Конфликт между двумя глобальными системами, которые возглавляли СССР и США, продолжался более 40 лет и назывался «холодной войной». Сумел ли мир усвоить её уроки?
Автором этого словосочетания на Западе настоятельно считают писателя Джорджа Оруэлла. Он предрёк холодную войну между сверхдержавами, упомянув её в статье «Ты и атомная бомба». Эту статью, вызвавшую одобрение интеллектуалов, напечатал британский еженедельник Тribune в октябре 1945 года — по свежим впечатлениям от атомных бомбардировок Японии.
Поскольку даже на эту тему приходится изрядное количество спекуляций (кто, когда и почему объявил холодную войну?), приведу «оригинал»: потенциальные сверхдержавы, согласно Оруэллу, вероятнее всего заключат между собой негласное соглашение не применять ядерное оружие друг против друга. Таким образом, они «останутся непобедимыми, пусть и находясь в состоянии постоянной “холодной войны” со своими соседями (in a permanent state of “cold war” with its neighbors)». Такое развитие ситуации, по мысли автора, положило бы «конец масштабным войнам ценой бесконечного продления «мира, который не есть мир».
Впрочем, из уважения к Востоку вспомним и китайского ученого Cыма Цяня, жившего во II веке до нашей эры. Он писал, что одно из современных ему царств вело «лэнчжань» (буквально — холодную войну) посредством интриг и подкупа, но избегая «войны колесниц».
Учитывая сегодняшнюю хронику, неудобно приводить даты и обстоятельства якобы завершения холодной войны. Формально дело обстояло так: 1 февраля 1992 года во время российско-американского саммита в Москве президенты России и США Борис Ельцин и Джордж Буш-старший подписали декларацию о прекращении холодной войны. Церемония прошла без публичных уточнений, кто эту войну начал и кто её проиграл. Но уже скоро в политический обиход вошёл reason de Compiegne. Проще говоря, проигравшим предложили вести себя как Германии, подписавшей в 1918 году в Компьенском лесу соглашение о прекращении огня и тем самым признавшей свою капитуляцию в Первой мировой войне. Для убедительности напомнили и о капитуляции Японии на борту линкора «Миссури» в августе 1945-го. Хотя Оруэлл, помнится, писал о холодной войне как форме взаимоприемлемого сосуществования, не предполагающего ни белых флагов, ни парадов победы.
Вот и президент Буш ещё в декабре 1991 года эксклюзивно поздравил американский народ с победой. Но, повторяю, до поры оба «официальных завершения» холодной войны скорее были преисполнены пафоса избавления от замаячившего Апокалипсиса. В отличие от её почти будничного и суетного начала.
Принято считать, что войну Москве объявил Уинстон Черчилль, выступая в университете американского города Фултон в 1946 году. Британские историки сходятся во мнении, что инициатива Черчилля была вызвана недовольством англо-американских элит послевоенной судьбой эмигрантского правительства Польши, да и её самой. В качестве иных доводов в пользу «обречённости» Москвы на холодную войну называют обстоятельства овладения ею ядерным оружием, а также добрый десяток иных поводов-причин, включая конспирологическую версию о якобы несоблюдении Кремлём неких договорённостей относительно провозглашения государства Израиль.
Так или иначе, от фултонской речи до создания бастионов холодной войны в виде НАТО (создана в 1949 году) и Варшавского Договора (создан в 1955-м — почувствуйте разницу во времени!) прошло как минимум 9 лет. Хотя к тому времени уже отбушевала война корейская — горячая по месту событий и морозная-до-озноба с учётом её сегодняшних последствий. Не говоря о глобальных предчувствиях.
Тут не обойтись без череды вопросов, отстоящих от истории с географией. Не является ли холодная война непременным условием обострённой конкуренции-конфронтации между амбициозными государствами, а не результатом идеологического противостояния в отдельно взятом ХХ веке, как многие считали более четверти века назад? Не предотвратила ли холодная война горячую? Или она оказалась счастливо не завершённым этапом подготовки к ней? Примечателен и такой, не менее актуальный нюанс: некоторые отечественные историки считают, что толчком для вступления в глобальную конфронтацию стала для Москвы поддержка Западом националистических сил в Прибалтике и на Западной Украине (то есть, «лесных братьев» и бандеровцев) после завершения Второй мировой. Вам это ничего не напоминает?
Так или иначе, более 6 тысяч (!) академических исследований, в основном западных, на тему различных периодов и ключевых эпизодов холодной войны заложили основу современной практической политологии на стыке с дипломатией. Ибо любой международный конфликт во второй половине прошлого века принято рассматривать через призму 40-летней холодной войны. Какая тут новейшая история в её аполитично-консервативной трактовке?! Абсолютное большинство исследователей считает, что политико-экзистенциональным, а, следовательно, и медийным пиком «холодно-военного» противостояния стал ракетный кризис вокруг Кубы 55 лет назад. Поэтому о нём — подробнее.
Более известный как Карибский, он прочно ассоциируется с обещанием тогдашнего советского лидера Хрущева показать Америке «кузькину мать». Хотя это словосочетание возникло раньше и к военному противостоянию напрямую не относилось. События того времени одинаково интерпретируются у нас и на Западе лишь в одном смысле: в последний момент мир спасла от ядерной катастрофы личная дипломатия братьев Кеннеди, помноженная на чрезвычайные усилия советской резидентуры в США.
Действительно, пик Карибского кризиса и его стремительная развязка пришлись на 22 октября 1962 года. В тот день в вашингтонском ресторане «Оксидентал» встретились советник посольства СССР Фомин (он же резидент внешней разведки КГБ в США Александр Феклисов) и «придворный» политобозреватель телекомпании АВС Джон Скали (он же доверенное лицо президента Джона Кеннеди). Тогда и были согласованы условия торга, которые, впрочем, уточнялись до конца ноября и даже позднее.
