливой конфигурации. На заводе он работал давно, репутацию имел отличную. Поэтому-то на его станке списание металла на пыль зачастую проводилось без взвешивания — верили на слово.  

И поплыли с ювелирного завода золотые пластинки. Не в зубах, конечно. Были у дяди Кости на заметке другие способы, благо охрана к нему не слишком придиралась. 

Предприятие Глоота крепло и расширялось. Ювелиры старались не щадя сил. Сеня Агеев, ставя мосты, предлагал клиентам камешки по дешёвке. А неутомимый Аркадий Львович вёл бухгалтерию и изыскивал новые резервы для наращивания оборота фирмы. И тогда  он вспомнил бабушкину науку. Антиквариат. Вот на чём можно разбогатеть по-настоящему! 

 

Почём копии для народа? 

У Аркадия Львовича имелось ещё одно ценное качество: он умел работать с кадрами. 

Взять, к примеру, найденного Глоотом ювелира Жору Лифшица, редкого умельца. Тот тихо сидел себе в ремонтной мастерской, заплавлял разорванные цепочки, чинил замки на грошовых серёжках и ничем не выделялся из коллектива. А дома, в свободное время, рассматривал альбомы старых мастеров. И потихоньку кропал по этим образцам настоящие шедевры. Даже близко знавшим его людям в голову не могло прийти, что в коробочке из-под монпансье, спрятанной в шкафу под стопкой постельного белья, лежат изделия, которые не всякий антиквар отличит от подлинных. 

С Жорой Аркадий Львович познакомился случайно, когда тот внимательно рассматривал выставленную в витрине комиссионного магазина на Невском проспекте бронзовую фигурку неизвестного мастера XIX века. Разговорились. Встретились ещё раз. Посидели, выпили. Жора показал свои работы Глооту. Тот, с первого взгляда оценив перспективы, предложил наивыгоднейшие условия. Ударили по рукам. И фирма «Глоот и К°» обогатилась ещё одним ценным кадром. 

Для начала были скопированы вещицы, доставшиеся Аркадию Львовичу от бабушки Розы Наумовны. Выручить за них можно было бы немалую сумму. Но Глоот решил эту партию попридержать. Для чего? А как же! В недалёком будущем предстоял отъезд в Соединенные Штаты, и Жориному «антиквариату» отводилась в этом мероприятии особая роль. Дело в том, что 35-летний Аркадий Львович не собирался эмигрировать с женой. 

Тут-то и назревала серьёзная проблема. Супруга была не так глупа, чтобы не догадываться о деятельности мужа. Глоот понимал, что просто так она его не отпустит. Достаточно одного звонка куда следует, и ему не то что Америки — век советской воли не видать. Не убивать же «любимую женщину»! Аркадий Львович решил попробовать от жены откупиться. Оптимально для этого подходило бабушкино наследство. Но не расставаться же с фамильными ценностями! Вот Жорины подделки и явились для будущего эмигранта истинным подарком… 

Развод «по согласию» был оформлен через месяц. Аркадий Львович собрал свои вещички и, оставив бывшей жене квартиру, мебель и прочее совместно нажитое добро, отбыл на такси в неизвестном ей направлении. 

Единственное, что он выговорил себе при разделе имущества, — старый натюрморт в золочёной раме. Не то чтобы картина представляла особенную ценность — тяжеленный пылесборник, который того и гляди выломает хлипкую стену пятиэтажки. Поэтому отставная супруга Глоота особенно не возражала. 

 Потребительская картина 

Аркадий Львович переехал к давней своей приятельнице, Нине Фёдоровне. Всё еще привлекательная, она красила губы ярко-морковной помадой, носила слишком короткие платья, обожала индийские мелодрамы и владела приличным частным домом в Озерках. 

Нина Фёдоровна возглавляла небольшой коллектив гастронома, числившегося в торге на хорошем счету. Никаких ЧП. В жалобной книге исключительно благодарности покупателей. Контрольные проверки неизменно отмечали полный ажур по всем статьям. Хотя, собственно, какие вообще нарушения можно было выявить, если директриса о любой ревизии узнавала заблаговременно?.   

