Они мучают нас с XIX века. Каждое поколение билось над этими вопросами, пытаясь найти ответы. Но всё тщетно. До сих пор ничего путного так и не придумали. Так в чём же дело? В чём ошибка?
Материя или сознание — что первично? Эта проблему, пришедшую в современность из античности, марксизм решил однозначно: конечно, материя. Отсюда и формула: бытие определяет сознание.
Владимир Ленин всегда считал такую философию глубоко правильной. И его коммунистические последователи — тоже. Хотя в советской реальности с самого начала всё получалось наоборот. Вожди, идеологи и радио с газетами уверяли, что строим социализм, потом, что он уже построен, потом, что строим уже коммунизм, а люди ютились в бараках и коммуналках, давясь в очередях в сортир и к магазинным прилавкам. И это бытие никак не хотело определять новое сознание.
Однако, по большому счёту, марксизм-ленинизм был абсолютно прав: материя и вправду первична. Но с одной маленькой поправкой — для тех, у кого сознание вторично.
Все остальные вопросы Россия выработала самостоятельно. И сделала это наша интеллигенция.
Один вопрос оказался двойным и родился в виде названий романов. Александр Герцен в 1846 году написал «Кто виноват?», а Николай Чернышевский в 1863-м — «Что делать?». В сравнении с тем, что писали Николай Гоголь, Михаил Лермонтов, молодые Фёдор Достоевский и Лев Толстой, эти два романа были весьма заурядны. Но читателей — прежде всего молодых — взволновали не литературные особенности обоих произведений, а их социальная направленность и, главное, заглавия. Ответы напрашивались сами собой: виновата власть, а делать надо революцию!
Лёгкие ответы на сложные вопросы почти всегда приводят к последствиям, которые лишь ухудшают ситуацию. После октября 1917-го так оно и случилось.
Другой вопрос возник ещё в 1830-х — 1840-х годах. Интеллигенция, разделившись на две группы — славянофилов и западников, — принялась решать, кто из них прав.
Славянофилы были убеждены: в русском народе существует особая, только ему присущая культура, выросшая на православии, и высшее проявление этой культуры — духовность, не имеющая ничего общего с католическим христианством, которое погрязло в торгашестве, меркантилизме и обрекает Европу на скорую гибель. Их идейные противники полагали, что никакого особого пути у России нет и проблема в том, что мы отстали от Европы, а потому европейцев надо догонять и, вообще, во всём на них равняться.
При этом на острие дискуссий оказался Пётр I. Славянофилы утверждали, что первый император — исчадие ада, потому что он сбил святую Русь с её истинного исторического пути, а западники, напротив, провозглашали Петра чуть не революционером, который, наконец-то, начал выводить страну на общеевропейскую дорогу.
И ещё один, третий вопрос интеллигенции, который в определённой мере вытекает из предыдущего: чьи идеи должны главенствовать в России — государственников или либералов?
С самого начала среди государственников находились почти сплошь те, кто был проникнут славянофильским духом, а среди либералов — убеждённые западники. Но это вовсе не значит, будто первым была чужда какая бы то ни было свобода, а вторым — российское государство. Хотя на деле первые осуждали вторых именно за то, что они против государства, а потому «антипатриоты», «предатели интересов России» и «внутренние враги», а вторые первых — за то, что те «псевдопатриоты», «охранители», «лизоблюды» и «карьеристы».
…Конечно, за минувшие полтора с лишним столетия много воды утекло. Давным-давно уже нет славянофилов, они ещё почти сто лет назад трансформировались в евразийцев, а в последнее время — в патриотов и государственников. Западников тоже нет, они окончательно сделались либералами, хотя иные даже знать не знают, в чём постулаты либерализма. Принципиально изменился образ Петра I. Теперь он Великий для патриотов, ибо строил великую державу, сиречь империю, а для либералов, наоборот, невеликий, поскольку игнорировал свободу личности, законы и неприкосновенность собственности.
Тем временем старые споры продолжаются. С одной стороны отстаивают народную духовность, соборность, доброго царя-батюшку, особый путь России… С другой — святость законов, демократию, невидимую руку рынка, свободу думать, говорить и делать…
И российское общество по-прежнему будоражат старые вопросы. Что первично и что вторично? Кто виноват? Что делать? Кто прав, либералы или патриоты-государственники? А окончательных ответов как не было, так и нет.
Так, может, эти вопросы вовсе не главные, и мы не о том спорим-думаем?..
