Некоторые считают, будто коррупция появилась у нас только после крушения СССР. Но на самом деле она стара как мир. Подтверждением тому биография советского подпольного бизнесмена Семёна Синявского.
Человек с «невидимками»
Синявские уезжали в Германию всем кланом: старики, трое их детей и внуки. Все с трудом разместились в старом «Рафике», специально для этой цели купленном по дешёвке.
Маршрут выбрали с наименьшим количеством таможен — через Калининград и Польшу. Правда, даже мельком взглянув на их багаж, было ясно, что бояться досмотров этим отъезжантам нечего. Смешно просто — с десяток пуховых подушек, верблюжьи одеяла, коробки с советскими сервизами, приёмник «Спидола» и прочие атрибуты социалистического благополучия…
Семён Наумович, седой, небольшого роста и сутуловатый, в потёртом ратиновом пальто, перед таможенником держался спокойно. А вот его жена, Екатерина Кирилловна, заметно нервничала. Настолько, что, предъявляя свою ручную кладь, случайно вывернула содержимое маленькой лакированной сумочки. По полу раскатились и рассыпались перламутровая пудреница, полупустой флакончик «Ландыша серебристого», коричневый пластмассовый очечник и ворох ярлычков-картонок, на каждой из которых аккуратно, по 10 штук в ряд, были насажены обыкновенные заколки для причёски — «невидимки».
Собирая это добро, она разволновалась ещё больше, однако таможенник не насторожился. Пожилые люди потащились за детьми неизвестно куда, вот бабка и одурела…
Наконец, заколки были найдены, пограничник припечатал штампом декларацию. И Синявские переехали на другую сторону, где подверглись ещё менее придирчивой процедуре.
Семён Наумович удовлетворенно улыбался. Будущее в Германии своим детям он худо-бедно обеспечил. Три килограмма золота — этого, пожалуй, даже на внуков хватит! И ведь как просто оказалось протащить всё через границу! Дай Бог здоровья старому другу-товарищу ювелиру Яшке Школьнику! Это ведь он придумал наштамповать из николаевских червонцев причёсочных «невидимок» и покрыть их чёрным лаком. Придумал, а потом сам же и сделал. Хороший он всё-таки человек, тоже в Германию уезжать собирается. Только вряд ли придётся ещё раз встретиться.
Семён Наумович знал: лично он едет на ПМЖ умирать…
На все руки мастер
Родился Сеня Синявский в марте 1908 года, в семье богатого волжского лесопромышленника. Но вскоре после революции отец умер, а всё добро пошло прахом. Большевики банковские счета арестовали, пароходы национализировали, складские помещения в пылу завоеваний разнесли по брёвнышку.
Старший брат, Илья, к 18 годам проникся духом социалистических свершений и, вступив в комсомол, отбыл по губкомовской путёвке строить светлое будущее. А 11-летний Сёма стал беспризорником. Дальше были голод, холод, мелкие кражи, нищенство… А также водка. Правда, в качестве бизнеса.
Сёме, попавшему в Петроград, повезло. Он познакомился с Яковом — маленьким старичком, который продавал на Александровском рынке спиртное. Готовился этот напиток из столярного лака. В посудину с химикатом всыпалась щепотка поваренной соли, в результате смола оседала на дно, а наверху оставался чистый алкоголь.
Торговля шла бойко, а потому Яков взял в помощники приглянувшегося ему мальчишку. И не ошибся. Сёма, обученный основам химии ещё в нижегородской гимназии, внёс рационализаторское предложение: если варево активно помешивать, реакция начнёт убыстряться, а производительность труда — увеличиваться!
Когда Якова забрали чекисты, юный химик придумал другой способ добывания денег. Прошмыгнув в середину переполненного трамвая, он притискивался к гражданину в приличном пальто и аккуратно срезал все застёжки. За полдюжины костяных пуговиц можно было получить до 12 рублей.
Новый промысел оказался настолько прибыльным, что Сёма даже заплатил 120 рубликов за комнату в питерском притоне — «залемановке» — на Свечном переулке, 11. Но в одну из морозных ночей февраля 1923-го дом основательно перетрясла милиция. И для Сёмы Синявского опять началась новая жизнь…
Только бизнес, ничего личного
То, что произошло с мальчиком в приёмнике-распределителе, можно считать достойным сюжетом для мыльной оперы.