В Аркадия Львовича Нина Фёдоровна была влюблена страстно. Высокий, атлетического сложения брюнет, умеющий шепнуть женщине пару не слишком скромных комплиментов, он давно разбил её сердце. Идти рука об руку с любимым человеком — разве это не счастье? То, как тщательно он выбирал место для привезённой старинной картины, давало надежду, что счастье это надолго. И, расчувствовавшись, влюблённая женщина поведала возлюбленному, что жить они, Бог даст, будут припеваючи, ведь у неё для будущего мужа кое-что припасено. И припрятано. 

Хозяйственная и домовитая, она решила этот вопрос чисто по-женски. Не хранила деньги в сберегательной кассе — сколько добрых людей уже погорело на сберкнижках… Нет уж… Нина Фёдоровна предпочитала банки. Обыкновенные стеклянные двухлитровые банки, закатанные металлическими крышками, в которых сторублевки, подобно маринованным огурчикам, могли сохраняться годами. «Консервы» эти не выставлялись, конечно, плотными рядами в кладовке, а закапывались под окном, в палисаднике… 

Аркадий Львович, благодарно поцеловав новую супругу, заметил, что лично у него, к сожалению, кроме картины, ничего ценного нет. И на предложение отдохнуть следующим летом в сочинской «Жемчужине» уклончиво ответил, что там видно будет. 

Глоот ничуть не лукавил. Будущее лето он надеялся провести на Брайтон-Бич. Что же до картины, — на самом деле она стоила дорого.  

Натюрморт, украшавший теперь гостиную Нины Фёдоровны, имел секрет. Нет, то не был замалёванный Ватто, вынесенный из Эрмитажа электромонтёром! Полотно действительно не стоило ни гроша. Но вот рама… Широкая багетная, изготовленная ещё до войны по спецзаказу бабушки Розы Наумовны, она была оснащена неприметной кнопочкой, замаскированной в одном из завитков орнамента. Лёгкое прикосновение, и картина расщеплялась на две части наподобие слоёного пирожка, и между холстом и картоном открывались пустоты. Сама рама — объёмная, выпуклая — тоже была полой. Чтобы содержимое распределялось по всему пространству равномерно, предусматривалось несколько отделений с фанерными полочками, куда легко могло уместиться изрядное количество пакетиков и свёртков. Ну, так чего в сравнении с подобной конструкцией стоили консервированные сторублёвки Нины Федоровны? 

 Наличность кавказской национальности 

Предприятие Аркадия Львовича функционировало без перебоев. Ибрагимбек и дядя Костя снабжали его сырьем. Жора Лифшиц дни напролёт корпел за рабочим столом. Сеня Агеев занимался сбытом. 

Но разве это можно назвать сбытом?! Предложение значительно опережало спрос. Нужен, ох как нужен был разъездной агент, коммивояжёр, имеющий связи на периферии. Сеня рекомендовал шефу своего двоюродного брата Феликса, который имел налаженные контакты в южных республиках. 

Для начала Глоот передал Феликсу по описи несколько не самых дорогих вещей. И, получив командировочные, новый торговый агент вылетел к своему знакомому в Гудауту. 

Результат превзошёл самые смелые ожидания. За два бриллианта закупочной стоимостью полторы тысячи рублей, Феликс выручил 4300. Золотая брошь с алмазами и такое же кольцо, оценённые директором фирмы в 5600 рублей, ушли в Сухуми за 12470. А пять пар серёжек с мелкими розочками принесли чистой прибыли от 800 до 900 рублей каждая. Это была победа. 

Отныне деньги сыпались в руки Аркадия Львовича как манна небесная. К осени 1970-го его капитал исчислялся уже шестизначной цифрой. Но как его вывозить? Да и кому вообще за океаном нужны советские рубли! 

