Александр Савостьянов: «У россиян депрессия бывает от нейротизма в сочетании с социальной неопределённостью»

Аэлита Морозова
Октябрь18/ 2017

Почему возникают депрессии и тревожные расстройства? Рассказывает Александр Савостьянов, ведущий научный сотрудник НИИ физиологии и фундаментальной медицины, профессор Новосибирского госуниверситета.

Депрессии и тревожные расстройства — бич нашего времени. Этим недугом страдают миллионы людей. Но вот что удивительно: многие вовсе не считают такие состояния болезнью и даже называют это «просто блажью».

Депрессия — психическое расстройство, характеризующееся снижением настроения, утратой способности переживать радость, нарушениями мышления и двигательной заторможенностью. У людей, страдающих этим заболеванием, снижается самооценка, теряется интерес к жизни.

Тревожное расстройство характеризуется устойчивой тревогой, объективно не связанной с определенными ситуациями. У больных присутствуют страхи болезни или несчастных случаев, дурные предчувствия и состояние волнения.

— Александр Николаевич, судя по медицинской статистике, больных депрессией стало гораздо больше, чем раньше.

— Депрессия — одно из самых распространённых заболеваний в мире. По данным Всемирной Организации Здравоохранения, более 350 миллионов человек нуждаются в медицинской помощи в связи с наличием у них той или иной формы депрессии. Но скорее всего, количество заболевших реально не растёт, а растёт обращаемость людей за медицинской помощью. Это большая разница. Можно сказать, сколько людей заболевало депрессией ранее, столько заболевает и сейчас. Однако люди стали чаще обращаться за помощью. Это позитивный сдвиг. Депрессия перестала быть позором для человека. Вместо того, чтобы заканчивать жизнь самоубийством, «лечиться» алкоголем или «тихо страдать», человек выбирает помощь специалистов.

— Депрессия и тревожность — это два разных заболевания или они чем-то похожи?

— Безусловно, это два разных заболевания, но они могут случиться у одного человека. Ещё есть понятие личностной тревожности. Это склонность человека оценивать мир как потенциально опасный.

Повышенная личностная тревожность встречается примерно у 15 процентов психически здоровых людей. Однако эта черта личности является одним из факторов риска развития некоторых психических и соматических заболеваний. С другой стороны, многие люди всю жизнь живут с высокой тревожностью, которая не приводит к появлению каких-либо патологий. Например, работая в реанимации кардиохирургической клиники, мы наблюдали, как пациенты с разным уровнем тревожности переживают операцию. Для контроля провели обследование хирургов, работавших там же. Выяснилось, что 90 процентов врачей высоко тревожны. Почему? Хирург должен быть готов к операции, если он не тревожится, значит он не готовится к ней. Это фактор профессиональной ответственности, а не нарушения психики. Поэтому и существует большая разница между личностной тревожностью и тревожным расстройством. Тревожное расстройство — это психическая патология. Тревога у человека может быть настолько сильной, что он начинает беспричинно бояться выйти из дома. В такой ситуации необходима помощь специалистов.

В отношении депрессии очень важно не путать болезнь с плохим настроением. Плохое настроение — это не депрессия. Если у вас плохое настроение потому, что нет работы, — ищите работу. Отсутствие работы и денег может вызвать плохое настроение, но это не клиническая депрессия, это ошибочный термин. Для большинства здоровых людей финансы улучшают психологическое состояние, но врач-психиатр не учит людей зарабатывать. В случае, если плохое настроение возникло в результате ссоры с близкими, нужно решать конфликт, а не лечить депрессию.

Болезнь — это когда внешне всё хорошо, а человеку плохо. Пример: у мужчины была любимая женщина, но она ушла. У него появилась другая любимая женщина, но его временами охватывает паника, что она может уйти, хотя причин для этого нет, и она убеждает его в обратном. Но паника продолжается, и становится настолько сильной, что человек может лечь на асфальт, когда просто идёт по улице. При этом формально всё неплохо. В этом состоянии человек перестаёт реагировать на чужую беду, а любое событие воспринимается как плохое или опасное. Бывает, депрессия вызывает столь серьёзные последствия, что человек уже не может ничего делать, он просто лежит и не способен к действиям. Это та ситуация, когда нужно обращаться к специалисту, иначе можно умереть от психосоматических нарушений.