Случилось так, что комсомольская ячейка университетских студентов-третьекурсников, где секретарём был Илья Синявский, решила взять под опеку трудновоспитуемого подростка. Илья занялся подбором кандидатуры. И на заседании распределительной комиссии детприёмника нос к носу столкнулся с братом!
Так Сёма, взятый на поруки, был определен в ФЗУ и через полтора года распределён в пролетарское стройтоварищество «Стар».
Во главе товарищества стоял Август Карлович Лейнер — инженер и предприниматель. Исполнительного, быстрого, неболтливого Сёму он назначил делопроизводителем и вскоре узнал, что «Стар» заключил сделку с горсоветом. Общество взяло в аренду на 12 лет три жилых дома. Дома были не ахти каким прибыльным бизнесом. Но зато каждое здание имело пять надворных построек, которые можно было сдавать нэпманам под склады.
И тут уж деньги потекли ручьём. Но тоже ненадолго…
Поскольку договор предусматривал ремонт всех арендуемых помещений, горсовет вскоре оказался завален жалобами жильцов. Однако после разбирательства выяснилось, что товарищество «Стар» скоропостижно скончалось. Правда, успело передать права на аренду новому хозяину — «Лейнер и Мюлленбау». Ещё через восемь месяцев «Лейнер и Мюлленбау» преобразовались в «Мюлленбау и Минц». И… пошла писать губерния.
Когда Сёме исполнился 21 год, он стал одним из соучредителей фирмы «Минц, Мюлленбау и Синявский». Возвышению способствовало сватовство к Анне Карловне Лейнер — младшей сестре Августа Карловича.
К тому времени чистый доход товарищества составлял уже 2 миллиона 200 тысяч рублей.
Нетрудовые отходы
Супружеского счастья не случилось. Накануне свадьбы жениха арестовали. Попался он на глупейшем деле. В октябре 1928-го «Минц, Мюлленбау и Синявский» заключил договор с управлением Октябрьской железной дороги, обязуясь поставить лесоматериалы на 85174 руб. Поскольку товарищество не имело в своём распоряжении ни единой лесной делянки, Сёму отправили в Самарский лесотдел, где он и закупил отходы древесины на 8422 руб.
Товар доставили заказчику, взятку дали кому надо, и всё сошло бы на тормозах, если бы не упёртый правдоискатель — чиновник Октябрьской дороги тов. Бабурин. Его стараниями спор между участниками договора дошёл до суда. И следующую пятилетку Синявскому предстояло провести в условиях строгой изоляции.
Единственное, что успокаивало экс-нэпмана в лагере ОГПУ — мысль о том, что он успел прикопать в подвале свёрток, в котором находились 500 золотых николаевских червонцев.
В заключении Сёма времени даром не терял. В 1939-м он окончил инженерно-строительный институт.
А потом была Великая Отечественная и, как тогда говорили, — искупление кровью.
Война для Семёна завершилась весной 1944-го, после тяжёлого ранения. Вернувшись в Ленинград, он, что называется, попал в струю. Квалифицированные строители тогда очень ценились. Молодой специалист получил жилплощадь и женился на фронтовой подруге Кате Писаренко. Семёна не остановило даже то, что Катерина была беременна от другого. У него хватило такта и искреннего чувства, чтобы усыновить родившуюся Ирочку.
В 1948-м на свет появились близнецы Мишка и Борька. Катерина растила детей, не работала. Да и зачем? Бюджету семьи могло позавидовать большинство советских граждан. Правда, николаевскими червонцами воспользоваться не удалось: в дом, где был спрятан сверток, попала бомба, и он оказался разрушен до основания.
Мёртвая душа обязана трудиться
Зам. главного инженера — главный инженер — зам. управляющего стройтрестом… Семён Наумович взбегал по служебной лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Но тут началась сталинская борьба с космополитизмом. А точнее — с космополитами. Ещё точнее — с евреями.