Курс американской валюты в СССР уже много лет не поднимался выше 60 копеек за доллар. Проведя несложные арифметические действия, Глоот давно вычислил, что за свои кровные мог приобрести во Внешэкономбанке — страшно сказать! — почти полмиллиона «зелёных». Но об этом в Совдепии смешно было даже мечтать. Соваться на чёрный рынок было смерти подобно, в самом прямом смысле слова: арест, суд, расстрел Оставалось одно — использовать проверенный метод. И Аркадий Львович начал планомерно скупать старое золото. 

 

Шла ревизия вперёд 

В один прекрасный день Аркадий Львович познакомился с «музейной  дамой». Татьяна Борисовна, женщина обеспеченная, но одинокая, страдала от недостатка мужского внимания. Оттого-то, когда дальний родственник Жора Лифшиц, предложил ей познакомиться с интересным мужчиной, она не заставила себя долго уговаривать. Приглашать посторонних в свою двухкомнатную квартиру было не в её правилах, но тут был особый, допускавший исключение из правил. 

Пунцовые розы, поднесённые хозяйке потенциальным женихом, были восхитительны. Поданный к обеду заливной карп вызвал поток комплиментов её кулинарному искусству. Трикотажное платье Татьяны Борисовны в меру подчеркивало её роскошные формы. Дальнейшее было предрешено. А наутро Аркадий Львович предложил хозяйке дома на выгодных условиях поставлять ему товар — выносить через музейную проходную антикварные ценности из запасников. 

К тому времени Аркадий Львович вынужден был расстаться с Ниной Фёдоровной. Не по своей воле, конечно. Случилось непредвиденное. Что уж не поделила директор гастронома с очередным госинспектором — одному Богу известно. Но в акте ревизии были зафиксированы нарушения по всем позициям: обвес, обсчёт, недостача в главной кассе и в кладовой, наличие левого товара и мёртвые души в платёжной ведомости. Словом, в лучшем случае лет пять-семь. Что она и получила. 

Как сложилась судьба Нины Федоровны после отсидки — никто толком сказать не мог. Но в перечне конфискованных ценностей консервные банки не значились. Так что можно надеяться… Аркадий же Львович, чьи вещи изъятию не подлежали, упаковав чемодан и сняв со стены картину, переехал к Татьяне Борисовне. 

Собранные им за три года напряжённого труда суммы таяли на глазах, превращаясь в очень известное по каталогам алмазное колье великой княгини, филигранные запонки с императорским вензелем, золотой набор миниатюрных чашечек для шоколада, горсточку бриллиантов, ещё одну… ещё… 

Татьяна Борисовна была далеко не единственной, кто доставал ему товар. Кроме заурядного воровства, поставщики Глоота использовали и другие методы изымания ценностей. Например, подмену, которую, естественно, никто не замечал. А потому немало петербургских хранилищ по сей день содержат в своих коллекциях изрядную толику копий, изготовленных Жорой Лифшицем… 

 Пара калош во спасение 

Отъезжать собирались втроем. Первым — Сеня Агеев, согласившийся за 7 с половиной тысячи долларов вывезти третью часть глоотовского багажа. Вторую долю Аркадий Львович решил доверить моряку с иностранного судна, которого порекомендовал ему кто-то из знакомых. В его задачу входило перебросить товар за границу и передать его Сене. За свои услуги моряк брал исключительно натурой. Сошлись на ожерелье из крупных розовых жемчужин и двух камешках по полтора карата — расход для Глоота совсем невеликий. 

Затем собрался в дорогу сам глава фирмы. Налегке. И последним — Феликс с оставшимся багажом и за те же деньги, что и Сеня. 

План был разработан скрупулезно. Предусмотрены все возможные  загвоздки. Аркадий Львович пребывал в полной уверенности: срыва быть не должно. Оставалось только дать добро «проекту». 

