Как реформы Гайдара изменяли Россию

Эти преобразования вошли в историю с эпитетом «шоковые». Народ прошёл через тяжелейшие испытания. Можно ли было проводить реформы мягче, гуманнее? Этот вопрос и сегодня актуален. 

 

Что случилось? С 2 января 1992 года в России стартовали радикальные рыночные реформы. Они предполагавшие приватизацию, либерализацию цен, товарную интервенцию, конвертацию рубля. 

Ещё в октябре 1991-го, провозглашая этот курс, Борис Ельцин заверил сограждан, что «хуже будет всем в течение примерно полугода». Затем последуют «снижение цен, наполнение потребительского рынка товарами, а осенью 1992 года — стабилизация экономики, постепенное улучшение жизни людей». 

Вроде бы всё по учебникуПодобным путём уже отправились бывшие соцстраны Восточной Европы. Но чехи и поляки видели за неизбежной инфляцией и безработицей грандиозную мечту  уйти от коммунистического кошмара к высокоразвитой Западной Европе. Большинство россиян увидели в реформах только разорение народа «министрами-капиталистами». «Егор Кузьмич (сподвижник Михаила Горбачёва в политбюро ЦК КПСС) лишил на выпивки, а Егор Тимурович  закуски», — шутил народ. 

На фоне возможного голода ввели свободу продавать всё, что вздумается, везде, где захочется. Горожане высыпали к станциям метро, вокзалам и рынкам в таком количестве, что к июню свободу торговли начали ограничивать. 

К началу 1992-го средняя зарплата в России составляла 1200 рублей  менее 10 долларов по тогдашнему курсу. На неё можно было купить 6 кило свинины, если удастся «поймать» её в магазине,  дефицит страшный. Когда цены понеслись вверх, многие предприятия остались практически без оборотных средств. Возник кризис взаимных неплатежей между предприятиями, которые стали увольнять персонал и задерживать зарплату. А куда жаловаться, если арбитража вовсе нет, законы в зачаточном виде, а суды рассматривают пустяковый иск по три года? 

План антикризисных мер предполагал сокращение закупок вооружений в пять раз, государственных инвестиций — в 1,5 раза, сокращение армии, переход от плана к госзаказу. 

А почему нельзя было провести переход к рынку постепенно, как китайцы? Из правительства объясняли: потому что раньше все разумные реформы отвергались и сегодня страна подошла к краю, за которым голод и гражданская война. Россия уже не в состоянии платить проценты по внешнему долгу. 

По сведениям экономиста Евгения Ясина, нормы отпуска продуктов по карточкам в большинстве регионов к концу 1991 года составляли: сахар — 1 кг на человека в месяц, мясопродукты — 0,5 кг (с костями), масло животное — 0,2 кг. Товарные запасы мяса и рыбы в розничной торговле к концу 1991 года сократились до 10 дней, запасы продовольственного зерна (без импорта) в январе 1992 года составили около 3 млн тонн, при потребностях в 5 млн тонн в месяц. 

В 60 из 89 российских регионов запасы зерна были исчерпаны, и производство хлеба шло «с колёс» непосредственно после завоза зерна, поступающего из-за границы. Зерно закупали только за счёт внешних займов, денег не было даже на оплату фрахта судов. Вице-премьер Егор Гайдар впоследствии писал, что планировал отложить либерализацию цен до середины 1992 года, а к тому времени создать рычаги контроля над денежным обращением, но тянуть дальше уже никакой возможности не было.  

Кто герой? 35-летний экономист Егор Гайдар, внук писателя Аркадия Гайдара, — полный антипод Валентина Павлова, своего предшественника на посту премьер-министра страны. 

Впрочем, де-юре премьером Гайдар никогда не был. В пиковом для себя 1992-м он занимал должности то министра финансов и экономики, то первого зампреда правительства страны, то «исполняющего обязанности» премьер-министра. Однако газеты открыто писали, что мозговым центром «шоковой терапии» является Гайдар со своими сподвижниками Анатолием Чубайсом, Петром Авеном, Алексеем Кудриным, Александром Шохиным, Андреем Нечаевым, а президент Ельцин политически их прикрывает, оставаясь по совместительству председателем правительства. 

Политик из Гайдара получился неважныйОн бесил страну темчто на вопрос, верит ли он в Бога, отвечал: «Я — агностик». Народ решил, что он какой-то сектант, возможно, сионист. Небольшого роста, круглолицый, плешивый, сыплющий заумными терминами. Стране куда милее и понятнее был либерал-демократ Владимир Жириновский, обещавший дать каждой бабе по мужику, а мужику  по бутылке водки. 

Но президент Борис Ельцин впоследствии говорил, что Гайдар поразил его своей уверенностью: «Причём это не была уверенность нахала или уверенность просто сильного энергичного человека, каких было много в моём окружении. Сразу было видно, что Гайдар  не то, что называется нахрапистый мужик. Это просто очень независимый человек с огромным внутренним непоказным чувством собственного достоинства. То есть интеллигент, который в отличие от административного дурака не будет прятать своих сомнений, своих размышлений, своей слабости, но будет при этом идти до конца в отстаивании своих принципов». 

Гайдара спрашивали, что бы сказал о его рыночных экспериментов его дед-коммунист Аркадий ПетровичЕгор Тимурович отвечал: «Полагаю, дед сказал бы: Не трусь!». 

Удались ли реформы? Скорее, да. За неполный год Гайдар сумел преодолеть товарный дефицит, погасить гиперинфляцию, не допустить обвального роста безработицы и создать ключевые государственные институты современной России — налоговую и банковскую систему, таможню, финансовый рынок...  