— То есть выход только один — идти к врачу?

— Существует несколько стратегий переживания неприятных ситуаций и выхода из них. Самая простая — обратиться к врачу. Есть стратегия переоценки — то есть когда я вспоминаю что-то плохое, то говорю себе, что могло быть ещё хуже. Или: было плохо, а я победил, было трудно, но я справился.

Хорошему психологу достаточно поговорить с человеком, чтобы помочь избежать депрессии. Но проблема в том, что хороших психологов сейчас мало. Определённые формы депрессии могут лечиться без использования медикаментов и специальной техники, но для этого требуется первоклассный специалист-психотерапевт.

— К кому обращаться в случае депрессии, к психологу или психиатру?

— Психолог и психиатр — это разные специалисты. Психолог работает с психически здоровым человеком, у которого имеется риск развития болезни. Назначать медицинские препараты психолог не может. Психиатрия же — иная область, и специалист здесь должен быть очень осторожен в критериях отделения здорового от больного. Лечить здорового человека препаратами не стоит.

Для определения того, точно ли у человека есть депрессивное расстройство, могут применяться МРТ-диагностика и генетические исследования. Но с диагностикой у нас пока плоховато. На практике бывают ситуации, когда на лечение поступает группа больных с одинаковым диагнозом, но более детальная диагностика выявляет, что у этих людей разные заболевания. Функциональное МРТ и ЭЭГ необходимы, чтобы более результативно определить какой тип депрессии у больного и посмотреть эффективно ли его лечение.

— Излечима ли депрессия?

— Процент излечения пациентов от депрессии сейчас довольно высок. К сожалению, на данный момент панацеи от всех видов депрессии не существует и, разумеется, бывают случаи, что лечили–лечили, да и не вылечили, но подавляющее большинство пациентов всё-таки выздоравливает.

— Расскажите немного о социальном контексте депрессии. От чего она? Когда человек оказывается в зоне риска?

— Существует сложная зависимость депрессии от социального контекста. В международных исследованиях, сравнивающих риск возникновения депрессии в западных и азиатских странах, было выявлено, что одним из главных факторов риска является принятие человеком индивидуалистических или коллективистских ценностей. Коллективистские ценности, которые чаще встречаются среди азиатских сообществ, принижают ценность отдельной личности перед целым коллективом. Наоборот, индивидуализм отдаёт первенство ценностям отдельной личности. В международных исследованиях показано, что люди с индивидуалистическими ценностями обычно более успешны по экономическим показателям и качеству жизни, но они существенно сильнее подвержены риску депрессии, чем коллективисты. Однако наши исследования, сделанные в России, не выявили такой зависимости. По результатам наших тестов большинство россиян, вне зависимости от их национальности, оказались индивидуалистами. В то же время ценностный индивидуализм не увеличивал, а коллективизм не снижал риска депрессии у жителей нашей страны. Поэтому стандартная для большинства стран зависимость между риском развития депрессии и социальными ценностями у нас не выявилась.

Главный фактор, который мы определили, — зависимость депрессии от так называемого нейротизма. Нейротизм можно интерпретировать как страх перед неприятностями, зацикленность на негативных воспоминаниях, слишком сильное переживание угрозы. Люди с высоким нейротизмом обычно боятся перемен в жизни, воспринимают их как источник опасности. Для таких людей, любая социальная нестабильность воспринимается как триггер депрессии. Именно сочетание высокого нейротизма с социальной неопределённостью обычно провоцирует депрессию у жителей России.

— Я читала о масштабных исследованиях в области наследственности депрессии, проводимых вашим институтом.

