Владимир Лившиц родился в Петрограде, сражался за осаждённый Ленинград, а умер в Санкт-Петербурге. Он стал великим учёным, главным в мире по согдийскому языку. Он прожил большую жизнь и тихо покинул нас. Пресса не заметила.
Владимир Аронович — воистину человек-легенда. Пафосное «воистину» в данном случае не фигура речи, а простая констатация факта. Его долгая жизнь — квинтэссенция истории ХХ века. Трагедий, научного подвига, любви к жизни, в которой было место друзьям и прекрасным женщинам.
В официальном некрологе академического института, в котором он служил, помимо научных достижений Лившица, отдельно упомянуто: «всегда был душой компании». Это и характеристика и характер. Как известно, «…что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих».
Владимир Аронович любил окружающих. А они почти все отвечали ему взаимностью. «Почти все» — потому что люди есть люди и портит их не только квартирный вопрос…
Владимир Лившиц родился в 1923 году, в городе, называвшемся Петроградом. Только через несколько месяцев его переименуют в Ленинград по настоятельным просьбам убитого горем пролетариата.
Безумства сталинщины затронули и семью Лившицев — отец был репрессирован. Разумеется, необоснованно, но это выяснилось гораздо позже.
Тем не менее сыну репрессированного сразу после окончания школы удалось поступить на восточное отделение факультета филологии ЛГУ (нынешнего восточного факультета ещё не было или уже не было — это как считать). Шёл 1940 год.
И снова грохот барабанов истории меняет судьбу юного студента. Сразу после летней сессии первого курса, в июне, он уже «на окопах» на Карельском перешейке, в июле — в народном ополчении, в сентябре — в действующей армии.
Мы знаем статистику смертности мальчиков, рождённых в 1920–1924 годы. Девять из десяти не вернулись. Но судьба хранила юного студента, любителя персидского языка. Видимо, у судьбы были на него свои планы.
Он прошёл всю войну: Ленинградский фронт, Калининский, Первый Белорусский. Рядовой, сержант, старшина. Звания и названия фронтов говорят сами за себя. Сами за себя говорят и награды: орден Великой Отечественной второй степени и семнадцать (!) медалей. Демобилизовался старшина Владимир Лившиц только в октябре 1945-го и никогда фронтовым прошлым не щеголял. Если и рассказывал, то скорее с юмором. Он поспешил вернуться к учёбе.
Уже 5 ноября 1945 года восстановился в университете, окончил его в 1948-м.
Дальше в биографии только и исключительно иранистика: персидский, таджикский, согдийский, ягнобский, бактрийский, хорезмийский языки, эпиграфика, ономастика. Кандидатская, докторская, профессорское звание, с 1977 года (! — дата о многом говорит) он иностранный член Британской Академии наук, член-корреспондент Итальянского Института Ближнего Востока и Африки, член международного комитета «Корпуса ираноязычных надписей» (Corpus Inscriptionum Iranicarum, London). Крупный учёный, всю жизнь отдавший иранистике.
Никто не говорит, что было легко. После аспирантуры и защиты диссертации в Ленинградском отделении Института востоковедения АН СССР Владимир Лившиц попадает в Сталинабад (теперь Душанбе), в Институт языка и литературы АН Таджикской ССР, там он был учёным секретарём, заведующим сектором таджикского языка, старшим научным сотрудником. Академическая наука в национальных республиках, да ещё в сталинское и раннее постсталинское время — отдельная и трудная история. Во времена пребывания там Владимира Ароновича сложилась частушка:
Есть у нас мулла Нияз,
Он не вяжет пары фраз.
Если сделает доклад —
Значит, Лившиц виноват.
Нияз – это Б.Н. Ниязмухаммедов, один из первых членов учрежденной в 1951 году Академии наук Таджикистана. Вот собственно и всё, что надо знать про особенности науки в ту эпоху, в тех краях.
Хотя нам достался ещё и анекдот, вошедший в анналы анекдотов о востоковедах и переданный как раз со слов самого профессора Лившица:
«Таджикского академика Ниязмухаммедова хотел извести его коллега и, чтобы лишить его ума, намеревался подмешать ему в плов мозг дохлого чёрного ишака. Об этом стало известно Ниязмухаммедову.
— Этот своличь Обид совсем тёмный дурак, — возмущался Ниязмухамедов, — чёрный ишак эффект не даёт, надо брать белый ишак!»
За лукавыми строчками, маячит улыбка Владимира Ароновича, как улыбка Чеширского кота…
С 1958 года и до самой смерти Владимир Аронович проработал в Ленинградском отделении Института востоковедения Академии наук (ЛО ИВАН), превратившемся в 2007-м в Институт восточных рукописей РАН (ИВР РАН). Именно там хранились документы с горы Муг, уникальные согдийские тексты, найденные ещё в начале 1930-х в Таджикистане, на территории исторического Согда. Это единственная крупная находка согдийских текстов на территории собственно Согдианы.
В серии статей, а затем в выпуске «Юридические документы и письма» серии «Согдийские документы с горы Муг» Лившиц прочитал и истолковал 60 документов, проливающих свет на историю арабского завоевания Средней Азии в начале VIII века. За этими документами трагедия Согда и князя Диваштича, властолюбца, интригана, правителя, бросившего на произвол судьбы родной город и принявшего мученическую смерть от рук арабов — его распяли на погребальной камере, на наосе по-гречески.
Эти и многие другие драмы древней Согдианы были спрятаны в документах с горы Муг. И открыл нам их он — Владимир Аронович Лившиц.
Исправленный и дополненный труд по документам с горы Муг, вместе с этюдами по «малой» согдийской эпиграфике, был опубликован в 2008 году, а в 2015-м издан полный английский перевод этой монографии.
…От нас ушёл большой исследователь, который работал до последних дней своей жизни.
Я поздравляла Владимира Ароновича с Днём Победы в этом году, он был одним из немногих фронтовиков, кого я знаю лично. По телефону он был бодр и стремителен, острил и рассказывал что-то о хорезмийской эпиграфике…
С ним простились в пятницу, 16 июня, в его родном институте, в стенах Новомихайловского дворца на Дворцовой набережной. Похоронили в некрополе в Комарово — губернатор подписал разрешение на похороны в знак признания научных заслуг.
Я читала некрологи учёному на научных порталах, на русском, на английском, на персидском и таджикском. Информационные агентства Центральной Азии перепечатали сообщение о его смерти.
В петербургской прессе не было ни строчки, что очень горько.
Ушёл большой учёный, проживший великую жизнь. Но — ни строчки.
Хотя это нужно не ему — он остался в истории и вообще великая жизнь чуждается суетности. Это нужно нам, если мы и впрямь считаем, что России нужна и важна наука. Громкая, с нобелевскими премиями, или тихая, но создающая России репутацию в Британии, Риме, Душанбе или Тегеране…
