Во Франции сорят, но убирают, в Германии не сорят и убирают, а в России и сорят, и не убирают. Причём это у нас давнее. Ещё Михаил Лермонтов свыше полутора веков назад, уезжая на Кавказ, произнёс вещие слова: «Прощай, немытая Россия…».
Почему мы такие?
— Я прогулялся по одному из красивейших городов мира и вернулся по колено в грязи! — сказал мой друг, входя в прихожую.
Последние десять лет он живёт в Германии и совсем отстал от родных реалий. Что поделать, к хорошему всегда привыкаешь быстрее, чем к плохому. А вот мы здесь у себя настолько привыкли к своей грязи, что почти её не замечаем. Как говаривал Сергей Довлатов, «это вовсе не грязь! Это — неорганизованная материя». Ну, бросил кто-то обёртку от шоколадки на газон. Ну, швырнул пустую банку из-под пива в кусты. Ну, плюнул на асфальт. С кем не бывает… Кто из нас без греха?
Да у нас не только под ногами грязь непролазная, но и выше. Таких входных дверей, заляпанных подошвами сапог, таких окон, пыльных и закопчённых выхлопными газами, днём с огнём по всей Европе не сыщешь.
…И откуда мы такие взялись?
Проще всего, конечно, обвинить во всём семнадцатый год. Дескать, пришло большевистское хамодержавие да испакостило всю матушку Россию. Я ещё застал стариков, которые помнили, как после Великого Октября Невский проспект утопал в шелухе от семечек, окурках самокруток и в парадных на ковровых дорожках красовались мощные пролетарские плевки.
Но повторяю: на самом деле Россия и задолго до революции не могла похвастать чистотой. Ещё Николай Гоголь отмечал: «Только где-нибудь поставь какой-нибудь памятник или забор — чёрт знает откудова и нанесут всякой дряни!». Ещё Василий Шульгин, депутат дореволюционной Думы подтверждал: «…Сказать бы, у нас грязь от коммунизма… но ведь всегда было грязно у нас, что греха таить».
В этом грустно признаваться, но факты, как некогда любили писать наши политические обозреватели, упрямая вещь: увы, россияне никогда не были нацией чистюль. Возможно, потому, что у нас при воспитании и образовании подрастающего поколения, если и уделялось внимание культуре, так прежде всего интеллектуальной и духовной, а бытовой — почти никогда. К тому же в последние, по крайней мере, лет пятьдесят наши дети росли в родном дворе — рядом с помойкой. В итоге и менталитет у нас соответствующий. Заплёванные тротуары, замызганные подъезды, истоптанные скамейки — всё это в нашем понимании вполне естественный фон бытия.
Скажи представитель местных властей хозяину магазина, кафе, ресторана, что надо надраить шваброй с шампунем тротуар перед своим заведением и фасад первого этажа до карниза второго, — и тот, несомненно, решит, что с него хотят получить очередную взятку. Опять чиновники прижимают бизнес! Вот же ступеньки у входа чистые — чего вам ещё надо?!
Уходящая натура
Сколько себя помню, столько и слышу: «Чисто не там, где метут, а там, где не сорят». Это придумали ещё наши далёкие предки. И, подозреваю, от лентяйства — чтобы не убирать. Впрочем, всегда находились оппоненты, которые утверждали прямо противоположное: «Чисто там, где метут».
Спор этот живо напоминает «тупоконечников» и «остроконечников», которые в «Путешествиях Гулливера» бились друг с дружкой не на жизнь, а на смерть из-за того, с какой стороны надо разбивать яйцо.
Между тем в годы моего детства, пришедшиеся на вторую половину 1950-х, дилемма «убирать или не мусорить?» решалась весьма успешно. В том числе у нас в Петербурге, который тогда именовался Ленинградом. Каждый день ещё затемно во дворах и на улицах появлялись дворники. Летом — с мётлами и большими совками, зимой — с ломами и лопатами. Лопаты были разного калибра, некоторые даже с двумя древками. На каждый подъезд имелся свой дворник. И трудились они на совесть. Во всяком случае, у нас на Таврической и Шпалерной асфальт был чистенький круглый год. Никто не унавоживал тротуары и проезжую часть солью, которая крайне вредна как машинам и обуви, так — при испарении — и человеческому организму. Говорят, в более ранние времена Ленинград был ещё чище. В начале ХХ века, например, в северной столице даже была поговорка: «В Петербурге дворники делают весну». А во второй половине 1930-х годов, как утверждал в своей книге историк блокады Александр Карасёв, «…на снегоуборке систематически работало свыше 20 тыс. человек, в том числе 9 тыс. дворников, около 3 тыс. рабочих районных контор очистки, около 1500 рабочих трамвайно-троллейбусного управления и около 7 тыс. рабочих учреждений и предприятий. На вывозе снега было занято свыше 2 тыс. машин и 2 тыс. лошадей. Кроме того, к очистке города в зимнее время обычно привлекались воинские части».