— В рамках психогенетических исследований мы взялись многосторонне изучать несколько групп людей. Этот проект проходил под руководством доктора биологических наук, профессора Геннадия Георгиевича Князева и при финансовой поддержке гранта Российского Научного Фонда. В качестве испытуемых приглашались здоровые люди, живущие в городе и деревне, а также представители коренных народов Сибири (Тыва, Якутия) и Монголии. Кроме того, были обследованы школьники младших классов (часть детей многократно обследовалась в течение пяти лет) и пациенты клиник, страдающие депрессией.

Роль генетических факторов в развитии депрессии оказалась неоднозначной. Генетическая предрасположенность взаимодействует с целым рядом дополнительных факторов, включающих климат и социальные особенности испытуемых. Долгое время в мировой науке существовал оптимизм по поводу найденного «ключа» в наследовании депрессии и тревожных расстройств — серотонинового транспортёра. Серотонин — это один из медиаторов нервной системы, отвечающий, в частности, за способность человека к самоконтролю своего поведения. Транспортёр серотонина — это белок, который переносит серотонин внутри нервных клеток. Серотонин у всех людей одинаков, а его транспортёр отличается как у разных людей, так и у разных этнических групп.

Исследования людей, живущих в Европе и США, показали, что у склонных к депрессиям индивидов часто выявляется генетически наследуемая модификация транспортёра серотонина, отличная от той, что имеется у не склонных к этому заболеванию людей. Но затем начались нестыковки в исследованиях, проводимых в разных частях мира. При генетическом обследовании японцев обнаружили противоположную зависимость между генотипом и риском заболевания. Наследственная модификация транспортёра, которая в Европе усиливает склонность к депрессии, у японцев снижает риск заболевания. И наоборот, генотип, который у европейцев связан с высокой устойчивостью к психическим болезням, увеличивает риск их развития у японцев. Наши собственные исследования подтвердили различия между влиянием генов на риск заболевания у европеоидов и монголоидов. Была обнаружена противоположная зависимость между генотипом и риском заболевания в разных этнических группах. Таким образом, один и тот же генетический показатель в разных средовых условиях меняет свой эффект на поведение человека с точностью до наоборот.

— То есть, один и тот же ген по-разному влияет на людей из разных этнических групп и социальных условий?

— Именно так. Существуют разные формы депрессии. Для некоторых форм депрессии характерно, что больной чрезмерно сосредотачивается на плохих переживаниях. Другие формы депрессии сопровождаются полным равнодушием к любым внешним событиям, включая негативные. Риск развития разных форм депрессии обусловлен сложным взаимодействием генетических факторов со средовыми. Чтобы понять, как именно проходит такое взаимодействие, существует ряд исследовательских методик.

В своей работе мы тестировали людей на чувствительность к чужим переживаниям. Задолго до нас было показано, что человек в депрессии перестаёт реагировать на чужую беду. В рамках наших исследований все испытуемые заполняли специальные опросники и имплицитные тесты. Имплицитные тесты — это методы оценки психологического состояния человека, скрытые от него самого. В этом случае человек не догадывается, какой именно показатель у него оценивается, и не может сознательно изменить результаты теста. Одним из имплицитных тестов является чтение предложений, которые содержат определённые лексические вставки. Мы отслеживаем неконтролируемые человеком реакции на появление текста, такие как движения глаз или скорость движения пальцев рук. Следующий важный метод — энцефалограмма. Этот метод позволяет оценить электрическую активность головного мозга и изучить процессы, происходящие в его корковых структурах. Третий метод — функциональное МРТ, благодаря которому специалисты наблюдают кровоток и процессы обмена кислородом между кровью и мозговой тканью. Томограф даёт хорошее разрешение в пространстве, что позволяет увидеть любую структуру головного мозга и исследовать процессы, происходящие в его глубине.

— Какое основное достижение ваших исследований?