В 1953-м по домоуправлениям составлялись списки всех Иосифовичей, Львовичей и Самуиловичей — с целью выявления количества квадратных метров, которые должны быть освобождены. На заборах появлялись написанные мелом призывы: «Русский, бери хворостину и гони жидов в Палестину!».
Синявские затаились. Чтобы не раздражать соседей по коммуналке, Катерина перестала даже варить детям какао на завтрак и убрала в шкаф пальто с чернобуркой. Но это не помогло. Вскоре Семёна Наумовича сняли с должности и перебросили в Оренбург, директором облстройобъединения. Впрочем, быстро освоившись, он и там изобрёл план. План был основан на том, что тогдашние колхозы и совхозы страдали от нехватки стройматериалов.
Первым делом Синявский пригласил на ужин председателя колхоза «Путь Победы». Тот, хозяин опытный, в тему въехал сразу. Он, председатель, заключив договор с облстройобъединением, командирует столько-то колхозников в город — трудиться на разных объектах. А Семён Наумович обеспечивает бесперебойное снабжение колхоза деловой древесиной. То есть складывалась никак не противоречащая законам экономическая смычка между городом и деревней.
Однако план имел ещё и оборотную сторону. На самом деле председатель колхоза никаких рабочих никуда не командировал. Его задача ограничивалась оформлением на рабочих командировочных удостоверений и отправкой бумаг в отдел кадров стройобъединения. Далее эти «мёртвые души» распределялись по объектам. Им назначалась заработная плата, оплачивались листки нетрудоспособности, предоставлялись места в подведомственном детсаду, выдавались путёвки на санаторно-курортное лечение…
А прибыли распределялись так: Семён Наумович, председатель колхоза, бухгалтер и начальник отдела кадров получали по 20 процентов. А последние 20 процентов предназначались для материального поощрения мелкой сошки, без которой, как ни крутись, обойтись невозможно.
К колхозу «Путь Победы» стали присоединяться другие: «Светлый путь», «Красный Октябрь», «Путь к коммунизму»… И ещё с десяток готовых усовершенствовать советскую экономику коллективных хозяйств. Для Семёна Наумовича настали золотые времена. Он легко скопил 200 тысяч. Для рядового инженера тех лет — зарплата за 20 лет беспорочного труда.
Злостная стимуляция
Борьба с космополитизмом закончилась смертью Сталина, и Синявскому предложили новое назначение — управляющим в ленинградский стройтрест. Поначалу он не возрадовался. Но и на новом месте быстро сложилась комбинация.
В 1958-м трудовое советское законодательство обогатилось новым документом, который назывался «Временные условия премирования руководящих работников, специалистов и служащих строительных предприятий». Применять это постановление партии и правительства можно было с умом. На типовых объектах все затраты, включая материальное поощрение коллектива, были регламентированы положениями и нормативами. Другое дело — объект нетиповой. Тут уж всегда найдутся работы, достойные премирования!
Кстати, в схему вписывалась и прежняя придумка — «мёртвые души». Колхозников из Оренбурга, конечно, на объекты не вызовешь, но почему бы не оформить по совместительству бригаду-другую экскаваторщиков или каменщиков? И почему бы не платить им за ударный труд аккордно, раза в два выше, чем на аналогичных предприятиях? А что касается автографов в ведомостях, так это уж, извините, дело не управляющего трестом, а главного бухгалтера и кассира…
Спасай всё, что можно!
К 1961 году Семён Наумович выхлопотал для брата Ильи перевод в Ленинград, редактором на радио. Через горотдел учёта и распределения жилплощади пробил для своего соседа по коммуналке хрущёвку в Дачном, а его комнату занял сам, превратив тем самым коммунальную квартирку в отдельную.
Короче, всё шло — дай бог каждому. Синявский делал на строительстве неплохие прибыли. Деньги хранились в огромной бельевой корзине, что стояла в углу ванной комнаты. Но в 1961-м грянула деноминация — старые деньги надо было в считанные дни поменять в Сберкассе. Или, если у вас их слишком, до безобразия много, — не поменять.
