Зачем наших учёных считают в мартышках?

Марианна Баконина
Февраль18/ 2020

Переполох в академическом курятнике, бунт на философском пароходе, Ломоносов вертится в гробу. И всё потому, что учёных опять посчитали, но не в попугаях, а в мартышках, хотя в попугаях они длиннее.

Всё началось, когда по академическим институтам было разослано письмо Министерства науки и высшего образования РФ «О корректировке Государственного задания с учётом методики расчёта комплексного балла публикационной результативности» от 14.01.2020 № МН-8/6-СК. В этом послании научному сообществу спустили новую формулу, с помощью которой будут измерять их научные достижения.

Формула эта, о несовершенстве которой сейчас громко заявили философы, литературоведы, этнографы и даже один академик-секретарь Отделения историко-филологических наук РАН, — далеко не первая.  Более того, здравомыслящие люди уже не первый год пытаются доказать порочность любой попытки измерять науку хоть в мартышках, хоть в попугаях. Взвешивать научные достижения отдельного исследователя или целого академического учреждения на точных наукометрических весах — это всё равно что «музыку разъять, как труп и алгеброй гармонию поверить». Слишком многое не поддаётся точному измерению, слишком многое субъективно и неисчисляемо.

Сейчас гуманитарии справедливо возмущаются тем, что в новой формуле от министерства монография приравнивается к статье, что вовсе не учитываются энциклопедические, словарные и документальные публикации, комментированные собрания сочинений писателей, издание архивных документов… А всё это основа любого серьёзного гуманитарного исследования.

Еще гуманитарии жалуются, что совсем забыт РИНЦ — российский индекс научного цитирования, который совсем недавно был чуть не главным мерилом научного успеха. Зато повысилась значимость индекса Web of Science, публикации в журналах из его списка «стоят» в 20 раз дороже, чем в журналах некогда не менее уважаемого чиновниками от российской науки индекса SCOPUS.

Кроме того, учёные справедливо указывают, что гонка за публикациями и индексом цитирования ведёт к имитации научной деятельности, появлению мусорных журналов, которые легко, хоть и не надолго проникают в списки нужных научных индексов, и за деньги можно опубликовать, что угодно и кого угодно. Так множатся  фальшивые мартышки, которые делают предприимчивого дельца от науки намного длиннее.

Можно ещё посетовать, что эти WoS и SCOPUS не что иное, как западные коммерческие инициативы. Иными словами, это иностранные дельцы взвешивают наших мартышек, и не всегда честно. Только всё уже было сказано. Достаточно повторно процитировать председателя Совета Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), кандидата в президенты РАН, академика Владислава Панченко: «…крупнейшие западные наукометрические системы вроде SCOPUS или Web of Science являются коммерческими проектами и ориентация на западные базы данных о научных публикациях, от которых во многом зависит финансирование тех или иных научных работ, наносит вред российским исследователям».

Сказано много лет назад. Ну и что? Учёных всё равно измеряют в мартышках.

А ещё можно вспомнить про несовершенство РИНЦ, от которого сейчас отказались. И скорее всего правильно сделали, ведь он был устроен так, что на его весах решивший проблему тысячелетия математик Григорий Перельман весил меньше, чем бюрократ от науки, который не забывает печатать надлежащее количество статей в надлежащих журналах, а заодно привлекает подчинённых к процедуре перекрёстного цитирования. Перекрёстное цитирование, если кто не знает, — это когда ссылки на «труды» начальства строго обязательны.

Вообще, повышение удельного веса индекса Хирша при взвешивании хоть в мартышках, хоть в попугаях привело не только к тому, что учёные «познали радость перекрёстного цитирования», но и появилось мелкое журнальное мошенничество. В уже готовые статьи вставляли ссылки на труды нужных людей, о которых автор статьи ни сном ни духом не ведал.

Точные наукометрические формулы из года в год разрабатываются чиновниками от науки ради благого дела — чтобы Россия вошла в пятёрку ведущих научных держав мира. Ради этого нужно добиваться всё большего числа публикаций (лучше на английском, чтобы заметили), получать как можно больше патентов (желательно международных) и отчитываться, отчитываться, отчитываться…

Учёные робко указывают, что число публикаций пусть в уважаемых журналах за границей и на чужом языке не заменит реальных научных достижений, академическую репутацию и экспертную оценку, но может погубить русский язык, как язык науки, да и всю науку целиком, ибо наукометрия — не панацея. Панацеи вообще не существует. Но существует наука. Если есть научные победы, если есть великие учёные, их заметят, на каком бы языке они ни рассказывали о своих научных открытиях.

В середине ХХ века 33 процента научной литературы выходило на русском языке. В 1947 году в пылу борьбы с «низкопоклонством перед Западом» и утечкой информации в СССР закрыли все научные журналы на иностранных языках — Comptes rendus АН СССР, Acta Physicochimica и Journal of Physics of the USSR. Более того, перестали публиковать содержание русскоязычных научных журналов и резюме статей на иностранных языках. Иностранные исследователи должны были учить русский, чтобы понять, чему собственно посвящены новые публикации, какими именно мартышками и попугаями заняты русские.

В СССР тогда запустили спутник, укротили атом, построили синхрофазотрон, проникли в тайны химических цепных реакций. В СССР работали Лев Ландау, Андрей Колмогоров, Николай Семёнов, Пётр Капица, Израиль Гельфанд, Яков Зельдович, Виктор Амбарцумян, Владимир Арнольд, Александр Несмеянов, Виталий Гинзбург, Людвиг Фаддеев, Николай Басов, Александр Прохоров, Евгений Тамм. А ещё Мстислав Келдыш, Андрей Сахаров, Сергей Королёв, Игорь Курчатов, Юлий Харитон, Валентин Глушко, Александр Расплетин, Андрей Туполев, Жорес Алферов. Все — учёные мирового уровня и даже выше. Потому и учили на Западе русский язык.

Просто ради примера: иранисты старшего поколения, те, кому сейчас за 60, будь то американец, англичанин, француз или итальянец, умеют читать по-русски. Причина одна — в Российской империи и СССР была сильнейшая школа иранистики: поколения великих исследователей. Невозможно было быть иранистом и не читать Карла Залемана, Валентина Жуковского, Агафангела Крымского, Василия Бартольда, Евгения Бертельса, Олега Акимушкина, Александра Грюнберга, Владимира Лившица… И это далеко не полный список.

В США тогда даже возник отдельный бизнес-проект: частные издатели выпускали серию журналов, где публиковались в переводе все подряд научные статьи из советских журналов. Так выходил Journal of General Chemistry of the USSR или Soviet Physics-JETP.

В 1963 году на русском языке вышла монография Юрия Кнорозова «Письменность индейцев майя» со словарём и каталогом знаков, но это не помешало ей принести учёному мировую славу.

Кстати, написана эта монография была в Кунсткамере, она же — Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН. Сейчас учёный совет этого прославленного научного учреждения старается объяснить чиновникам, что «предложенная методика принципиально маргинализирует отечественную гуманитарную науку, обрекая её на прозябание на задворках зарубежных наукометрических баз данных». Напоминает про академическую репутацию и реальные научные достижения.

Но от необходимости жить по формуле учёные не отказываются, просто хотят её улучшить. Хотят, чтобы их меряли в попугаях, потому что в них они намного длиннее. Хотя знают, что наукометрическую формулу невозможно улучшить, как нельзя разъять музыку подобно мёртвому телу.

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

19 − двенадцать =