Мифы о русских. Терпеливый народ

Сергей Ачильдиев
Сентябрь03/ 2019

Когда народ творит мифы, это понятно. Они нужны ему, чтобы самому себе казаться лучше, чтобы объяснить неясное, или просто по заблуждению. Но кто и зачем придумывает мифы о самом народе? 

 

Иосиф Сталин был большим шутником. 

Через две недели после победы над нацистской Германией на приёме в честь командующих войсками Красной армии, который состоялся в Георгиевском зале Кремля, Верховный произнёс небольшую застольную речь, а потом… Потом он произнёс тост «за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа». 

Сначала Сталин провозгласил, что русский народ — «наиболее выдающаяся нация из всех наций, входящих в состав Советского Союза». Потом отметил, что русский народ — «руководящая сила Советского Союза среди всех народов нашей страны». И, наконец, объяснил, что пьёт за здоровье русского народа, потому что у этого народа «имеется ясный ум, стойкий характер и терпение». 

Ну, а дальше — про ошибки Советского правительства в 1941–1942 годах. Другой народ, по словам Сталина, мог бы прогнать такое правительство, но русские верили своему правительству, доверяли ему, а потому, проявив жертвенную стойкость  и терпение, обеспечили  в итоге победу. 

Оставим в стороне рассуждения о том, с чего вдруг во всех других народах империи столь замечательные свойства проявились слабее или не проявились вообще и как народ мог бы прогнать советское правительство, тем более возглавляемое самим Сталиным. У Кобы смолоду был своеобразный юмор. 

Поговорим лучше о том, про что в тосте было сказано со всей серьёзностью, — о терпении как одном из лучших качеств русского народа. 

Сталин не сомневался: с этой оценкой все согласятся не только из страха, но и потому, что сами в этом убеждены, ведь таково расхожее мнение. И верно, кто только не говорил о долготерпении русских, начиная с Ивана Грозного, Льва Толстого и кончая простыми людьми, которые сами проявляли чудеса терпения чуть не каждый день!  

Откуда же в русском народе эта черта и можно ли её действительно считать положительной? 

Все поиски истоков русского долготерпения сводятся к двум мнениям.  

Первое — такова христианская добродетель. «Не зря терпение так высоко оценивается в Новом завете, терпение вознаграждается, — объясняет писатель, философ Владимир Кантор, — Христос говорит: “Претерпевший же до конца, спасётся”. Апостол Павел ставит терпение в ряд с другими плодами духа — смирением, кротостью, милосердием… <…> В христианском понимании терпение не означает примирение со злом — это важно подчеркнуть, — тем более капитуляцию перед ним. Это проявление веры, я бы сказал, в силу добра, потому что оно требует мужества» [https://www.svoboda.org/a/24202166.html]. 

Сам народ объяснил то же самое короткой поговоркой: «Бог терпел и нам велел». 

Второе мнение — вполне мирское: это то терпение, которое в разные времена так любила поминать власть как оправдание своего беззаконного правления. И такое объяснение куда ближе к истине. 

Нас испокон веков приучали быть терпеливыми. Приучали терпеливо ждать, когда приедет барин и нас рассудит. Когда нас соблаговолит принять чиновник. Когда нас перестанут обманывать, обирать и бить. Когда выпустят из узилища, куда посадили по надуманному доносу, ни за что. Когда перестанут держать за бесправную скотину и за пушечное мясо, которое ведут на войну, а на самом деле на убой. Когда, наконец, подойдёт наша очередь в детский сад, на квартиру, на автомашину, на холодильник, на мебельный гарнитур да просто к прилавку, где отпускают… нет, не грехи — водку. Когда уже нас не будут считать несмылёнышами, которые сами, без начальства, не сумеют устроить свою жизнь… 

И среди всех этих «нас» — не только православные  и не только этнические русские, но все, кто из века в век жил в России. 

Мы стали терпеливыми, потому что нам некуда было деваться. Или — удавись, или — терпи. И мы терпели. Мы терпели, едва успев родиться. Нас, новорождённых,  пеленали туго-натуго, словно сумасшедших в смирительную рубашку. Сперва это делали в роддоме. А потом и дома — так учили будущих мамочек в женских консультациях. Говорили — чтобы грудничок не поцарапал себе лицо и не ткнул пальцем в глазик. Глупости! Это делалось, чтобы мы привыкали к покорности и терпению сразу и навсегда. 

Короче говоря, терпение не имеет никакого отношения к русскому, российскому или советскому национальному характеру. Это всего лишь вынужденная, ответная реакция на образ правления и условия жизни. 

А потому терпению и даже долготерпению всё же когда-нибудь приходил конец. И когда, как в народе говорили, «терпелка кончилась!» — начинались бунт, восстание, революция Александр Пушкин сказал об этом коротко и чётко: «правление в России есть самовластие, ограниченное удавкою» [Пушкин А.С. Заметки по русской истории XVIII века (в автографе не озаглавлено; 1822, опубл. 1859) // Душенко К.В. Цитаты из русской литературы: Справочник. М., 2005. С. 417]; при этом удавка могла быть в руках не только участников дворцового переворота, но и руководителей крестьянской войны. 

Ту же мысль, но чуть по-другому выразил Василий Ключевский: «Не знаю общества, которое терпеливее, не скажу доверчивее, относилось к прав<итель>ству, как не знаю правительства, которое так сорило бы терпением общества, точно казёнными деньгами» [Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968. С. 383–384]. 

Вот тут-то и выяснялось, что на самом деле нашему народному характеру свойственно не терпение, а нетерпение. 

