Это слово — «империя» — уже превратилось почти в ругательство. Хотя элементарный здравый смысл подсказывает: для многонациональных государств в имперском опыте осталось немало полезного.
Когда-то я написал в своей «Исповеди еврея», что нацию создаёт общий запас воодушевляющего вранья, и, если убрать эпатирующее заострение, я и сейчас считаю, что национальная принадлежность обслуживает не столько материальные, сколько психологические потребности личности.
Принадлежность к нации — как к чему-то могущественному и долговечному — обеспечивает экзистенциальную защиту индивида, защиту от совершенно обоснованного ощущения собственной мизерности и кратковременности. Национализм, бесконечно идеализирующий собственную нацию, убеждённый, что отщепенцы, лишённые национального убежища, обречены вести жалкое существование, в состязании грёз одолел даже классовую сказку. Грандиозный успех националистической грезы скорее всего объясняется тем, что она сделалась суррогатом угасающей религии.
Империи тоже не смогли противопоставить национализму более привлекательной интернациональной сказки; националисты (а за ними и либералы) даже сумели самое слово «империя» сделать почти ругательством, нагрузив и перегрузив его всеми злодеяниями, без которых не обходится история ни одного государства, благоразумно умалчивая о злодеяниях собственных. Хотя на самом деле национальная толерантность зародилась именно в империях: имперская аристократия открыла важнейшие принципы, которыми можно воспользоваться и в сегодняшних многонациональных государствах.
Во-первых, это управление национальными меньшинствами с помощью их собственных элит, что минимизирует национальное унижение. Во-вторых, облечение доступа в имперскую аристократию для наиболее энергичных и одарённых представителей меньшинств. В-третьих, принятие таких имперских законов, которые по возможности стараются не задевать культурные традиции, осуществляющие экзистенциальную защиту меньшинств: представителям некоренных национальностей предоставляется право молиться, жениться и даже судиться по собственным законам, если только они не вступают в слишком опасное противоречие с законами федеральными. Эти принципы могут быть приложены даже и к сегодняшним национальным общинам при условии, что их лидеры сумеют удержать в руках своих пассионариев, грубо говоря — экстремистов-радикалов…
Вскоре после известного побоища в карельской Кондопоге, которое произошло осенью 2006 года, меня пригласили в один из наших северных городов принять участие в дискуссии о толерантности. И вот в разгар обсуждения глава тамошней азербайджанской общины — милейший улыбчивый адвокат и бизнесмен, с золотыми зубами, золотой мобилой и золотым внедорожником — очень дружелюбно мне объяснил, что у них кондопожский вариант никак невозможен. Потому что надо работать с силовыми органами. Появляется отморозок — община сама сообщает начальнику полиции: такой-то скоро что-то натворит, прижмите его, пожалуйста. Если кто-то не хочет вступать в общину — тоже никто не заставляет. Но когда случится неприятность, прибежит. И ему помогут. Но если забудется, напомнят: ты что, хочешь для нас неприятностей? Смотри, получишь их первым.
Не стану утверждать, что эта система безупречна с точки зрения либерального права, требующего всеобщего равенства перед единым законом и отсутствия каких-либо внегосударственных правовых структур, но несколько лет назад она работала вполне эффективно, создав некие миниимперские структуры. Для этого, правда, во главе общин должны стоять не интеллигентные старички, а люди, которым есть, чем давить, и есть, что терять.
Воз, однако, по-прежнему движется в неизвестном направлении…
