182 года назад погиб Пушкин — «невольник чести». Но гений его живёт — в стихах и прозе, навсегда вошедших в нас с детства. А ещё — в раритетах коллекции Президентской библиотеки «А.С. Пушкин (1799–1837)».
«Он легко знакомился, сближался, особенно с молодыми людьми, вёл, по-видимому, самую рассеянную жизнь… Среди всех светских развлечений он порой бывал мрачен; в нём было заметно какое-то грустное беспокойствие, какое-то неравенство духа; казалось, он чем-то томился, куда-то порывался. По многим признакам я мог убедиться, что покровительство и опека императора Николая Павловича тяготили его и душили», — таков словесный портрет Александра Пушкина, выполненный с натуры Николаем Путятой, одним из тех, кто лично знал поэта.
Эти строки можно найти в одной из статей журнала «Русская старина. Г. 14. 1883. Т. 37, [кн. 1–3]», которая представлена в коллекции Президентской библиотеки.
А вот ещё один портрет: «“Ясный”, “гармонический” Пушкин, гениальный “гуляка праздный”, такой как будто понятный в своей нехитрой гармоничности благодушной беспечности, в действительности представляет из себя одно из самых загадочных явлений русской литературы, — пишет Викентий Вересаев в книге «Пушкин в жизни. Вып. 1», с которой можно ознакомиться на портале Президентской библиотеки. — Он куда труднее понимаем, куда сложнее, чем даже Толстой, Достоевский или Гоголь. Меня особенно интересовал он как живой человек, во всех подробностях и мелочах его живых проявлений»
Каждый автор — будь то пушкинский современник-мемуарист или исследователь жизни и творчества поэта — по-своему старался передать уникальность натуры гения.
«Живой» Пушкин предстаёт в раритетах Президентской библиотеки, посвящённых последним шести годам жизни поэта, начиная с женитьбы на Наталье Гончаровой. При этом некоторые пушкинские замечания и оценки с высоты нашего времени могут показаться нам несколько странными, даже неожиданными. Но они лишний раз доказывают, что огромная фигура Пушкина никогда не уместится в стереотипы, с помощью которых потомки пытаются объяснить себе эту выдающуюся личность.
Подтверждением этому могут служить всего две небольшие цитаты. Вот вроде бы неожиданные и даже совсем «непушкинские» строки: «Правда ли, что Баратынский женится? Боюсь за его ум. Законная жена — род шапки с ушами. Голова вся в неё уходит». Это цитата из статьи П. Каратыгина «Наталья Николаевна Пушкина в 1831–1837 гг.», опубликованной в журнале «Русская старина. Г. 14. 1883. Т. 37, [кн. 1-3]». А вот в той же статье выдержка из письма Пушкина Н. Кривцову: «В тридцать лет люди обыкновенно женятся. Я поступаю как люди и, вероятно, не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не на розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня. Они входят в мои домашние расчёты. Всякая радость будет для меня неожиданностью»
Пушкин работал до последних дней жизни. Об этом свидетельствуют воспоминания о поэте, помещённые в «Очерках по истории новой русской литературы. Т. 2. (Пушкинский период)» и в уникальном издании «Разговоры Пушкина». В «Разговорах…», изданных под редакцией С. Гессена, приводится выдержка из дневника Д. Келлера: «Недели за три до смерти историографа Пушкина был я по его приглашению у него. Он много говорил со мной об истории Петра Великого. “Об этом государе, — сказал он между прочим, — можно написать более, чем об истории России вообще. Одно из затруднений составить историю его состоит в том, что многие писатели, недоброжелательствуя ему, представляли разные события в искажённом виде, другие с пристрастием осыпали похвалами все его действия”»
Пушкин продолжал напряжённо работать, но издание «Современника» не приносило ожидаемого дохода, цензура по-прежнему не допускала многие его сочинения к печати, финансовые проблемы в семье нарастали. На своём любимом вольтеровском кресле за рабочим столом поэт сидел в долг…
Пушкина продолжали тяготить отношения с сильными мира сего. В том числе замечания царя, вроде того, которое менторски высказал поэту Бенкендорф; оно процитировано в книге «Выписки из писем графа Александра Христофоровича Бенкендорфа к императору Николаю I-му о Пушкине»: «Государь Император заметить изволил, что вы находились на бале у французского посла во фраке, между тем как все прочие, приглашённые в сие общество, были в мундирах. Как всему дворянскому сословию присвоен мундир тех губерний, в коих они имеют поместья, откуда родом, то Его Величество полагает изволить приличнее русскому дворянству являться в сём наряде в подобные собрания»