Вспомним наш XVII «бунташный век» — восстание Ивана Болотникова (Крестьянская война, 1606–1607), Соляной бунт (1648), волнения в Новгороде и Пскове из-за отправки хлеба в Швецию в счёт погашения госдолга, что грозило голодом (1650), Медный бунт в Москве из-за введения медных денег по цене серебряных, что опять-таки привело к массовому голоду(1662), восстание Степана Разина (1667–1671), Стрелецкий бунт (Хованщина, 1682). 

В XVIII веке волнений тоже хватало — восстание Кондратия Булавина в знак протеста сыска беглых крестьян (1707–1808), восстание Емельяна Пугачёва (Крестьянская война, 17731775), Чумной бунт в Москве (1771).  

В XIX веке прогремело Декабристское восстание на Сенатской площади Санкт-Петербурга (1825), революционная партия «Народная воля» устроила серию покушений на Александра II, включая мощный взрыв в Зимнем дворце, и, в конце концов, убила императора (1881). 

ХХ век отмечен серией крупнейших народных потрясений — произошли четыре революции (1905–1907, Февральская и Октябрьская 1917, Августовская 1991), Гражданская война (1918–1922), серия крестьянских восстаний против большевистской продразвёрстки (1918–1922), Кронштадтское восстание (1921), Новочеркасские волнения, закончившиеся расстрелами участников (1962)… 

И это лишь самая краткая хроника. В действительности, бунтов, восстаний и антиправительственных войн было во много раз больше. Одни из них являлись импульсивным взрывом народного негодования, характер которого сформулировал Александр Пушкин в «Капитанской дочке»: «русский бунт — бессмысленный и беспощадный» [Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А. Исторические заметки. Л., 1984. С. 190]. Другие совершала интеллигенция. Причём, что характерно, если в XIX и в начале ХХ века интеллигенция звала народ «К топору!» и сама стреляла из пистолетов, взрывала бомбы, то уже и антисоветское диссидентское движение было абсолютно ненасильственным, и последнюю, Августовскую, революцию интеллигенция возглавила под сугубо мирными лозунгами. 

Однако все бунты, восстания и революции на протяжении всех четырёх столетий объединяло одно — нетерпение. Нагуляться вволю, награбить как можно больше, отомстить притеснителям, установить новую, справедливую власть, поскорее увидеть светлое будущее… 

В стране никогда не существовало структур обратной связи, а если они были, то для проформы. И самое главное — во власти отсутствовало понимание, что мирный протест — хорошо. Хотя бы потому, что это, как говорили в старину машинисты паровозов, надёжная возможность спустить пар, чтобы котёл не разорвало.  

Власти верили, что народ у них терпеливый, а когда убеждались в обратном и было уже поздно, пугались настолько, что после того как река народного возмущения вновь входила в свои берега, душили любое, даже самое незначительное проявление  недовольства, опасаясь, как бы оно снова не обрело крайние формы. А в итоге так и случалось. И всё повторялось сначала. 

«Только недоразвитые страны делают революции, …развитые страны меняются иначе», — считала писательница Нина Берберова [Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. М., 2010. С. 114]. С этим трудно не согласиться. Хотя, конечно, понятия «развитые» и «недоразвитые» требуют политологических уточнений. 

 

Post Scriptum 

Нетерпение давно стало одной из главных черт российского народного характера. Достаточно вспомнить наших самых известных политиков, в том числе несостоявшихся. 

Пётр I «Россию поднял на дыбы», торопясь всё перекроить на «европский» лад, как он его понимал. 

Революционеры-демократы, прежде всего Николай Чернышевский, а также революционеры из партии «Народная воля» мечтали, что как только произойдёт революция, так сразу над Отчизной воссияет солнце свободы. 

Владимир Ленин сразу после октябрьского переворота всех убеждал в скорой мировой революции. В 1920 году он буквально атаковал вопросами приехавшего в Россию Герберта Уэллса: «Почему в Англии не начинается социальная революция? Почему вы не уничтожаете капитализм и не создаёте коммунистическое государство?» [Уэллс Г. Россия во мгле. М. 1959. С. 70]. После этой встречи британский фантаст и назвал Ленина «кремлёвским мечтателем». 

Эту нетерпеливость унаследовали от основателя своего государства его преемники. Иосиф Сталин всё делал быстро — раскулачивал крестьян, создавал колхозы, проводил индустриализацию… Уже в 1939 году он объявил, что в СССР построен социализм. Леонид Брежнев в 1970-е провозгласил, что страна уже построила «развитой социализм». Ещё раньше Никита Хрущёв сулил народу, что мы в считанные годы сравняемся со США по производству важнейших продуктов питания и, вообще, «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». 

На 1980 год было назначено построение материально-технической базы коммунизма. В 1982 году была принята Продовольственная программа, которая должна была в 1990 году обеспечить изобилием съестного всех советских людей, а в 1986-м Михаил Горбачёв  пообещал, что «в 2000 году каждая советская семья будет жить в отдельной квартире или доме». 

…Филипп Вигельизвестный мемуарист XIX века, сокрушался: «У нас всё так шло с времён Петра Великого: кроется крыша, когда нет ещё фундамента; были уже университеты, академии, гимназии, когда ещё не было ни учителей, ни учеников; везде были театры, когда не было ни пиес, ни  сколько-нибудь порядочных актёров» [Вигель Ф.Ф. Записки. В 2 кн. М., 2003. Кн. 1. С. 278]. 

Поделиться ссылкой:

Метки:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

пять × два =