Кинодокументалист Меэлис Муху известен не только в родной Эстонии, но и далеко за её пределами. Все говорят: благодаря его таланту. Но точнее сказать: благодаря таланту честности.
О Муху пишут: «Он является одним из немногих режиссёров, которых интересует русскоязычное население страны». Это правда, но не вся. Судя по работам мастера, он пытается с помощью документального кино понять, что вообще сейчас происходит с людьми — и с теми, кто «творит историю», и с так называемыми «простыми гражданами».
Выбирая темы для своих фильмов, Муху, как правило, сосредоточивается не на очевидном и широко обсуждаемом. Ему удаётся безошибочно определить ситуации, о которых мы сегодня не задумываемся и обращаем на них внимание лишь после того, как они, разрастаясь, начинают выходить из-под контроля.
Но только ли выбор «неожиданных» сюжетов делает ленты Муху столь заметными?
Что такое кинодокументалистика в современном мире? Способна ли она повлиять на настроения общества в целом? Имеет ли право художник широко декларировать (а порой и просто навязывать зрителю) собственную точку зрения? Чем документальное кино отличается от новостных сюжетов, снимаемых журналистами-новостниками? Да и нужно ли оно нам вообще?
Вопросы, вопросы, вопросы… Отвечая на любой из них, Муху старается как можно точнее подбирать слова. Не остаётся сомнений — режиссёру и в интервью крайне важно, чтобы его поняли правильно.
— Вы, Меэлис, занимаетесь кинодокументалистикой уже много лет, она — дело, которое вы по-настоящему любите…
— …Как исследователю, она мне очень интересна.
— Не сомневаюсь. Однако, хоть и боюсь вас обидеть, не могу не спросить: насколько сегодня нужно и востребовано документальное кино?
— К сожалению, если посмотреть статистику, нельзя не заметить — это не слишком популярный тренд, и, чем больше проходит времени, тем меньше тех, кто в нём нуждается. Может быть, мое заявление звучит не слишком оптимистично, и кто-то оценивает ситуацию иначе, но мне кажется, сегодня людям нужно скорее развлекательное и художественное кино. Для них документальный фильм ассоциируется с тем, что они видят вокруг себя каждый день, так зачем же смотреть это ещё раз на кино- или телеэкране?
— Вы говорите о жителях Эстонии, или такая тенденция наблюдается во всём мире?
— Эстония — маленькая страна, у нас живут примерно 1 миллион 300 тысяч человек. Считается, что активно интересуется культурой только 10 процентов населения, для нас это — 130 тысяч. В Германии, например, или в Голландии, или в Польше людей живёт больше, а значит, и тех, кого интересует документальное кино, там тоже больше.
— Неужели и вправду лишь каждый десятый интересуется культурой?
— Каждый из нас ежедневно, встав утром, идёт на работу, или в школу, или в университет, а возвращается лишь вечером — сколько у людей остаётся времени на то, чтобы сходить в кино или в театр? Они же просто не успевают это сделать! Вот когда вы в последний раз ходили на концерт?
— Хороший вопрос…
— Вот видите! Общая численность жителей страны, безусловно, увеличивает критическую массу потребителей культуры, однако в целом ситуация примерно одинакова. К тому же люди могут прекрасно прожить и без документального кино…
— Но в таком случае, простите, уж совсем не понятно, почему вы этим занимаетесь?
— Наверное, отношусь к категории тех, кто хочет больше знать об окружающей жизни. Кинодокументалистика даёт такую возможность. Делая фильм, можно попасть в самые разные места и встретиться с интересными людьми.
Но главное даже не это. Лет, скажем, через пятнадцать-двадцать наверняка найдутся те, кто захочет узнать, какой была жизнь в 2017-м или 2018 году. И он сможет это сделать, посмотрев материал, который я отснял сегодня.
— Но будет ли этот материал объективен, ведь фильм так или иначе выражает личное отношение его автора к происходящему? Например, ваш Фильм «Алёша» о «Бронзовом солдате» — понятно же, что далеко не все согласны с вашей позицией и вам наверняка приходилось слышать критические, даже негативные отзывы…
— Это не очень для меня важно, потому что я знаю: у каждого зрителя в голове свой фильм. Как то, что он себе представляет, попало ему в голову, — отдельная история, но он обязательно будет сравнивать этот свой фильм с тем, что видит на экране. Может, картинки совпадут, и человек, согласившись с автором, даже захочет посмотреть другие его работы. Но вполне возможно, зритель скажет: «Те, кто это снимал, не знает, как всё происходило на самом деле! А я знаю!»