Однако детективный флёр — не самое главное в Карибском сюжете. Его пролог относится к концу 1950-х годов, памятных афористичными обещаниями Никиты Хрущёва догнать и перегнать Америку и её же похоронить. Возник даже торговый бренд на ширпотреб — ДиП. В сумме это означало показать ей «кузькину мать». Последнее — профессионально смутило тогдашнего госдеповского переводчика белоэмигранта князя Орлова. По воспоминаниям его советского коллеги Виктора Суходрева, американец переспросил: «Кузькина мать живёт там, где раки зимуют?».
Чем же была вызвана «афористичность» советского лидера? Прежде всего, не детализированной вслух бесцеремонностью американцев, имевших в то время 17-кратное превосходство в ядерных зарядах. Что говорить о зарядах, если до конца 1950-х натовские разведывательные «Канберры» летали над Москвой (если верить историкам) даже во время парадов на Красной площади? Лишь уничтожение 1 мая 1960-го американского самолёта-разведчика U-2 положило конец монополии Запада на запредельные для советской ПВО эшелоны в родном воздушном пространстве. Из песни слов не выкинешь: именно тогда Москва энергично искала пути к первой послевоенной разрядке. По ряду воспоминаний, было подготовлено предложение о взаимном роспуске двух военных блоков и — в преддверии встречи Хрущёва с президентом Дуайтом Эйзенхауэром — вручную собрали в подарок американскому президенту никелированный экземпляр «Москвича» 402-й модели.
В Америке на всё это внимания не обратили. Более того, с начала 1960-х годов американцы приступили к развёртыванию ядерных ракет в Турции, никак не связав свои планы с одновременным разгромом десанта кубинских эмигрантов на пляже Плайя-Хирон. Не удержаться от образных подробностей. Их на месте событий невозмутимо привёл кубинский ветеран-экскурсовод: «Высадились 1600 контрреволюционеров, в боях погибли — 150, сдались — 500». — А остальные?» — «В тот год популяция крокодилов в окрестных плавунах-болотах оказалась рекордной в ХХ веке, да и апрель для них — самый голодный месяц…»
Поскольку крокодилы не могли оставаться единственными союзниками молодой кубинской революции, ей помог «старший брат». Тем более эмигранты продолжали подготовку к повторному «освобождению родины». В этих условиях Москва — в соответствии с принятой в то время логикой классовой солидарности — приступила к размещению на Кубе оружия, «соответствующего потребностям её обороны». Сюда доставили 60 боеголовок для ракет средней дальности Р-12 и Р-14 (2000 км и 4500 км при 180-километровом расстоянии до США), около 90 для ракет «кубинского» радиуса (в основном «Луна»), 6 авиабомб для Ил-28 и даже 4 ядерных мины.
Операция «Анадырь» по доставке вооружения, по крайней мере, с точки зрения дезинформации прошла на ура. Этому способствовало даже её «отвлекающее» от Кубы название. Лишь в начале октября 1962 года U-2 сфотографировали пусковые установки, часть из которых ввиду спешки устанавливалась на асфальтированных перекрестках дорог. Трёхнедельное препирательство Москвы с Вашингтоном поначалу охватывало глобальные вопросы мироздания, потом постепенно концентрировалось вокруг собственно ракет. Повторное за два года уничтожение в те дни уже знакомого нам американского самолёта-разведчика — теперь над Кубой — едва не взорвало обстановку окончательно, но, к счастью, обошлось.
Последняя неделя октября 1962 года заострила уже новый вопрос: кто кому уступил? Суть компромисса, найденного в ресторане «Оксидентал», состояла в том, что Москва выводит свои ядерные силы с Кубы, сохраняя при этом обычное военное присутствие: 64 наших соотечественника, упокоенных в кубинской земле (половина погибла в ДТП), свидетельствуют об «учебно-боевой» активности 40-тысячного контингента наших интернационалистов, редко вспоминаемых на Родине. В мемуарной литературе делаются неофициальные сноски на то, что угрожающее Америке оружие не было вывезено полностью. Некоторые историки допускают, что часть ракет Фидель Кастро оставил в качестве гарантии от покушений на революцию и на себя лично. Но, судя по числу только разоблачённых попыток убить Фиделя (а их было свыше двухсот), это наглядно не подтверждается. В свою очередь, американцы отказались от планов свержения Кастро вооружённым путем. Одновременно обязались вывезти свои «турецкие» ракеты, что со временем и сделали — с теми же неофициальными «допущениями».
Ещё важнее было другое: с конца 1962 года военный паритет СССР и США был признан по «карибскому» факту. В правовом смысле это стало основой для подготовки целого пакета военно-ограничительных соглашений (всего 8), ныне во многом забытых.
При догорающих огнях Карибского кризиса французский президент Шарль де Голль ввёл в международный обиход доселе неизвестное слово «дэтан» — «разрядка», хотя до неё было ещё далеко. Тем не менее Карибский кризис продемонстрировал возможность урегулирования военно-политических конфликтов, доведённых до предельной остроты. Кстати, большинство исследователей сходятся в одном: взаимному выходу из кубинского тупика во многом способствовал личный опыт руководителей двух стран, во всяком случае, принадлежность этих людей к поколению участников Второй, а отчасти и Первой мировых войн.
Сегодня личная и непосредственная память о катаклизмах мирового масштаба утрачена. И, возможно, один из результатов этого — безоглядная игра на повышение. Часто в сумерках компьенского леса. И без осознания критической черты, подтверждённой, повторюсь, семейными хрониками…
Так каков же вывод? Не в подсказке ли примеров на будущее состоит главное значение Карибского конфликта. А им, как оказалось, история не ограничилась…
