Дата. «Кровоизлияние в МОСХ»

Сергей Ачильдиев
Август28/ 2017

В конце 1962 года, 55 лет назад, номенклатурная бюрократия чуть не силой привезла Никиту Хрущёва в Манеж на выставку художников-авангардистов. Какова была цель этой акции?

Глава партии и правительства прибыл в Центральный выставочный зал столицы, где проходила выставка по случаю 30-летия Московского отделения Союза художников СССР (МОСХа), в сопровождении большой свиты. Номенклатурную толпу возглавляли секретари ЦК КПСС Михаил Суслов, Александр Шелепин и Леонид Ильичёв.

Работы на такого рода выставки отбирали строго — не только с партийной точки зрения, но и в интересах «генералов» советской живописи и скульптуры. Во всяком случае, до приезда Хрущёва выставка проработала уже месяц и, по свидетельству историка Роя Медведева, не вызвала заметного интереса москвичей и гостей столицы.

Неожиданно группа неофициальных художников из студии профессора Элия Белютина «Новая реальность» тоже получила приглашение участвовать в экспозиции. И сразу, едва они расположили свои работы, художников предупредили, чтобы завтра они находились здесь, потому что приедут высокие партийные руководители и надо будет давать им авторские пояснения. Кто именно приедет, не объявили. Такая информация всегда являлась государственной тайной.

Никита Хрущёв привык ездить только на выставки новой техники, машин, оборудования. Он даже в Третьяковке сроду не бывал. А тут… Да если бы не соратники, которые пристали к нему: «Надо, Никита Сергеич! Ваше мнение для всех очень важно…», — нога его никогда не переступила бы порог этого Манежа.

Он быстро прошёл по первому этажу, где у своих полотен и скульптур стояли, как на боевом посту, столпы Союза художников. Сказал им пару-тройку дежурных фраз о величии «социалистицкого реализьма», который зовёт в «коммунизьм», и уже стал одеваться, собираясь уходить. Но те же соратники едва ли не силой сняли с него пальто и буквально поволокли на второй этаж: «Нет, Никита Сергеич, вы должны обязательно это увидеть!».

Хрущёв к такому не очень-то привык, а потому взобрался на второй этаж уже на взводе. Он быстро обошёл зал три раза, и, слушая Суслова, который шагал чуть сзади, стараясь коротко прокомментировать нелепые детали картин, раздражался ещё сильней. Наконец, его взорвало.

Хрущёв кричал: «Абстракционизьм!», «Дерьмо!», «Мазня!», «Мусор!
Он брызгал слюной: «Что это за безобразие, что за уроды? Автора ко мне!»

Он недоумевал: «Что это за лица? Мой внук и то лучше нарисует! Вы что — мужики или педерасы проклятые? Как вы можете так писать? Есть у вас совесть?»

Он негодовал: «Кто им разрешил так писать?! Всех на лесоповал — пусть отработают деньги, которые на них затратило государство!»

И всякий раз небольшая толпа свиты, включая трёх секретарей ЦК, словно по команде, кричала вслед за Хрущёвым: «Дерьмо!», «Педерасы!», «Мазня!». Добавляя от себя: «Арестовать их! Уничтожить! Расстрелять!»

Хрущёв наговорил ещё много всякого, в том числе откровенно высказал свой взгляд на то, как надлежит власти руководить искусством: «Картина должна вдохновлять человека, она должна его возвышать, вдохновлять на подвиг ратный, трудовой. А это что? ˂…˃ Правительство не имеет права быть аморфным, оно должно проводить определённую политику в интересах народа. …Покамест народ нас держит, мы будем проводить ту политику, которую народ поддерживает. Нельзя играть в нейтралитет, вот о чём идёт спор, а не о том, сколько чего. Дерьмо, хотя и маленькое, но оно аромат разносит и отравляет атмосферу».

