Сергей Довлатов: «Как поживаете, трубадуры режима?»

В этом году исполняется 30 лет, как не стало Сергея Довлатова. Уже тридцать. Он давно классик. В Петербурге ему поставлен памятник, в Нью-Йорке его имя носит улица. А он по-прежнему наш современник.

Я встречала его каждый раз, возвращаясь с работы. Высокий человек с собакой. Я переходила мост с цепями, а они шли мне навстречу. Куда шли они, я не знала. Я же – к станции метро «Владимирская». Путь к ней от Лениздата лежал только через этот мост.
Первый раз, увидев перед собой собаку, отпрянула в сторону. Я боюсь собак. «Она не кусается, она добрая», — сказал хозяин. Но на всякий случай придержал поводок, освобождая мне путь.
«Спасибо». Это были единственные слова, которыми мы обменялись.
Но незнакомец заинтересовал меня. И не только потому, что выглядел импозантным мужчиной. Поражали глаза: задумчивые, внимательные, но какие-то насмешливые.
Теперь, встречаясь на мосту, он раскланивался со мной. Раскланивался как-то по-старинному, сильно наклонившись вперёд, не произнося ни единого слова. Пару раз я оглянулась. Нет, никто не смотрел мне вслед.
Я работала в здании Лениздата, в газете «Ленинские искры». При газете выходил журнал «Искорка», редактором которого был Вольт Николаевич Суслов. Это был талантливый поэт, прозаик, журналист. Вдобавок муж моей двоюродной сестры Нины. Наши комнаты в редакции находились рядом.
Однажды утром он заглянул ко мне:
— Зайди. Я хочу познакомить тебя с талантливым писателем.
Я зашла. Навстречу мне поднялся мой незнакомец с собакой.
— Тамара, — почему-то удивлённо представилась я.
— Сергей, — коротко представился он. Потом вдруг добавил: — А вам не идёт Ваше имя. Тамары все чёрные, а вы — блондинка. Думаю, натуральная.
— Натуральная. — Моя поспешность несколько смутила Вольта Суслова.
— А давайте уберём один слог! — предложил мой новый знакомый, — получится Тама. Зачем Вам это резкое «ра»? «Ра» — не надо.
От неожиданности я глупо кивнула.
Вольт Суслов наблюдал за нами с изумлением.
— Вы что, знакомы?
— Давно. Только не знали друг друга.
Да, незнакомец умел строить словесный сюжет. Должно быть, я являла собой карикатурное зрелище. Вольт поспешил на помощь:
— Вот, Тамара, будем печатать в «Искорке» молодого писателя Сергея Довлатова.
— Я на вашем месте не был бы так уверен, — сказал Довлатов.
— Ну, я же главный редактор.
Когда мы остались одни, я сказала Суслову, что никогда не слышала имени Сергея Довлатова. Ничего его не читала.
— Неудивительно, его нигде не печатают.
— А как же ты?
— Попробую.
На следующий день мы, как обычно, встретились на мосту.
— Как поживаете, трубадуры режима? — весело спросил Сергей. Он посчитал возможным нарушить свой молчаливый поклон. Теперь уже ввиду нашего официального знакомства.
Меня задела эта фраза. Именно по причине не быть «трубадуром» режима я и работала в детской газете, а, скажем, не в партийной «Ленинградской правде». Наша детская редакция была своеобразным оазисом, неким островком свободы. Так, по крайней мере, нам казалось.
— Никакие мы не трубадуры. Мы — детская газета.
— Трубадуры, трубадуры. Помните знаменитую фразу «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя».
Ну не станешь же разводить дискуссию посередине моста.
Примерно недели через две он меня небрежно спросил:
— Не знаете, как продвигается мой шедевр?
Спросил как бы между прочим. Но я сразу почувствовала напряжение. Нет, не просто дался ему этот вопрос.
— Не знаю, но спрошу обязательно.
— Нет, не стоит. Я сам позвоню Вольту Николаевичу. Хотя, когда редактор не звонит, результат, как правило, известен.
— Отрицательный?
— А какой же ещё? — рассмеялся Довлатов.
Мне не был знаком этот драматизм ожидания. Мои журналистские материалы появлялись в газете прямо из-под пера. Это много позже, отдав свою первую рукопись в издательство, я поминутно бегала к почтовому ящику и готова была расплакаться, не обнаружив ответа.
Но тогда я спросила Вольта Суслова:
— А как там рассказ Довлатова?
— Да никак.
— Ты что же, не собираешься его печатать?
— При чём тут я? Ты попробуй, пробей эту железобетонную обкомовскую стену.
— Но почему?
— Да потому что у него антисоветчина в каждой букве. Думал, пронесёт. Но нет…
Встречи на мосту было не избежать. И я не знала, как держаться. Неожиданно сам Довлатов пришёл мне на помощь:
— Звонил ваш Суслов. Печатанье на некоторое время откладывается.
— Молодец, Вольт, значит пробил, — обрадованно сказала я, встретив Суслова в редакции.
Вольт Николаевич сразу понял, о чём речь. Он посмотрел на меня с каким-то снисходительным сожалением:
