Как писатель он появился 55 лет назад. И очень скоро его полюбили миллионы любителей фантастики. Но долгое время мало кто знал, что на самом деле Кир Булычёв — это учёный-историк Игорь Можейко.
— Надо написать о Кире Булычёве, – сказал мой редактор Эдуард Лисок. – Поезжай в Москву.
Стыдно сознаться, но это имя я слышала впервые. Мой редактор Эдуард Лисок был человеком глубокой эрудиции. Про себя мы называли его «Эдик-энциклопедик». Заметив моё смущение, Эдик спросил:
— Ты что, не знаешь Булычёва? Это же знаменитый фантаст. У тебя ещё есть время, прочитай его книги, — Эдик перечислил названия.
Это было ещё то давнишнее время, когда журналисты готовились к командировкам. Взяв в библиотеке несколько книг Кира Булычёва, я погрузилась в чтение. С первых же страниц фантастический мир девочки Алисы захватил меня. Героиня оказалась настоящим Шерлоком Холмсом, умела распутывать самые невероятные узлы. Булычёв писал легко, увлекательно. Казалось, он не выдумывал приключения, а сам в них участвовал…
Но первая встреча разочаровала меня.
— Кира — имя моей жены. Булычёва — фамилия моей матери. Таким образом, в своём псевдониме я объединил двух самых любимых существ. На самом деле меня зовут Игорь Всеволодович Можейко.
Признаюсь, я ожидала что-то более таинственное. Я сказала об этом писателю.
— А в моей фантастике не разочаровались? Ведь моя фантастика — это жизнь.
— Считается, люди уходят в фантастику потому, что им не нравится реальная жизнь.
— Мне не нравится реальная жизнь, но я ушёл в фантастику потому, что люблю фантастику, потому что фантастика — это свобода.
— Значит, вы пишете обо всём, что хотите, и ничего — в стол?
— Очень много пишу в стол. А как же иначе? Если ты намерен существовать в пределах Советского Союза, если в тебе нет диссидентской отваги, а перо, тем не менее, начинает упражняться в недозволенном, — приходится заводить секретную папку.
Степень его откровенности поразила меня. Булычёв рассмеялся:
— Ведь вы тоже запишете мои речи в свою секретную папку. Не опубликуете в газете, ведь правда?..
Редко, но бывает, когда герой твоего очерка становится твоим другом. Наша дружба с Игорем Всеволодовичем Можейко, знаменитым Киром Булычёвым, продолжалась до конца его дней.
А тогда я написала очерк для газеты, который назвала «Шерлок Холмс по имени Алиса». Его в редакции повесили на доску «лучших»…
С тех пор мы стали переписываться, звонили друг другу, встречались, когда он приезжал в Ленинград, а я — в Москву. Степень доверия друг к другу с годами возрастала. Однажды в Москве он пришёл на встречу с папкой, которую вынул из портфеля:
— Хочешь, покажу, что пишут твои коллеги-журналисты о моих произведениях? Вот заключение издательства «Молодая гвардия» на мою повесть «Перевал»: «Мы знаем, на что намекает автор, когда пишет, что “над Красной площадью текли низкие тучи”…». Или: «Совершенно очевидно, что подразумевает автор под “историческим перевалом, после которого советский народ полностью обнищал”». А вот и совсем анекдот. Я написал рассказ о гениальном ребёнке и назвал его «Лёнчик-Леонардо». Так потребовали переименовать в «Лёшеньку-Леонардо», потому что нашего Генерального секретаря ЦК КПСС зовут Леонид Ильич Брежнев.
Человек весёлый, добродушный, открытый, Кир Булычёв в такие моменты становился раздражительным:
— Приходится уже не одну секретную папку заводить…
У него была мечта выпустить сборник своей неизданной фантастики. Мы ликовали, когда наступила перестройка. У многих граждан страны имелись свои «секретные папки», которые они надеялись раскрыть. Я в это время работала в Ленинграде в «Новом журнале». Деньги у нас были скудные, еле-еле хватало на типографские расходы. Гонорары платить не из чего. Редактор собрал совещание.