Кстати, мой фильм о «Бронзовом солдате» — не первый и не последний. Я знаю пять таких картин, сделанных эстонским, латвийским, российским, американским и норвежским режиссёрами, причем у каждого из них свой взгляд на происходящее.
— То есть у каждого автора фактически своя реальность?
— У каждого зрителя — тоже! И не бывает такого, чтобы чей-то взгляд на мир был самым правильным. Поэтому мы должны относиться к взглядам других максимально толерантно. Есть, разумеется, немало тех, кто с этим не согласен, но что поделаешь, все люди разные…
К слову, сегодня нередко говорят, что новостные сюжеты, которые мы смотрим в ТВ-новостях, по существу тоже являются документальным кино. Но это — заблуждение! Документалист, собираясь на съёмку, знает лишь одно: в данном конкретном месте и примерно в это время что-то будет происходить, потому что для этого есть все условия. Значит, нужно быть там со своей камерой и включить её, чтобы снять все события, которые случатся.
Новостник же, выезжая на место происшествия, имеет конкретное поручение редакции и снимает исключительно те моменты, которые совпадают с его заданием.
— Всё так, и мы знаем немало примеров, когда политики, отстаивая свою правоту, ссылаются на телесюжеты. Но вы же не будете спорить с тем, что и документальное кино нередко используется в качестве элемента пропаганды?
— Есть, конечно, такая проблема. Но, на мой взгляд, снимать надо так, чтобы твой фильм не стал инструментом в руках политиков. Если власти смогут на него сослаться и заявить: «Вот, смотрите, даже документалист сделал фильм, который подтверждает нашу правоту!», — в этом будет содержаться определённая опасность. Потому что правительства приходят и уходят, время идёт, и отношение к тому, что ты снял, постепенно изменяется. Я и сам, когда пересматриваю фильмы, которые снимал лет десять-двадцать назад, думаю: если б делал это сейчас, то и материал другой использовал бы, и смонтировал иначе…
— А представьте – пройдёт лет сто, всё, отснятое вами, станет историей, тех, кто всё видел собственными глазами, не останется, и потомки будут судить о нашем времени именно по вашему кино…
— Конечно, зрители будут смотреть фильм, ориентируясь не на наши с вами, а на собственные, присущие их историческому периоду критерии. Поэтому необходимо поставить свой фильм так, чтобы люди поняли, как его следует смотреть. Автор обязан им сказать: это кино было сделано в конкретное время, которое во многом определило его комплекс.
Зритель будущего должен понять, что хочет сказать ему автор. А какие выводы он для себя сделает, зависит от многих причин, в том числе и от его жизненного опыта и образования…
— Есть, мне кажется, ещё один момент, серьёзно влияющий на качество фильма и на его зрительское восприятие. Допустим, вы снимаете кино, где все говорят по-эстонски, и везёте его на кинофестиваль в Европу. Но ведь там этот язык никто не понимает! А в субтитрах, даже если переводчик добросовестный, смысл слишком часто искажён …
— Вообще-то, довольно часто делают фильмы, в которых совсем нет диалога, только музыка и оригинальные звуки. Но язык, конечно, очень важен. Поэтому я сейчас работаю над картиной, где главный герой говорит по-английски.
Однако ситуация действительно сложная. Я, например, никогда не поеду снимать фильм в Бразилию или в Африку, потому что не смогу понять, о чём говорят герои. А если я этого не понимаю, у меня нет возможности сделать хорошее кино.
— А не бывает даже в родной Эстонии такого, что вы снимали, имея в виду одно, а в итоге получилось совсем другое?
— Я сравниваю документалистику с работой рыбака, который забрасывает сеть, не представляя, что в неё попадет. И лишь потом, доставая улов, начинает разбирать: вот это хорошая рыба, а вон ту вообще нельзя есть…
— Сколько всего фильмов вы сняли?
— Не помню точно — десять-пятнадцать. Не очень, конечно, много, но у меня ещё есть время.
— А насколько вам важно, чтобы люди обязательно читали в титрах вашу фамилию?
— Совсем не важно. Конечно, если фильм удался, и ты получаешь какую-то награду, премию, диплом, появляется хорошее чувство. Но работать специально для того, чтобы стать известным?.. Нет, это уж точно не моё. Да и документальное кино таких не любит…
Беседовала Светлана Белоусова
