Родион Гудзенко. Вечности заложник

Владимир Соболь
Февраль09/ 2018

В петербургском Центре книги и графики открылась выставка работ художника Родиона Гудзенко.

Нагонный ветер, нагонное наводнение — эти понятия для Петербурга всегда, увы, были привычными. Помню, давным-давно в нашем доме политкаторжан, что выходит одним крылом на Петровскую набережную, жители полуподвалов тёмным осенним вечером поднимались плотной толпой по узким пролётам лестниц, а обитатели верхних этажей разбирали их по своим квартирам. Мы тоже приютили у себя одно семейство, но и сами никак не могли успокоиться — волновались за дедушку, задержавшегося в издательстве. А на следующий день ленинградские СМИ ничего (или почти ничего) не сказали о подтопленном накануне городе, словно набрали в рот той самой воды, что текла по его набережным и улицам.

Я, разумеется, газеты тогда не читал. Да и вообще не помню о том наводнении. В 1955-м году мне было всего пять лет от роду. Рассказал об этом событии Александр Георгиевич Траугот, в самом начале своего выступления на вернисаже выставки Родиона Степановича Гудзенко, на презентации книги о своём друге. Такая фигура умолчания, по убеждению Траугота, и есть основной принцип социалистического реализма — игнорировать жизнь, не видеть её, проходить мимо.

Две жизни было у страны в те нелёгкие времена. По крайней мере, две. И люди, которые описывали наше существование, использовали два метода представления реальности или, как говорят нынешние теоретики, её репрезентации. Одни заливали холст аляповатыми красками, другие пристально вглядывались в окружающий мир, пропускали его через себя и бережно переносили на полотно. Официальные художники как раз и были формалистами, утверждает Александр Траугот, а мы — сугубые реалисты.

Хотя начинали все одинаково. Он вспоминал, как в 1944-м увидел своих однокашников по первому классу средней художественной школы, той самой, что при Академии Художеств. Родион Гудзенко пришёл в матроске, а рядом стоял, украшенный пышным бантом, Илья Глазунов.

Жизнь развела одноклассников. Многим даже не дали возможности доучиться. Их отчислили, поставив клеймо «формалисты-космополиты». А среди них были такие незаурядные фигуры как Александр Арефьев, Владимир Шагин, Шолом Шварц, Александр Траугот…

Да и сам Гудзенко стал знаменитым и именитым мастером. «Ему хотелось достичь в рисунке предельной достоверности, упрощённой до примитива. А в живописи ярко выразить возможности цвета и пятна, формально упрощая пейзажи почти до декоративности. Молодой художник считал, что без эмоционального освещения объекта или события, без чувственного отношения автора, работа может стать серой, скучной, антихудожественной, несмотря на техническую грамотность…» Так рассказывает о творческих принципах своего дедушки автор книги о художнике Анастасия Гудзенко.

Работы Родиона Гудзенко (даже в виде репродукций) поражают своим иным взглядом на мир. Вот вид сверху на Екатерининский сквер, в котором пространство закручивается в свирепую спираль. Работа названа «Катькин садик» по неофициальному имени локуса.

Но ещё больше мифологии сопряжено с самим существованием Родиона. Так, и в книге Анастасии Гудзенко, и в воспоминаниях знавших его коллегах, отмечается замечательная идея перелёта во Францию — на надутых газом презервативах. Это были те времена, когда молодёжь мечтала попасть на Монмартр, взглянуть хоть одним глазком на праздник, который всегда с тобой.

«В Москве мальчишки о Париже плачут…», — писал Евгений Евтушенко. Герой Юрия Кукина мечтал о славном городе, греясь у таёжного костра. Но попасть туда советскому человеку было практически невозможно. Так же невозможно, как и купить в аптеке резиновое изделие № 2, которое всегда было в дефиците. Так что идея Родиона Степановича была романтической со всех сторон. И не менее эфемерна, чем путешествие на Луну Сирано де Бержерака, который предполагал постоянно подбрасывать магнитный шар, чтобы тот притягивал к себе железное кресло будущего путешественника.

На голову Сирано, если помните, сбросили бревно со строительных лесов, на голову Родиона обрушило всю свою мощь социалистическое государство. Это был полнейший реализм, вполне даже натуралистичный.

Летом 1956 года Гудзенко арестовали, судили по 58-й статье и дали срок 5 лет. Сидел он до 1960-го, но за это время успел перезнакомиться со многими интересными людьми: от воров в законе до писателя и визионера Даниила Андреева. Там же он принял крещение, причём католическое.

А ещё раньше, до ареста, Родион был познакомился с Роальдом Мандельштамом. Этот ленинградский поэт стал идеологическим центром «Ордена нищенствующих живописцев», в который входили Гудзенко и его друзья. Александр Траугот читал по памяти стихи Роальда Мандельштама, и я, сидя в зале, поражался силе незнакомых мне прежде строк.

Жизнь замечательных людей всегда окружена легендами. Вот и на презентации случился концептуальный спор между Александром Трауготом и Александром Флоренским, которого поддержал Дмитрий Шагин (сын друга Гудзенко и друг его сына). «Митьки» рассказывали о любви Родиона Степановича к застолью, Александр Георгиевич утверждал, что слухи о нетрезвости Гудзенко больше, чем просто преувеличены. Думаю, что правы были и те, и тот. Просто перед нами ещё одно проявление принципа дополнительности великого Нильса Бора в нашей обыденной жизни. Флоренский с Шагиным видели утомлённое бренное тело художника, в то время как Траугот проникал в самый его дух. В ту самую эманацию нашего существа, которая отвечает за все наши свершения, которая и есть реальный «вечности заложник, у времени в плену».

Книга Родионе Гудзенко, написанная его внучкой Анастасией, представляет читателю мир художника — трепетный и несгибаемый, проявлявшийся и на холсте, и в жизни. «Его индивидуальный творческий путь, как и глобальный путь героического поколения художников, прорвавшихся к свободе из тисков суровой действительности, вносит свою лепту в культурное пространство Ленинграда. С уходом этого человека, можно сказать, что ушла целая эпоха», — заключает свой оммаж деду Анастасия Гудзенко.

Что добавить к этому справедливому суждению? Разве только, что эпохи приходят и уходят, а память о людях сохраняется. Должна сохраняться.

Должна сохраняться и книга Анастасии Гудзенко — звено в цепочке памяти о тех, кто формировал, создавал культуру Ленинграда-Петербурга, а с ней и культуру нашей страны. Работа вышла в серии «Авангард на Неве», которую уже много лет публикует Исаак Кушнир. Эта серия — как надежда, что больше никогда не придётся нашим художникам, музыкантам, поэтам уходить в подполье, в катакомбы, в пещеры…


Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

3 × 3 =