— Полистайте свои записные книжки. И позвоните своим знакомым писателям, которые согласились бы отдать нам свои произведения бесплатно. Нам не из чего формировать номер.
Я позвонила Киру Булычёву:
— У меня есть роман. Называется «Река времени». Отдаю безвозмездно.
Историко-фантастический роман «Река времени» был посвящён основным событиям ХХ века. Но событиям альтернативным…Фантастика — это, действительно, относительная свобода. В своём романе Кир Булычёв утверждал, что время альтернативно. И наша история могла пойти по другой дороге. И Ленин не приехал бы в Петроград, чтобы сказать речь с пресловутого броневика…
— Мне кажется, — радовалась я, — твоя книга будет встречена с большим интересом, потому что многие русские люди (да хотя бы и я) задумывались, и не раз, над тем, куда пошла бы наша история, если бы…
Наш журнал был нарасхват. Благодаря публикации романа Кира Булычёва «Река времени» мы продержались ещё год. Больше не нашлось писателей, которые хотели бы безвозмездно отдать нам свои произведения. Но мы не унывали. Перестроечная эйфория продолжалась…
Создалась ассоциация российских журналов. Меня выбрали в члены президиума. Время от времени мы собирались в Москве и обсуждали, как нам выжить в эпоху перестройки. Приехав в очередной раз в Москву, я позвонила Киру Булычёву.
— Я здесь по делам Ассоциации.
— Какой ещё Ассоциации?
— Ассоциации журналов.
На другом конце провода последовал глубокий вздох, а потом прозвучало странное, показавшееся мне нелепым, предложение:
— Давай встретимся у Рижского рынка.
Шёл 1992 год. И ни я, ни мой муж не получали зарплаты. Что мне делать на Рижском рынке? Но, может быть, там поблизости какое-то издательство, и ему просто по пути?
Когда я подошла к условленному месту, Кир Булычёв меня уже ждал. Вид у него был загадочный. Вдобавок, вокруг него стояли какие-то баулы. Кир смущённо улыбался:
— Здесь макароны, крупы, мука, подсолнечное масло…
Он перечислял, а я стояла, как вкопанная.
— Мы всё сейчас на такси отвезём на Ленинградский вокзал, сдадим в багаж. Здесь я тебя провожу, а дома — встретят. Ну что ты стоишь, как истукан? Может быть, ты станешь меня уверять, что тебе по карточкам хватает продуктов?
Наверное, многие помнят то время. По карточкам, конечно, не хватало продуктов. Да и купить их было не на что: всей стране не платили зарплату.
— Ты же грабишь свою семью, — пробормотала я.
— Никого я не граблю. Мне неожиданно пришёл гонорар из-за границы.
Мы долго гуляли по Москве. Был июнь. В Москве цвела сирень. Проходя мимо зала Чайковского, увидела афишу с концертом Рахманинова. Кир Булычёв почему-то вспомнил, что сирень — любимые цветы Сергея Васильевича Рахманинова:
— Об этом знал весь мир. Где бы он ни выступал, ему всегда летел букет сирени.
— Фантазируешь?
— Немного. Но, правда, где-то читал.
Его продуктовый дар, конечно, помог моей семье. Но было грустно…
— А с вашей Ассоциацией ничего не выйдет. Не трать понапрасну время. Хуже другое: с перестройкой ничего не выйдет.
— Это почему же? — резко возразила я. — Когда меняется строй, всегда возникают проблемы.
— В том-то и дело, что строй не меняется. И проблемы будут только усугубляться.
— Это ты, как фантаст, прогнозируешь нам такое будущее?
— Не как фантаст, а как историк. Ты, может быть, забыла? Я — доктор исторических наук. И никогда не покидал своего Института.
Я верила в перестройку. Он — уже нет. Но расстались мы, как всегда, дружелюбно.
Откуда мне было знать, что это была наша последняя встреча…
Разрыв страницы
(Из книги «Возраст не дремлет», которая скоро выходит из печати)