Синявский стойко пережил и этот удар. Развил бешеную деловую активность, и постепенно корзина стала опять пополняться, только уже не купюрами, а золотом. И два года семья жила безмятежно.
Но 18 июня 1963 года Илья посреди рабочего дня примчался на такси к брату, чтобы сообщить крайне неприятную новость. На радио поступило письмо прораба стройтреста Василькова, который просил принять меры к своему руководству. На шести тетрадных страницах правдолюбец раскрывал механизмы хищения социалистической собственности.
И ладно бы письмо пришло только на радио — Илья Наумович исхитрился бы оставить это послание без разбирательства! Но в жалобе Василькова указывалось, что копии направлены в горком, обком, прокуратуру, министерство…
За три оставшихся до обыска дня Синявский успел многое. Сберкнижки были аннулированы. Чемоданы с отрезами дефицитных тканей, ковры и хрусталь развезены по друзьям. А золото спрятано у брата. Да и кому ещё можно было доверить картонную коробку, где были уложены плотными слоями кольца, серьги, кулоны, браслеты и часики из вечного металла?
Брак по бухрасчёту
Всё оказалось не так плохо. Известный адвокат честно отработал полуторатысячный гонорар. И судили Семёна Наумовича за халатное отношение к должностным обязанностям, что предусматривало значительно менее суровое наказание, чем хищение.
Синявский получил два с половиной года «химии» — принудительных работ на стройках народного хозяйства. Попал в Карелию, где вскоре был назначен прорабом. Жил не за тюремной решёткой, а в специальном домике, куда Екатерина Кирилловна приезжала пару раз в месяц.
Во время одного из свиданий Семён Наумович сказал жене: «Срочно записывайся на бухгалтерские курсы!».
Вернувшись домой с прекрасной характеристикой, Синявский побегал какое-то время в начальниках участка, но спустя несколько лет очутился в кресле руководителя стройуправления. Эта должность предоставляла простор для деятельности, особенно если иметь надёжного главбуха. А с этим как раз всё было в порядке. У Екатерины Кирилловны на шестом десятке открылись недюжинные бухгалтерские дарования. Так, чтобы избежать появления второго прораба Василькова, она регулярно стала выдавать сотрудникам беспроцентные ссуды. Вернее, процентом с этих ссуд становилась определённая зависимость должников…
За победу над таможней Германии!
Дом Синявских был, что называется, полная чаша. В гостиной — телевизор и пианино. За стёклами серванта — хрусталь. В каждой комнате — ковры, югославская мебель, собрания сочинений с золотыми тиснениями.
В будние дни супруги дома только завтракали. Обедать и ужинать предпочитали в хороших ресторанах. Такое питание обходилось в 70-80 рублей в месяц, что составляло в те годы среднюю зарплату ИТР.
По выходным Екатерина Кирилловна принимала гостей — начальника городских билетных касс, директора овощебазы, чиновника, ответственного за просмотры заграничных кинокартин, зав. рыбным отделом «Елисеевского»…
В 1978 году Семён Наумович вышел на пенсию. Вместе с ним уволилась из СМУ и супруга. Обоим предстояла вполне приятная старость. Но в 1987-м Синявский начал покашливать. Пошёл к участковому врачу. И, узнав диагноз, серьёзно задумался. Теперь, когда остались считанные месяцы, ему надо было успеть сделать всё возможное для семьи…
Дети и жена, которым он не стал объяснять, с чего вдруг спешно засобирался в Германию, согласились ехать сразу. А единственная проблема — как провезти золото через границу — была решена, когда старинный друг Яшка подсказал наштамповать из браслетов и колец заколки-невидимки.
В общем, Семён Наумович уезжал с лёгким сердцем…
***
Семён Синявский умер в ноябре 1988-го, пролежав три недели в лейпцигской больнице. Екатерина Кирилловна, уйдя в тамошний дом престарелых, жила до самого конца на всём готовом.
Её дочь и сыновья не нашли своего места на Западе и продолжали существовать на пособие. Но не бедствовали. Время от времени продавали золотые «невидимки», которые мать, овдовев, сразу поделила между детьми поровну.
Немецкие ювелиры не сильно удивлялись. Мало ли на что способны эти постсоветские…
