В течение двенадцати лет, с июня 1998 года, писатель Борис Стругацкий вёл беседу со своими читателями. В ходе этого беспрецедентного офлайн-интервью он ответил на 8620 вопросов.
Борис Натанович пережил своего старшего брата Аркадия, скончавшегося в 1991-м, на 21 год, и всё это время оставался одним из немногих в стране людей, кого считали моральным авторитетом интеллигенции. Для транслирования своей философии он выбрал самый современный на тот момент способ коммуникации — русскоязычный сегмент интернета, появившийся на территории России в 1996-м, всего два года назад.
Чем Стругацкий заслужил свой авторитет? До братьев Стругацких фантастика в стране считалась беллетристикой низкого пошиба, они сделали её высокой литературой. В их произведениях иные планеты и техника будущего выступали лишь декорациями, а центральная роль всегда отводилась способности людей сохранять человечность. Борис Сругацкий вспоминал:
«Мы описывали Мир-в-Котором-Нам-Хотелось-бы-жить. Дружба, любовь и творческий труд — вот три кита, на которых стоит счастье тамошнего человечества. Никакой технический прогресс не принесёт счастья, если основой его не станет Человек Воспитанный, который сможет избавиться от “внутренней обезьяны”»
Гротескная модель будущего общества потребления представлялась Стругацким наиболее вероятной экстраполяцией развития того мира, который существовал в ХХ веке. Герои повести «За миллиард лет до конца света» поставлены перед жестокой необходимостью выбирать — или творить под угрозой смерти, или отказаться от своих убеждений ради спокойной жизни.
Стругацкие не были открытыми критиками советского строя, но они хлебнули тягот цензуры. В 1970-е их книги почти не издавались, а уже в 1990-е при подготовке к публикации «Обитаемого острова» авторам пришлось исправить более 900 изменений, которых некогда потребовали от них советские редакторы.
Офлайн-интервью Бориса Стругацкого — это Евангелие 1990-х? На исходе ХХ века интеллигенция искала у писателя ориентиры в трансформируемом мире.
Когда НАТО бомбила Югославию, а ура-патриоты швыряли яйца в американское посольство, Стругацкий не терял головы. Он сам не был большим поклонником Америки, но считал, что её нельзя не уважать:
«Я знаю твёрдо: нет у России более естественного и более полезного союзника, чем США. Никогда наши страны не обнажали оружия друг против друга. Я не вижу и не могу придумать ни одного места на Земле, где наши цели и задачи противоречили бы друг другу сколько-нибудь существенно. Я ненавижу тоталитаризм в любых его проявлениях, будь то диктатура Хо Ши Мина, или Слободана Милошевича, или Саддама Хуссейна. При столкновении таких диктатур с любой демократией симпатии мои будут всегда на стороне демократии»
Борис Натанович называл расстрел Белого Дома в 1993 году «превышением мер необходимой обороны» и выступал против возвращения собственности под контроль государства, которое виделось ему лишь огромной толпой чиновников:
«Всё, к чему прикасается государство, превращается в дерьмо. Никакой чиновник не заинтересован в том, чтобы дела его шли на пользу избирателю, а заинтересован лишь <в том, чтобы> угодить своему начальнику и продвинуться по службе. В разумно организованном обществе государство должно заниматься двумя-тремя вещами: обеспечивать безопасность населения; следить за необходимым количеством в стране рабочих мест; следить за бюджетом. Ну, может быть, ещё финансировать развитие фундаментальной науки, хотя к этому его лучше не допускать. В общем, главная задача государства — обеспечивать стабильность. Контролировать никого не надо»
Издаваемый в России миллионными тиражами, Стругацкий так и не потрафил низким вкусам. Особенно, когда униженная бедностью и распадом на национальные республики империя искала опору в некоем «особом пути», заменяющем нормальное экономическое развитие:
«С Россией за последнюю тысячу лет не происходило ничего такого, чего мы не видели бы в истории Европы. Единственная существенная особенность наша состоит в том, что мы несколько задержались в феодализме и менталитет у нас феодальный, какого в Европе нет сейчас ни у кого, — разве что у турок? Думаю, и будущее наше ничего особенного, “неевропейского”, содержать не должно. Либерализация экономики и вообще всей общественной жизни. Развитие малого и среднего бизнеса. Создание конкурентоспособных отраслей. Уменьшение роли государства во всех областях, кроме обороны, безопасности и соцобеспечения… В общем, всё будет, как у людей. А сырьевые богатства будут нам скорее мешать, чем помогать. Впрочем, к середине века эта проблема исчезнет сама собой»
Едва услышав о борьбе с фальсификацией истории, Стругацкий четко указывал: там, где есть понятие «оскорбления святыни», не может быть правды.
«Память о Великой Отечественной стала святыней. Это уже не история, это, по сути, религия. С точки зрения верующего человека, с точки зрения церкви, не бывает искажения “правды Библии” — бывает покушение на святость, оскорбление веры, ересь. Библия Войны написана... Всё. Не вырубишь топором. Но с точки зрения “атеиста”, нет здесь и не может быть ни простоты, ни однозначности»
(Отрывок из новой книги, которая должна выйти из печати в этом году)
