205 лет назад умер Андрей Воронихин, один из плеяды зодчих, создавших архитектурную славу российской Северной столицы. Его главный труд — Казанский собор на Невском проспекте.
В череде огромных красавцев-дворцов, которые на протяжении XVIII века выросли в самом центре Петербурга, старая церковь на углу Невского проспекта и Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) выглядела маленькой, убогой избушкой. Поэтому, когда в 1799 году было решено эту церквушку снести, а на её месте построить большой собор Казанской иконы Божией матери, все восприняли это как само собой разумеющееся.
В конкурсе на проект нового храма участвовали трое знаменитостей. Первый, Чарлз Камерон, прославился своими работами в Царском Селе, в том числе отделкой интерьеров в Большом дворце и строительством галереи, которую потом стали называть именем её создателя, а также сооружением в Павловске дворца и ряда парковых павильонов. Второй, Тома де Томон, только что приехал из Франции, но в нём уже видели будущее светило петербургской архитектуры, и совершенно заслуженно — спустя десять лет по его проекту на Стрелке Васильевского острова будут воздвигнуты здание Биржи и Ростральные колонны. Третий, художник-декоратор Пьетро Гонзаго, пользовался известностью как талантливый перспективист-декоратор.
Однако проекты всех троих были отклонены. Архитектурное сообщество российской столицы ожидало, что будет назначен новый конкурс. Тем не менее этого не случилось. По представлению президента петербургской Академии художеств графа Александра Строганова, император Павел I поручил составить новый проект Казанского собора Андрею Воронихину. Именно этот проект и был утвержден, после чего 8 сентября 1801 года в торжественной обстановке состоялась закладка здания.
Известие о том, что столь ответственная работа поручена какому-то Воронихину, фамилию которого ещё вчера знал только самый узкий круг специалистов, взволновало весь Петербург. Дело было не в том, что Воронихину едва сравнялось 30 лет и в архитектуре он себя, по большому счёту, ещё никак не проявил. По столице ходили упорные слухи о том, что юный зодчий, в недавнем прошлом крепостной Строганова, на самом деле побочный сын графа, и это основная причина столь высокого доверия к молодому человеку.
А уж когда появился проект, все стали говорить, что в нём нет ничего оригинального. Одни утверждали, будто это точная копия собора Святого Петра в Риме. Другие ссылались на подозрительно похожий план парижского Дома инвалидов, созданный русским архитектором Василием Баженовым. Кто-то даже вспомнил другую работу того же Баженова — часть неосуществлённого проекта одного из крыльев дворца в московском Кремле.
…Андрей Воронихин родился далеко от Петербурга, в селе Новое Усолье на Урале. Родители его были крепостными. В шесть-семь лет мальчика поместили учеником в местную иконописную мастерскую. Андрей оказался способным, и, когда ему исполнилось 16 лет, его отправили для дальнейшей учебы в Москву, где известный архитектор Матвей Казаков предсказал юноше большое будущее. Вслед за этим граф Строганов забрал Воронихина в Петербург и поселил у себя во дворце. Андрей стал воспитываться вместе с сыном графа, вместе с ним побывал и за границей, где продолжил своё архитектурное образование. Но ещё раньше, в 1786 году, Строганов дал молодому человеку вольную — документ, сделавший его свободным.
Был ли Андрей Воронихин и вправду незаконнорожденным сыном графа? С точностью ответить на это вопрос трудно. Канделябр, как говорится, никто не держал. С одной стороны, такое внимание Строганова к одному из многих тысяч своих рабов кажется неслучайным. Но с другой — Александр Сергеевич был известным меценатом и помогал многим русским талантам, далеко не только этому мальчику.
Ни коллеги, ни друзья, как это ни странно, не оставили о зодчем подробных воспоминаний. Известно только, что он был человеком с добрым сердцем и скромным до застенчивости. По свидетельству одного из современников, «Воронихин… был стройным, красивым юношей, прекрасно одевался, безукоризненно держал себя в великосветском обществе, хорошо говорил по-французски и… отличался несколько чопорной, но приветливой обходительностью с низшими людьми, крепостными, из среды которых так недавно был извлечён милостями своего покровителя». Видимо, тут было чему завидовать…
Что же касается Казанского собора, то сегодня, когда былые страсти давным-давно улеглись, все специалисты свидетельствуют: приписывать Воронихину покушение на чьи-либо авторские права, по меньшей мере, ошибочно. Проект — в полном смысле слова самостоятельная работа.
Построить храм, напоминающий собор Святого Петра в Риме, — таково было пожелание самого император Павла. Но к реализации этого задания юный архитектор отнёсся творчески. Развивая идеи римского ренессансного барокко, он создал монументальный ансамбль, имеющий совершенно иные пропорции и иную планировку, соответствующую общему архитектурному ансамблю этого места в центре российской северной столицы. Так, коринфская колоннада открыта Невскому проспекту и в то же время скрывает несимметричность всего здания. В проекте Воронихина по-европейски классицистическая строгость общего замысла сочетается с традиционной для России того времени триумфальной пышностью декоративного убранства. Принципиальной новизной отличается и конструкция храма. Прежде всего — величественный купол, имеющий внешнюю оболочку, которая впервые в таких масштабах была выполнена на металлической основе.
Однако более опытные архитекторы, в том числе Иван Старов, назначенный для надзора за качеством строительства собора, заявили, что поддерживающие части купола не выдержат такой нагрузки. Воронихин сослался на знаменитые здания Европы — тот же собор Святого Петра в Риме, соборы Святого Марка в Венеции и Святого Павла в Лондоне, продемонстрировав тем самым свои глубокие познания в архитектуре, в которых кое-кто сомневался.
Спор о надёжности конструкции будущего Казанского собора был разрешён в петербургской Академии художеств. На изготовленную модель здания навесили груз, в три раза превышающий вес металлических конструкций, которые должны были венчать храм. Модель прекрасно выдержала эту нагрузку в течение одного года и двух месяцев! Первая небольшая трещина появилась в модели только тогда, когда груз увеличили в девять раз…
Петербург всегда называли самым европейским городом России. Объясняется это двумя факторами — большим числом проживавших тут иностранцев, а также архитектурой, впитавшей в себя лучшие принципы европейского классицизма и барокко.
Эта «европейскость» Петербурга особенно явственно ощущается именно в тех кварталах города, где находится Казанский собор. Встаньте перед собором и взгляните на другую сторону Невского проспекта, главной петербургской магистрали. Чуть левее — голландская реформатская церковь, следом — немецкая евангелическо-лютеранская церковь Святого Петра, ещё чуть дальше — католическая церковь Святой Екатерины, затем — Армянская церковь Святой Екатерины. А по соседству, на Большой Конюшенной улице, 25, — французская реформатская церковь, на Малой Конюшенной улице, 1, — шведская церковь Святой Екатерины… Побывавший в Петербурге в 1860-х годах Александр Дюма настолько изумился при виде этой картины, что посоветовал переименовать Невский в проспект Веротерпимости.
Андрей Никифорович Воронихин был исконно русским, однако воспитанный на лучших образцах итальянского и французского зодчества, и он, наряду с другими архитекторами, привнёс в облик Петербурга ярко выраженные европейские черты. Таков Казанский собор, который, хотя и является православным храмом, возведён по канонам, очень далёким от русских церквей.
Таковы же и другие наиболее значимые работы Воронихина — интерьеры Строгановского дворца на Невском проспекте, здание Горного института на Васильевском острове, реставрированный дворец в Павловске, фонтан по дороге в Царское Село…