Даже спор с Эрнестом Неизвестным, несмотря на то, что, прощаясь, он пожал скульптору руку, не охладил пыл первого коммуниста страны. Он потребовал всех этих авангардистов-абстракционистов, чья мазня выставлена в Манеже, немедленно исключить из партии и из Союза художников. Но ему сказали, что большинство из них ни там, ни там не состоит. Хрущёв сглотнул обиду и с этим отбыл из этого вертепа.

…Такой была эта история, которую столичные остроумцы тут же окрестили «кровоизлиянием в МОСХ». О ней много написано. Есть стенограмма, есть немало воспоминаний. Но сегодня, если вынести за скобки интересы историков, гораздо важнее скрытые пружины того визита Хрущёва в Манеж.

30-летие МОСХа — не ахти какое крупное событие в культурной жизни такого города, как Москва. Более того, это не того уровня мероприятие, которое должен был посещать лидер государства. Так почему же трое секретарей ЦК вытащили Хрущёва на эту выставку? Чего они хотели добиться?

Художник Владимир Янкилевский, один из участников экспозиции авангардистов, присутствовавший тогда в Манеже, считал, что весь этот спектакль был спровоцирован академиками живописи и скульптуры. Дескать, они боялись молодёжи, которая в своих поисках новых форм искусства может отобрать у старых мэтров безоговорочное влияние в Академии художеств, в Союзе художников, а главное — часть государственных заказов, то есть деньги. И так полагал не только Янкилевский.

Вполне возможно, это было правдой. Но только как изначальный шаг в организации всего действа. Сомнительно, чтобы столпы партийной идеологии разыграли такую трагикомедию всего лишь ради «генералитета» советской живописи и ваяния. Скорее всего, они просто воспользовались поводом для достижения собственных, более масштабных целей.

Первым, ещё там же, в Манеже, суть происходящего понял Эрнст Неизвестный. Он прямо при свите пытался объяснить Хрущёву, что того, как пишет Рой Медведев, «спровоцировали и что он предстаёт в смешном виде, поскольку он не профессионал, не критик и даже эстетически безграмотен…». Интеллигенция многое прощала Никите, помня, что он, не побоявшись, смело осудил сталинщину, вернул из лагерей выживших, делал ставку на учёных, конструкторов, инженеров, открыл много научно-исследовательских институтов, средств массовой информации, книжных издательств и, вообще, старался придать советской власти хоть чуточку человеческое выражение. Теперь партноменклатура хотела показать: смотрите — ваш король-то голый!

Но это была лишь половина задачи. Другая половина состояла в том, чтобы и «дорогой Никита Сергеевич» увидел, что на самом деле интеллигенция чужда государству, власти и лично ему.

Цель была проста — оторвать Хрущёва от интеллигенции, лишить его наиболее действенной опоры в обществе. Если ещё проще — изолировать первое лицо страны.

Пробным камнем на этом пути была травля Бориса Пастернака. После того как в 1957 году без санкции советских властей в Италии был издан «Доктор Живаго», писателя, которому было уже под семьдесят, подвергли на Родине жестокой обструкции. Его поносили последними словами на многочисленных собраниях «трудящихся» по всей стране. Его оскорбляли в газетах и по радио. Его исключили из Союза писателей и вынудили отказаться от Нобелевской премии. Коллеги требовали его высылки из СССР и лишения советского гражданства.

Это была масштабная, прекрасно спланированная кампания. Теперь, через несколько лет, режиссёры со Старой площади, видимо, собирались закрепить былой успех.

Не удалось. Никто из тринадцати художников-авангардистов, стоявших перед Хрущёвым в Манеже, не подвергся репрессиям. Да, он кричал: «Отправить на лесозаготовки! На урановые рудники!», — но, очевидно, ни письменной, ни хотя бы устной санкции на расправу всё же не дал.

Тем не менее не прошло и двух лет, как те самые секретари ЦК КПСС — Михаил Суслов, Леонид Ильичёв и Александр Шелепин — продолжили своё дело. В октябре 1964-го все трое выступили активными участниками антихрущёвского заговора и победили: Хрущёв был отправлен на пенсию.

Интеллигенция, узнав об этом, тихо погоревала и успокоилась.

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

9 − 2 =