— Наивная ты, Тамара. Ничего я не пробил. Просто я сказал Сергею, что рассказ откладывается.
— Так что же ты ему морочишь голову? Почему не скажешь прямо?
— Ни в коем случае. В человеке надо поддерживать надежду. Особенно в таком талантливом, как Сергей Довлатов.
Вольт Николаевич Суслов не был «трубадуром режима». Он был честным редактором. И, наверное, раньше многих понял талант Довлатова. «Нездешный талант», — сказал однажды. Но тогда я на него рассердилась.
Сергей ни о чём больше не спрашивал. Но мне самой стало как-то трудно с ним встречаться. Мне казалось, что я участвую в каком-то обмане.
Я и участвовала. Я ведь знала: рассказ не откладывается, он не будет напечатан.
И однажды, вместо того, чтобы, как обычно, пересечь мост, я свернула налево, на улицу Ломоносова, дошла до станции метро «Невский проспект». Это тоже был мой путь домой, только чуть более дальний.
Вот, наверное, с таких мелочей и начинаются предательства. Очень скоро я убедила себя в том, что скорее всего Довлатов не заметил моего исчезновения. Так, очевидно, и было. Но фраза «трубадуры режима» надолго засела в моей голове. Конечно, он был прав, этот Довлатов. Журналисты, где бы ни служили (хотя бы и в детской газете) всё равно невольно служили режиму.
Позднее, когда произведения Сергея Довлатова хлынули к нам из-за рубежа, и когда все перестроечные издательства принялись его печатать, я встретила эту фразу в одном из рассказов «Чемодана».
… Весть об эмиграции Сергея Довлатова принёс в редакцию всё тот же Вольт Суслов. «Жаль, — сказал он, — такой талант отъехал».
А передо мной вдруг во весь рост встал мой мелкий поступок. Вдобавок в моей жизни появился человек, который ни с того, ни с сего стал называть меня Тамой, не зная ничего о Довлатове. Он тоже считал слог «ра» лишним в моём имени.
Прошло несколько лет. В начале перестройки я по приглашению своей подруги уезжала в Америку. «Ты ведь будешь в Нью-Йорке, — сказал редактор, — возьми интервью у Довлатова». К тому времени Сергей Довлатов был всемирно знаменит. Бойко его стали печатать и у нас, в России. Очарование его прозы разило беспощадно. Мы уже знали и «Зону», и «Заповедник», и «Иностранку»… Его успехи в Америке были ошеломляющи.
Я обрадовалась предложению редактора. Интересно, узнает ли он меня? Я почему-то не сомневалась, что наша беседа примет дружеский характер, и я, наконец, смогу объяснить, почему перестала ходить через мост. Мне хотелось покаяться в своей трусости.
Перед поездкой меня охватило какое-то странное волнение. Стало вдруг важно увидеть человека на пике успеха и сравнить с тем давним незнакомцем с собакой, никем не признаваемым молодым автором. Я хорошо подготовилась к интервью. Перечитала всё, что у нас было напечатано. Даже узнала, что ту собаку звали Глаша… А когда летела через океан, отчетливо поняла: главным в Америке для меня станет встреча с Сергеем Довлатовым.
Я позвонила сразу.
— Сергея нет в Нью-Йорке, — ответила мне жена Лена. — Он в горах Денвера. Вернется через две недели.
— К сожалению, я улетаю в Калифорнию, — каким-то тусклым, не своим голосом сказала я. — Мне так необходимо было это интервью.
— А когда снова будете в Нью-Йорке? Улетать ведь будете отсюда?
— Да, шестого сентября.
— Замечательно, — сказала Лена, — я запишу вас на пятое сентября.
Но я была разочарована. Мой стройный план рушился. Лена каким-то образом почувствовала мое состояние:
— Не расстраивайтесь. Встреча-то всё равно состоится.
Америка ошеломила меня. Но, несмотря на все удивительные встречи и приключения, которые меня ожидали в пути, я всё время помнила: мне предстоит ещё встреча с Сергеем Довлатовым.
… Мы с подругой заночевали в Сан-Франциско в гостинице на берегу океана. Перед этим был день, полный потрясений. И сам город, и знаменитые Золотые ворота — этот мост через океан, и встреча с миллионером Генри Декином и его супругой Вирджинией, и проезд по ночному волшебному городу…
Кто мне может объяснить, почему преисполненная радости, я проснулась в то утро вся в слезах? Тихонько прикрыв за собой дверь, вышла на берег океана. Было раннее утро в Сан-Франциско. Ощущение чуда не покидало меня. Оказаться здесь уже было чудом. Возник сам по себе мотив песни Вертинского: «И, может быть, в притонах Сан-Франциско»… Восторг буквально разрывал меня.
Напевая этот мотив, я проходила мимо газетного киоска и вдруг остановилась. На прилавке лежала газета с портретом в траурной рамке. С портретом Сергея Довлатова…
Это было 24 августа 1990 года.
Гении не живут долго, но гении не умирают.

(Из книги «Возраст не дремлет», которая скоро выходит из печати)

Поделиться ссылкой: