Её карьера композитора шла вверх. Дарья сотрудничала с Зарой, Аркадием Укупником, Ларисой Долиной…Но решила расти дальше и оказалась в США.
— Дарья, всё у вас в Петербурге было благополучно, а потом вдруг переезд за океан, учёба в консерватории Сан-Франциско, работа там…Вы нашли новый дом в Америке?
— В конце августа будет ровно четыре года, как я переехала. И, наверное, это первый год, когда я чувствую себя в Америке дома.
Вначале было тяжело… Язык. Он учится волнами. Иногда кажется, что ты абсолютно всё понимаешь и хорошо говоришь, а иногда не можешь вообще ничего сказать. Очень уставала от того, что в день было много английского.
Но самое страшное — сомнения. Зачем вообще поехала? Откуда я знаю, что это правильное решение? Откуда я знаю, что это хорошая образовательная программа? Может быть, ерунда, а я всю свою жизнь перевернула ради этого. Много было страхов.
И я не планировала оставаться, так как у меня была уже устроенная жизнь в Петербурге. Я была замужем. Когда поняла, что могу быть композитором-фрилансером в России, уволилась из хора Смольного собора (сейчас Концертный хор Санкт-Петербурга — Прим. авт.).
В общем, думала, съезжу быстренько, поучусь, вернусь и стану в России совсем крутой, а все получилось по-другому.
— Вы решили остаться…
— Да, сначала решила остаться на год. Если ты учишься в американском вузе не менее девяти месяцев, то можешь подать документы на студенческую визу, которая будет с разрешением на работу в области применения твоего диплома. А мне ещё до выпускного декан факультета предложила работу ассистентом главного звукорежиссёра консерватории и преподавателем саунд-дизайна и композиции в музыкальной школе при консерватории. Я решила, что надо оставаться, ведь это опыт. Но собиралась вернуться в Россию.
Потом начали появляться какие-то интересные музыкальные проекты, и мне стало ясно, что, если я вернусь, то не смогу делать то, что делаю здесь. Например, работать сессионным дирижёром (дирижёром на записях). Я не знаю ни одну девушку, которая работает сессионным дирижёром, как правило, это мужчины. Или быть профессором в консерватории без диссертации (в консерватории Сан-Франциско все педагоги называются профессорами вне зависимости от учёной степени).
Да и в России не очень серьёзно относятся к профессии кинокомпозитора, немного свысока. Нет даже специального образования. Я думаю, кинокомпозитор — это просто другая профессия, которая отличается от сочинения академической музыки. Она не менее сложная, и ей тоже надо учиться.
— С 2017 года вы сами преподаете. Как считаете, какими качествами должен обладать педагог, в том числе в творческих дисциплинах?
— Прежде всего, педагог – это призвание. Не каждый может преподавать. Педагог должен сам всё время учиться, искать в своей профессии новое. Мир стремительно развивается, особенно сейчас, с интернетом. И когда студент знает больше, чем ты, — это не очень приятное ощущение, хотя в то же время это нормально.
Ещё у педагога должно быть желание бескорыстно делиться своим знанием. Без опасений, что ученики могут тебя перерасти.
А в творческих специальностях действует правило «сэндвича». Сначала всегда нужно говорить хорошее, потом плохое, потом снова хорошее. Творчество — очень субъективная история. Ни в коем случае нельзя сказать: это плохая музыка! Можно только предложить варианты: тут можно сделать так, а здесь по-другому. Нельзя быть категоричным (кроме таких точных дисциплин, как сольфеджио или гармония). Нужно найти баланс, то есть дать как можно больше своего опыта, но при этом не подавить студента как артиста и художника. Это сложно.
Все люди разные. Кто-то может выдержать больше критики, а кого-то чуть пережмёшь, и он тут же теряет уверенность. Надо быть очень чувствительным, склонным к рефлексии человеком. Необходимо также смотреть на то, что происходит в группе: кто-то может всё время тянуть на себя одеяло, тогда его надо немного успокоить. Мы все люди, но педагог несёт большую ответственность перед студентом.
— К слову об ответственности. В этом году Петербург потрясло ужасное убийство Анастасии Ещенко, которое совершил её педагог Олег Соколов. Вскоре после этого вы написали длинный пост в соцсетях о том, что педагог ни в коем случае не должен вступать в романтические отношения со студентом, так как —цитирую — «это ответственность педагога — расставлять границы» Вы сталкивались с чем-то подобным в своей жизни?
— Я была влюблена в своих педагогов. Но мне повезло, потому что я была влюблена в таких, которые держали дистанцию. А здесь, в Штатах, я уже сама педагог, и у меня есть студент, который пытается мои границы немного нарушить. Он обаятельный и талантливый, старше меня, очень хорошо занимается. Надеюсь, эта увлеченность его дополнительно мотивирует (смеётся). Но у меня и в мыслях ничего такого нет. Это непрофессионально и неэтично. Здесь подобное абсолютно недопустимо, за такие вещи увольняют с волчьим билетом.
— Вы пишете хоровые аранжировки, оркестровки и свою музыку. Какая работа приносит больше всего радости?
— Самая большая радость — работа над своей музыкой непосредственно с музыкантами в качестве дирижёра. Я редко пишу то, что здесь называется concert music — музыка, которая исполняется на сцене. Но если пишу музыку для медийных проектов или, например, музыкальных библиотек, то могу работать с музыкантами лично. Процесс записи моей музыки — самое интересное! Хотя никогда в жизни не думала, что после окончания консерватории в России буду ещё когда-нибудь дирижировать (Дарья окончила факультет хорового дирижирования Санкт-Петербургской консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова — Прим. авт.)
— Россия и Америка — две крупные, многоконфессиональные страны, культура каждой из них очень тесно связана с религией. А вы как относитесь к религии?
— Индифферентно. Но с уважением. Я работала в церкви много лет, однако я не религиозный человек.
В Сан-Франциско я работала видеооператором в очень весёлой, «радужной» церкви с представителями сексуальных меньшинств, со священниками женского пола. Оставшись как-то на католическое Рождество в Штатах, проработала с ними все рождественские службы. Было круто! Красивые песни, сплошной позитив, никакого страдания. У меня даже появилась мысль, что если бы я изначально пошла в такую церковь, то сейчас, наверное, была бы верующей. Эта церковь о любви и принятии. Они говорят: «Нам неважно, во что вы верите, главное, что вы здесь» Мне это близко. Думаю, эта церковь выживет, она современная, она приглашает людей. Не стыдит, а говорит: «Мы примем вас такими, какие вы есть»
— Эта церковь о любви, а русская православная церковь о чём, по-вашему?
— О страдании. О спасении через боль. Вообще, наше воспитание всё о том, что хорошего без боли не бывает. Так же как обучение должно идти через унижение, словно мы не изначально хорошие студенты, а должны заслужить это звание. Вся культура построена на том, что через страдания мы идём к звёздам. А это не обязательно должно быть так.
— Из-за коронавируса музыканты, которые зарабатывали в основном живыми выступлениями, можно сказать, остались не у дел. При этом люди всё равно слушают музыку, потому что она доступна онлайн. Как вы считаете, действительно ли так важны именно живые выступления или можно обойтись без них?
— Думаю, важны, конечно. Во-первых, происходит какой-то обмен энергией между исполнителем и слушателем. Во-вторых, такое выступление уникально, оно происходит прямо сейчас, а запись совсем не живая. В ней нет момента ошибки. Как говорил мой педагог, профессор Санкт-Петербургской консерватории Борис Георгиевич Абальян — это совершенно другая температура высказывания.
Мне важно пойти на концерт, это же целое мероприятие! Ты собираешься, наряжаешься, идёшь в зал. Все люди вокруг радостные, они готовы на полтора-два часа сконцентрироваться и поглощать искусство.
Очень жаль, что музыканты оказались в такой ситуации, но будем надеяться, что всё наладится. Знаю наверняка, люди скучают по концертам.
— В Америке, в отличие от России, популярны походы к психотерапевту. Как вам кажется, такие походы и вправду приносят пользу?
— Я сама занимаюсь психотерапией уже пять лет. И считаю: у нас есть физическое тело, и, чтобы как можно дольше оставаться здоровым, необходимо о нём заботиться. Поэтому мы ходим в зал, в бассейн, едим здоровую пищу, пьём много воды. Не все, конечно, но осознанные люди, которые хотят качественно жить, это делают.
Психотерапия — то же самое. Это гигиена ума и души. Это точно не псевдонаука, у неё много различных методов: гештальт-терапия, психоанализ и многие другие. К каждому человеку — индивидуальный подход. Я бы так сказала: терапия нужна всем, но не все в неё пойдут.
В России с отношением к этому уже получше. У меня много друзей в психотерапии. Главное, найти своего специалиста, тогда результаты очевидны.
— Напоследок небольшой блиц. В вашей жизни два главных города — Петербург и Сан-Франциско. Опишите каждый из них пятью прилагательными.
— Петербург… — романтичный, родной, капризный, серый, прекрасный. А Сан-Франциско — сумасшедший, фривольный, дорогой, модный, вкусный.
—Хорошая книга или хорошее кино?
— Хорошее кино.
— Белое вино или красное?
— Оранжевое. Это белое вино, настоянное на кожуре и косточках, жёлтого или оранжевого цвета, очень терпкое, с глубоким и интересным вкусом. Родом оно из Грузии, а я узнала о нём благодаря передаче «Парфенон». В одном из выпусков Леонид Парфёнов пил именно это вино. В Петербурге его точно можно попробовать в ресторане в музее Эрарта.
— Изящная хоровая миниатюра или широкое оркестровое полотно?
— Изящная хоровая миниатюра. Её порой сложнее написать и исполнить.
— Парк Йосемити (национальный парк в Калифорнии — Прим. авт.) или Петергоф?
— Йосемити. На мой вкус, в Петергофе слишком много золота.
— Русская хмурость или американская улыбка?
— Ни то, ни то. Хотя американская улыбчивость всё-таки лучше, потому что это вежливость. А вежливость — это правильная дистанция между людьми. Невежливо хмурым лицом демонстрировать свои проблемы незнакомым людям. Опять же это такой менталитет. Если ты всё время счастлив, люди в России думают, что с тобой что-то не так. Хотя, мне кажется, что сейчас это всё-таки меняется…
Вот я сказала, что лучше американская улыбка, чем хмурость, но в идеале надо чувствовать, где лучше улыбнуться, а где сказать: «Мне грустно», — и поплакать.