— В процессе исследований мы подтвердили ранее высказанную гипотезу о том, что важнейший показатель, отражающий индивидуальную склонность к депрессии, — это активность мозга в покое. В человеческом мозге существуют осцилляторные сети покоя. Это связанные друг с другом участки мозга, которые работают в условиях отсутствия внешней нагрузки. Сети покоя бывают «положительными к задаче» и «отрицательными». Положительные к задаче сети усиливают свою работу, когда человек переходит от состояния покоя к выполнению заданий, а отрицательные, наоборот, сильнее работают при отсутствии функциональной нагрузки на мозг.

Примером отрицательной к задаче сети является так называемая «дефолт-система мозга» (default-mode network, DMN). Она активно работает, когда человек ничего не делает, но почти при любой внешней деятельности эта сеть выключается. Исключение составляет ситуация морального выбора, когда дефолт-система работает сильнее, чем в покое. Ещё одной особенностью дефолт-системы является то, что в условиях покоя у депрессивных больных и у склонных к депрессии здоровых людей эта сеть работает сильнее нормы! Объяснить это явление можно тем, что у депрессивных пациентов возникают так называемые «руминации», то есть навязчивые неприятные воспоминания, обычно связанные с неудачными отношениями пациента с другими людьми.

Дефолт-система не обязательно связана с негативным социальным опытом и депрессией, но её гиперактивация при депрессии, как правило, хорошо заметна. Ранее сети покоя исследовались преимущественно при помощи функциональной МРТ, что требует больших финансовых затрат. Наш руководитель Геннадий Георгиевич Князев разработал метод анализа данных, который позволяет хорошо увидеть активность сетей покоя на энцефалограмме. Этот метод в десятки раз дешевле исследований МРТ. Благодаря этому подходу мы смогли выявить различия в связях сетей покоя со склонностью к депрессии и тревожному расстройству. Наши ЭЭГ-исследования показали, что депрессия и тревожность связаны с разными мозговыми структурами и процессами. Тревожность сопровождается усилением работы положительных к задаче сетей, а склонность к депрессии — усилением работы отрицательных к задаче сетей покоя.

— Всё это свидетельствует о том, что депрессия не наследственное заболевание?

— Как я говорил, депрессия, равно как патологическая тревожность, имеют в своём основании несколько факторов. Это и генетика, и регион, в котором живёт человек, особенности его личной биографии, и ряд социальных факторов, включающих религиозные убеждения. Особенности работы осцилляторных сетей мозга отражают целый комплекс факторов, определяющих склонность человека к заболеваниям.

— Когда результаты ваших исследований станут применяться в клинической медицине?

– Те исследования, которые сейчас проводятся, это в некотором роде шаг на опережение. Результаты, которые мы в данный момент имеем, станут использоваться в клинике в лучшем случае лет через десять. Мы получаем технологии оценки риска заболеваемости, и самая удачная наша находка связана с возможностью учитывать фоновое состояние мозга в покое для оценки вероятности появления болезни в будущем.

Генетика имеет некоторое значение при оценке рисков появления патологии, но не определяет склонность к депрессии. Социальное анкетирование также двояко, а вот спокойное сидение в кресле при регистрации ЭЭГ может оказаться в будущем эффективным способом прогнозирования, если полученные нами результаты действительно подтвердятся. Кроме того, в современной психиатрии часто наблюдается так называемая «резистентность» больного к препарату. Например, один и тот же препарат может в 70 процентах случаев помочь пациентам справиться с болезнью, в 20 процентах не оказывает на них лечебного воздействия, а в 10 процентах случаев может вызывать ухудшение состояния. Причина разного эффекта препарата в том, что внешне одинаковая болезнь на уровне активности нейронов может совершено различаться. И если мы будем лечить всех одним и тем же препаратом, то у существенного количества больных это вызовет только негативные последствия.

Наша первоочередная задача — не только разработка методов ранней диагностики депрессии, но и создание подходов для отслеживания эффективности антидепрессивной терапии. В своих исследованиях мы начинаем приходить к персонализированной медицине. Возможно, применение наших результатов позволит через какое-то время контролировать эффективность использования тех или иных способов лечения для разных групп пациентов.

Беседовала Аэлита Морозова

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

два × 4 =