Каждый дворник когда-то был полновластным хозяином всего подъезда. Он отвечал не только за чистоту на лестнице и прилегающем участке, но и за порядок. Если безобразил пьяный сосед, неожиданно ломался дверной замок или с верхнего этажа текла вода, — в первую очередь, кричали не милиционера, не слесаря и не водопроводчика, а именно дворника. Это был комендант, консьерж и уборщик в одном лице.
Приди ко мне, дворовый работник!
Но с годами дворников становилось всё меньше. Ещё при Хрущёве их начали снимать с довольствия в известном ведомстве. Вот тогда-то мы и стали — чем дальше, тем сильнее — зарастать грязью. Как сказала мне одна мудрая питерская старушка, зря Петербургу с самого основания грозили тем, что его затопит очередное наводнение, — нет, он утопнет в собственной грязи.
Казалось бы, единственное средство борьбы с этим пророчеством — резко нарастить количество уборочной техники и дворников. Судя по неуклонно богатеющему городскому бюджету, на технику надеяться можно. А вот на увеличение числа дворников — вряд ли. Во всяком случае, все реформы ЖКХ новейшего времени такого не предусматривали, да и обновлённое «известное ведомство» вроде как не планирует возвращать тружеников лопаты и веника на своё довольствие. Во всяком случае, пока.
Тем не менее, повода для пессимизма тут быть не должно. При желании можно сформировать целую армию уборщиков наших улиц, площадей и набережных. Достаточно из переполненной душной кутузки вывести на свежий воздух тысячи нечёсаных женщин и небритых мужчин, которые коротают там свои деньки за мелкое хулиганство, драку, появление в общественных местах в нетрезвом виде… Нечего им даром есть хлеб, пусть поработают во благо родного города.
Сам себе спасатель
Нынешней зимой я стал очевидцем дикой сцены. В центре Петербурга, на улице Мира, расстреливали иностранца. Слава Богу, не из пистолетов или автоматов, а всего лишь с помощью автомобилей, которые проносились мимо него, яростно разбрызгивая колёсами чёрную снежную жижу. Тротуар узкий, деваться иностранцу было некуда.
Он стоял, съёжившись и вздрагивая при каждой очереди, которая прошивала его цветастую куртку. Сначала крикнул что-то вроде Mein Gott! Потом: Shit! Но ни то, ни другое не помогло. Ни один водитель не притормозил.
Сомневаюсь, чтобы этот турист захотел приехать в Петербург снова.
Для контраста приведу ещё одну сценку, героем которой стал я сам. Как-то раз фланируя по улицам Вены, я решил закурить. В этом не было ничего необычного, Австрия — в отличие, скажем, от Соединённых Штатов — страна очень даже курящая. Необычно было то, что когда сигарета укоротилась почти до фильтра, вокруг не оказалось ни одной урны. Я заметался туда, сюда — безрезультатно. И тут мой чичероне, молодой австрийский парнишка, молча сунул руку в карман брюк и продемонстрировал мне… три аккуратненько затушенных окурка. Я поинтересовался:
— А что будет, если бросить свой окурок на тротуар? Меня оштрафуют? Арестуют? Отправят на общественно полезные работы?
— Нет-нет, ничего не будет, — поспешил успокоить меня мой юный приятель.
— Но почему же тогда никто не бросает свои окурки? — удивился я.
Парнишка пожал плечами и объяснил:
— Это очень неприлично! Понимаешь?
…Повторяю: чисто там, где убирают. Однако это вовсе не означает, что сами мы можем вести себя по-свински. А ведь мы именно такие. Где стоим, там всё и бросаем — окурки, пустые сигаретные пачки, конфетные фантики, обёртки от жевательной резинки, рекламные листовки… Плюём и сморкаемся прямо под ноги себе и прохожим. В своём бытовом бескультурье мы напоминаем тяжелобольного, который ходит под себя.
Кто же нас вылечит? Воспитательница детского садика и учительница младших классов, которые станут рассказывать, что сорят только очень невоспитанные люди? Такие уроки с детишками проводят в ряде европейских стран. Полицейский, который будет штрафовать нарушителей уличной чистоты, как это, кстати, уже делалось в Питере больше полувека назад? Не знаю, не знаю…
Одно скажу: вылечить можно только того, кто сам хочет снова стать здоровым.