В вину младореформаторам ставят обесценивание вкладов граждан в Сбербанке и ваучерную приватизацию. Реформы сопровождалось многократным ростом цен — в 1992 индекс инфляции составил 2608 процентов. Вклады граждан в государственные банки индексировались очень скромно. Грубо говоря, вклады 40 млн россиян, составлявшие треть ВВП страны, обесценились настолько, что суммы, которой в 1990 хватило бы на 50 кг сливочного масла, в декабре 1992-го едва достало бы на один килограмм. 

Народное возмущение ростом цен было велико. Выразителем этих настроений стал открывшийся 6 апреля 1992 года VI Съезд народных депутатов России. Тогда были популярны лозунги «накормить народ» и «урезонить спекулянтов», а по сути  свернуть реформы. Гайдар в воспоминаниях так описывал принятие решений Съездом: «Практически с голоса, без обсуждения, без анализа материальных возможностей принимаются постановления, которыми правительству предписано снизить налоги, увеличить дотации, повысить зарплаты, ограничить цены. Бессмысленный набор взаимоисключающих мер». 

Если всё это выполнить, инфляция составила бы 300400 процентов в месяц, но объяснений правительства парламент не слушал. Приходилось повышать зарплаты бастующим шахтёрам (почему-то только им, а не учителям или врачам) и выделять 600 млрд рублей льготных кредитов на развязку кризиса неплатежей. Разумеется, простая раздача денег коммерсантам не решала проблему, а только разгоняла инфляцию. 

Как решалась важнейшая проблема приватизации госсобственности? При Гайдаре предприятия акционировались, по примеру ряда стран Восточной Европы, посредством ваучеров — приватизационных чеков. 

В теории всё имущество предприятий страны было оценено в 1400 млрд рублей, и на эту сумму были напечатаны ваучеры номиналом 10 тысяч рублей, которые за 25 рублей получал каждый гражданин. Номинал значения не имел — в Нижегородской области один ваучер можно было обменять на 2000 акций РАО «Газпром», а в Московской области на 700 точно таких же акций. Между правительством и Верховным Советом велись споры: делать ваучеры именными или безымянными? Главе комиссии по приватизации Анатолию Чубайсу удалось реализовать рыночный вариантБезымянный ваучер мог свободно продаваться как акции или облигации. 

Гайдар и Чубайс изначально не были сторонниками ваучерной приватизацииОни предлагали постепенно продавать госсобственность по рыночной цене. Но тогда процесс мог занять десятилетия, а всё самое вкусное досталось бы иностранным инвесторам, поскольку в постсоветской России априори не водилось богачей, способных заплатить за «Норильский никель» рыночную цену. Свои позиции через Верховный Совет активно лоббировали «красные директора», руководившие крупнейшими предприятиями с коммунистических времён. Впоследствии Чубайс объяснял, что они могли запустить приватизацию на ещё более выгодных для себя условиях: «У коммунистических руководителей была огромная власть — политическая, административная, финансовая… Нам нужно было от них избавляться, а у нас не было на это времени. Счёт шёл не на месяцы, а на дни». 

В Восточной Европе власти нередко стремились передать контроль над предприятиями именно их руководству, которое хоть как-то умело управлять. Более «справедливое» распределение акций между всеми членами трудового коллектива привело к тому, что у пролетариев, нередко экономически безграмотных и пьющих, скупали ваучеры как сторонние люди, так и те же «красные директора». Виноватым в несправедливости оказался почему-то Чубайс: он и «натянул страну на ваучер», и «продал Россию буржуям». Перед стартом ваучерной эпопеи вице-премьер сказал, что ваучер соответствовал по стоимости двум автомобилям «Волга», а в реальности некоторые продавали его за две бутылки водки. 

Процент граждан, которые сумели стать, как планировалось, средним классом, получающим дивиденды от работы собственного предприятия в качестве миноритарных акционеров, был ничтожен. К 1994 году в частную собственность перешли 70 процентов предприятий. При этом около 40 миллионов россиян стали акционерами, но по факту они оставались дешёвой рабочей силой. 

Своё недовольство население обращало на тех же «министров-капиталистов». Чубайс оправдывался: «Мы не могли выбирать между честной и нечестной приватизацией, потому что честная приватизация предполагает чёткие правила, установленные сильным государством, которое может обеспечить соблюдение законов. В начале 1990-х у нас не было ни государства, ни правопорядка… Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом».  

Навыки жизни устаревали на глазах. Как люди пытались адаптироваться? Больше нельзя было вовремя получать зарплату и покупать на неё недорогие продукты. В той или иной мере предпринимателем стал каждый, пытаясь что-то продать на барахолке и купить из еды 

Где найти подработку, и где не кинут с оплатой? В какой валюте держать накопления, если они вдруг сохранились? Стоит ли учить иностранный язык, чтобы уехать из страны? Новая Россия рождалась не столько сменой флагов, сколько насильственным изменением хозяйственного мышления. 

Экономист Дмитрий Травин резюмирует: «Сквозь завесу нищеты, безумной инфляции и злости, вызванной потерей сбережений, уже проступали контуры будущего — наполненных магазинов, залитых огнями улиц, оснащённых компьютерами офисов. После 1992 г. прошлое всё время отступало, хотя и огрызаясь арьергардными боями. Но в этом прошлом оставались мечты о счастье, которое когда-нибудь каким-то образом обязательно наступит. В этом прошлом оставались представления о том, что коммуняки есть единственная преграда, отделяющая порядочных людей от благоденствия. В этом прошлом оставались мгновения интеллектуального и духовного просветления, неспешные часы приобщения к искусству. Мир уходил — мир приходил. Стали ли мы с тех пор благодаря реформам и рынку более счастливыми? Вряд ли. Но мы стали другими». 

 

(Отрывок из новой книги, которая должна выйти из печати в этом году)  

 

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

1 + пять =