Почему мы так любим Новый год? В нём соединены искреннее веселье и лёгкая грусть об уходящем времени. Он даёт, пусть и ненадолго, ощущение, что жизнь вокруг нас вот-вот будет добрее и разумнее.
Кассирша протянула мне билет, я его взял и глянул на дату отъезда — проверил на всякий случай. Да, всё нормально – через неделю отправляюсь в Псковскую область…
И сразу что-то ёкнуло в груди, что-то шевельнулось, и мне даже почудилось, что иду уже по вечерней, лесной дороге, которая начинается прямо от нашего дома. И вокруг — тишина. И только барбос, ошалевший от деревенской свободы, нет-нет, да тявкнет вдалеке: мол, всё в порядке, я за поворотом…
— Вам чего-то ещё нужно? Что-то не так? — с явными признаками раздражения спросила кассирша?
— Да нет, — я не совсем понимал, что она от меня хочет. Я уже отступил от кассового окошечка на пару шагов и, проверив билеты, запихивал их в карман куртки. — Да нет… Всё в порядке.
— А чего тогда стоите, — почти уже враждебно сказала кассирша.
Хотел было ответить, что никому не мешаю. Мол, вам-то какое дело. Но промолчал, развернулся и пошёл к выходу с автовокзала.
Выскочил на набережную Обводного канала, которую в отличие от многих своих друзей и знакомых любил. За что? А именно за то, за что они её не любили. Мне нравилась неухоженность, неприбранность этой фабрично-заводской окраины Петербурга, нравилось, что ни десятилетия советских преобразований, ни новые времена, не смогли вытравить дух «окраинности» этой уже не окраинной городской территории.
Но после диалога с сердитой дамой всё вдруг разонравилось. Вирус раздражительности, подхваченный у окошка кассы, уже начал свою губительную работу. «Чёрт возьми, да как можно жить в этом городе, — шагал я к станции метро, всё больше распаляясь, — небо серое, да из-за туч и не видно его никогда. А люди? Промелькнёт какая-то тень под фонарём — ни лица, ни взгляда…».
Размышляя о мрачной жизни обитателей мегаполиса, дошёл до станции метро. «Вот-вот, — продолжил я накручивать себя, — носишься, как в подземке, туда-сюда, туда-сюда…».
Но тут мои мазохистские упражнения закончились, потому что я полез в карман за деньгами. Печалься, не печалься, а за проезд в метро нужно платить. Вытащил купюры, а вместе с ними и билет на автобус. И сразу отлегло: «Господи, — подумал я, — через неделю буду в деревне, а ещё через пару дней — Новый год».
И вспомнил сразу же о своей деревенской предновогодней привычке. Примерно за полчаса до Нового года я выхожу на крыльцо, сажусь на лавку, достаю сигареты и смотрю…
Тихо в деревне. Из трубы соседского дома поднимается дымок. Лес, начинающийся в ста метрах от дома, исхоженный вдоль и поперёк, кажется незнакомым и страшноватым. Кругом ни звука. А над головой звёздное небо. И каждый раз, глядя на него, потрясённо говоришь себе: «Я ж не видел такого никогда». И каждый раз удивляешься: «Почему же в городе-то я его не вижу?». И вспоминаются, конечно, слова старика Канта: «Две вещи на свете наполняют мою душу священным трепетом: звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас».
…Из деревни в Питер я всегда возвращаюсь с радостью. Я ж горожанин, и здесь моя родина. Въезжаю на Московский проспект — и город предстаёт передо мной приветливым и обновлённым.
Нет, ребята, хотя бы раз в двенадцать месяцев нужно закинуть голову к небу и посмотреть на звёзды.
С наступающим Новым годом!
