Сегодня в этих аллеях гремят бравурные марши и фокстроты. Но и через семь лет после окончания реставрации Летнего сада всех, кто помнит, каким он был прежде, не оставляет боль утраты.
Никогда не забуду тот ужас, охвативший меня, когда я впервые прошла через турникеты, установленные возле решётки Шарлеманя, и оказалась в Летнем саду после его долгой реставрации. В голове вертелись строки Анны Ахматовой:
…И замертво спят сотни тысяч шагов
Врагов и друзей, друзей и врагов.
А шествию теней не видно конца
От вазы гранитной до двери дворца.
Никакого бесконечного шествия уже быть не могло, а от вазы гранитной увидеть дворец стало просто невозможно.
Нельзя сказать, что я была совсем не готова к новому Летнему саду… Все годы реставрации — точнее, как было написано в техническом задании «реконструкции и ремонта с элементами воссоздания ансамбля-памятника “Летний сад” — в Петербурге жарко спорили, что, собственно, мы увидим, когда в очередной день рождения Петербурга в сад торжественно запустят публику. По долгу службы я внимательно следила за дискуссией, старалась услышать аргументы сторонников идеи восстановления фонтанов и возвращения петровских садовых «затей» в виде аптекарского огорода, голубятни и карпиевого пруда с соболиными клетками, и логику горячих противников возвращения в ХVIII век с помощью нового строительства. Я уже знала, что язвительный культуролог Михаил Золотоносов задолго до окончания работ окрестил их «чисто русским убийством», высмеивал возвращение фонтанов, боскетов и шпалер, образующих укромные уголки, где изящные кавалеры галантного века могли украдкой поцеловать даме ручку или даже ножку.
Фонтаны и боскеты со шпалерами, а также обязательное кронирование деревьев в Летнем саду отменила ещё Екатерина Великая, причём, как ни странно, из любви к свободе. В письме Вольтеру она красочно расписала, почему ненавидит шпалеры и фонтаны, считающиеся непременным элементом французских садов и символом тирании, заставляющей течь воду и расти деревья неестественным образом, а сама императрица является поклонницей английских садов и либерализма. Не знаю, читали ли эту переписку идеологи возвращения в Летний сад «символов тирании», но тираническая регулярность вернулась в сад аккурат в 2012 году.
Я всё знала. И всё же, когда впервые пришла туда, у меня заныло сердце. Я печально смотрела на звенящие водой фонтаны, на жалкие завезённые из Германии шпалерные липки, судорожно цепляющиеся за массивные на их фоне палисадные конструкции, на копии давно знакомых изваяний, которые теперь больше походили на пластиковых пупсов, не имеющих ничего общего с оригиналами... Оригиналы заботливо отреставрировали и отправили в укрытие в Михайловский замок. Как выяснил тот же въедливый Золотоносов, копии решили делать не из мрамора — мрамор из Каррары приберегли для новодельных фонтанов, — а из новомодной смеси полимеров с мраморной крошкой и мукой из каррарского мрамора. И хотя каждая копия стоила изрядные миллионы рублей, их просто отлили с помощью силиконовых форм без доработки резцом. Рука скульптора их не касалась, вот они и вышли гладкими, белыми, округлыми, как штампованные пупсы.
В общем, возвращение в новый Летний сад оказалось тягостным. Исчезли лёгкость, прозрачность, высота и благородство, о которых писал Пётр Вяземский:
Железо, покорясь влиянию огня,
Здесь лёгкостью дивит в прозрачности ограды,
За коей прячется и смотрит сад прохлады.
Защитники новой концепции уверяли, что со временем всё наладится. Заново высаженные деревца и кустарники подрастут. Статуи покроются патиной. Фонтаны приобретут необходимый благородный облик и уже не будут напоминать об усадьбах новых русских. Но не было ни сил, ни желания возвращаться в «обновлённый» сад, проект реконструкции которого был удостоен аж «золотого диплома» в номинации «Лучший реализованный проект культурного и исторического наследия (раздел: реконструкция и реставрация)» на Третьем Российском национальном конкурсе по ландшафтной архитектуре и садово-парковому дизайну. Если это золото, то что тогда позолота?
И вот я вернулась в Летний сад спустя семь лет. Защитники обновления во многом оказались правы: новые посадки окрепли, укоренились и уже не вызывают жалости. Изваяния пожелтели и потускнели, но, правда, не перестали походить на гладких пупсов.
Народу в парке множество. Люди с удовольствием отдыхают в укромных уголках бесчисленных боскетов, толпятся вокруг фонтанов, стараясь коснуться воды в жаркий день. Можно поглазеть на морковку, капусту и перечную мяту в аптекарском огороде. Можно протиснуться к Менажерийному пруду и увидеть островную беседку, вероятно, похожую на ту, в которой Пётр I любил подпаивать своих гостей. Только вот птицы у пруда не птицы петровской эпохи, умеющие кормиться с рук, а мёртвые муляжи. Можно посидеть у дедушки Крылова, он почти не изменился. Можно в специальной палатке подобрать исторический костюм и сделать прикольные фоточки на фоне фонтана или в боскете. Можно послушать марши, вальсы и фокстроты, которые лихо сыграют оркестры Военно-космической или Военно-медицинской академии…
В саду нарядно, весело, красиво. Людям нравится. Моей дочери нравится. Она не помнит другого Летнего сада.
А с годами не останется тех, кто помнит. Значит, можно и так.
Только вот читая строки Ахматовой, люди будут удивляться: о чём это она? Какая яшма? Какой гранит? Какой внутренний свет? Какая любовь?
Там шепчутся белые ночи мои
О чьей-то высокой и тайной любви.
И всё перламутром и яшмой горит,
Но света источник таинственно скрыт.
Ахматовские строки, выходит, посвящены покойнику, так давайте включим в военно-музыкальный репертуар Летнего сада кроме маршей и реквиемы. В память об ушедшем…