Вольный пушкинский гений не желал признавать каких-либо рамок и ограничений. Камер-юнкерский мундир решительно был узок поэту. Желая приготовить к мысли об отставке свою жену, Пушкин писал ей 15 мая 1834 года: «Дай Бог тебя мне увидеть здоровою, детей целых и живых! Да плюнуть на Петербург, да подать в отставку, да удрать в Болдино, да жить барином!» И позже написал ей же: «Опала легче презрения»
Тем временем углублялся конфликт Пушкина с Жоржем Дантесом и его покровителем голландским посланником Геккереном. В издании «Разговоры Пушкина» приводятся «Воспоминания о Пушкине и Гоголе» В. Нащокиной: «Барон Геккерен… один раз на балу поднял ключик от часов, обронённый поэтом, и подал его Пушкину с заискивающей улыбкой. Эта двуличность так возмутила прямодушного, вспыльчивого поэта, что он бросил этот ключик обратно на пол и сказал Геккерену со злой усмешкой: “Напрасно трудились, барон!”».
Последние дни и часы жизни поэта детально описаны в книгах Д. Анучина «А.С. Пушкин», в журнале «Русская старина. Г. 32. 1901. Т. 105», в уже упоминавшихся «Разговорах Пушкина»…
Князь Пётр Вяземский детально описал дуэль Пушкина: «Он упал на шинель, служившую барьером, и не двигался, лёжа вниз лицом. Секунданты и Геккерен подошли к нему; он приподнялся и сказал: “Подождите, у меня хватит силы на выстрел”. Геккерен стал опять на место… Пушкин после выстрела подбросил свой пистолет и воскликнул: “Браво!..” Придя в себя, он спросил д’Аршиака: “Убил ли я его?” “Нет, — ответил тот, — вы его ранили”. “Странно, — сказал Пушкин, — я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но я чувствую теперь, что нет. Впрочем, мне всё равно. Как только мы поправимся, снова начнём” В ответ на увещевания друзей не делать этого Пушкин сказал: “Я принадлежу стране и хочу, чтобы имя моё было чисто везде, где оно известно”».
И в тех же «Разговорах», когда раненого привезли домой, мы слышим тихое пушкинское: «Теперь я вижу, что я убит».
В день смерти Пушкина у дома на Мойке, 12, собралась многотысячная толпа, её привело сюда то, что потом было написано А. Кашпуревым в сочинении «Заслуги А.С. Пушкина пред русским народом». Эта книга вышла в Киеве в 1900 году, через 63 года после смерти поэта. Но какое значение имеет Пушкин для России и её будущего, многие понимали ещё тогда, в 1837-м…
Так говорил Александр Пушкин
— К беде неопытность ведет.
— Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.
— Гений и злодейство — две вещи несовместные.
— Я пережил свои желанья.
— Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.
— Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду.
— Любви все возрасты покорны…
— Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей.
— Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.
— Наука сокращает
Нам опыты быстротекущей жизни.
— Ах, обмануть меня нетрудно!
Я сам обманываться рад!
— Обычай — деспот меж людей.
— Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет.
— Нет правды на земле, но правды нет и выше.
— Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности.
— О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель.
— Зависимость жизни семейной делает человека более нравственным.
— Да, жалок тот, в ком совесть не чиста.
— На свете счастья нет, но есть покой и воля.
— Мы почитаем всех — нулями,
А единицами — себя.
— Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел.
— Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей.
— В одну телегу впрячь не можно
Коня и трепетную лань.
— Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
— Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
— Зависеть от властей, зависеть от народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними.
Никому отчёта не давать, себе лишь самому
Служить и угождать: для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи.
— И всюду страсти роковые,
И от судеб защиты нет.
— Мы все глядим в Наполеоны.
Мы все ленивы и нелюбопытны.
— Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь!
— Народ безмолвствует.
— Не пропадёт ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
— Не хочу быть шутом, ниже у Господа Бога.
— Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
— Пир во время чумы.
-Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа.