Когда Сеню Агеева на московской таможне попросили предъявить вещи, содержимое своей самой большой сумки он вытряхнул прямо на пол. Что немедленно вызвало громкий смех. У его ног лежало пар двадцать обуви. Лакированные выходные туфли и скороходовские сандалеты. Остроносые чехословацкие ботинки и неуклюжие зимние сапоги. Резиновые калоши и парусиновые домашние шлепанцы. Все изрядно поношенные, но тщательно зачиненные. На вопрос, зачем он тащит с собой весь этот хлам, Сеня недоуменно ответил: «Не бросать же… Они ведь денег стоят, когда я ещё себе новые куплю?» Дальнейший досмотр проходил формально. Да и кому могло прийти на ум, что в каблуках ботинок, под накатом сандалет и между двойными стельками калош «простофиля» вывозит огромную партию антикварных драгоценностей и штук сорок бриллиантов на сумму более ста тысяч рублей? 

Аркадий Львович, провожавший Сеню в аэропорту, поздравил себя с почином и отправился в Одессу на встречу с иностранным моряком. Там тоже все прошло благополучно. Наступил его черед, но за себя он и вовсе не волновался — ничего похожего на контрабанду в его чемоданах не было. 

С лёгким сердцем предъявлял Глоот багаж. Молодой таможенник придирчиво перебирал вещи: каждую тряпочку, каждую бумажку… И тут произошло нечто, чего сам Глоот впоследствии объяснить не мог. Заметив, что таможенник на минуту отвернулся, он быстро запихнул в уже досмотренную сумку дешёвенький, советского производства серебряный портсигар и пару тоненьких обручальных колечек. Результат — составленный протокол изъятия, в котором значилось, что отбывающий в США на ПМЖ гр. А.Л. Глоот задержан при попытке провоза контрабанды через границу Советского Союза… 

 Не все там будем… 

Возвращаясь на поезде из Москвы, Аркадий Львович лихорадочно размышлял. Что теперь? Работы нет. Жилья нет. Надежд тоже нет. Есть, конечно, часть драгоценностей, которую должен был через две недели вывозить Феликс Агеев… Но даже эта мысль не утешала. 

Татьяна Борисовна его приняла с условием, что все ценности переходят в ее распоряжение. И потянулись годы… Следствие с немалыми затратами замяли. Работа нашлась. Боль постепенно затихла. Семья Глоотов жила замкнуто. Никаких поездок и путешествий — не на кого оставить квартиру. Никаких гостей и вечеринок — нельзя водить в дом посторонних. Одежда скромная и к тому же поношенная — только глупцы привлекают к себе внимание. На кухонной стене — не уместившиеся в комнатах Маковский, Поленов, Васнецов. Пресная утренняя овсянка в китайских, прозрачного фарфора, тарелках. Чёрно-белый телевизор «Рекорд». Унылые вечера. Молчание. Скука… 

Татьяна Борисовна умерла в 1991-м. После похорон Аркадий Львович ненадолго встрепенулся. Съездил в американское консульство, заполнил анкеты. Неожиданно получил разрешение. И не поехал. 

А вот Сене Агееву крупно повезло. Часть глоотовского антиквариата, которую он провёз в США в ботинках и тапочках, и то, что он принял за океаном у моряка, принадлежали теперь ему. Куда удалось пристроить бриллианты и с чего начинался его бизнес, — это, очевидно, так и останется тайной. Но в респектабельном американском торговце недвижимостью м-ре Саймоне Дагласе О’Гейле, приезжавшем не так давно в Петербург по туристической визе, не вдруг узнаешь прежнего зубного доктора Сеню… 

В прошлом году не стало Аркадия Львовича. Вся родня, едва дождавшись окончания церемонии в крематории, ринулась в его квартиру. Сражаясь за браслеты, пейзажи, сервизы, разругались насмерть. Моя знакомая дама, опоздав к началу дележа, выторговала лишь золочёный курительный прибор да не отреставрированную икону в дорогом окладе. Страшно злая, она подробно рассказывала мне по телефону, как «эти стервятники» чуть не выдрали друг другу глаза на кухне. И не уставала повторять, что такие вещи никому впрок не пойдут…  

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

4 × 3 =