238 лет назад на Сенатской площади Санкт-Петербурга был торжественно открыт памятник Петру I. Президентская библиотека знакомит с малоизвестными фактами в истории создания Медного всадника.
Местоположение памятника было выбрано крайне удачное. Впереди — огромная Нева, по правую руку — Адмиралтейство, по левую — здания Сената и Синода. Три ведомства, основанные самим Петром.
На портале Президентской библиотеки, которая располагается в здании Синода, можно ознакомиться как с многочисленными изображениями монумента, сделанными в разные эпохи, так и с уникальными материалами, раскрывающими историю создания одного из главных символов Петербурга. Среди них — 17-й том «Сборника Императорского Русского исторического общества» (1876), который включает переписку императрицы Екатерины II с автором памятника Этьеном Морисом Фальконе, и другие раритетные документы.
Екатерина II считала себя наследницей первого императора и говорила, что главная её задача в том, чтобы продолжить строительство задуманной им «храмины» — Российской империи.
Мысль об увековечении памяти Петра I появилась у императрицы в 1765 году. По совету Дени Дидро, состоявшего с Екатериной II в переписке, для создания скульптуры она выбрала пусть известного, но отнюдь не модного французского ваятеля Этьена Фальконе. Философ, чувствуя всю меру своей ответственности перед российской императрицей, напутствовал друга: «Помни, Фальконе, что ты должен или умереть за работой, или создать нечто великое»
Заключал договор со скульптором, взявшимся завершить работу за восемь лет, русский посланник в Париже князь Дмитрий Голицын. Он особо отмечал такую черту Фальконе, как бескорыстие. Хотя Голицын и предложил Фальконе вознаграждение в полтора раза меньше, чем запрашивали другие художники за подобную работу, тот «сам нашёл такую цифру преувеличенной» и согласился на гораздо меньшие деньги.
В сентябре 1766 года Фальконе выехал в Петербург. Из 25 ящиков, взятых им с собой, только один содержал пожитки художника, остальные были заполнены книгами, гравюрами и слепками.
Императрица писала: «Дидерот доставил мне человека, которому нет подобного, это Фальконет, он вскоре начнёт статую Петра Великого; если есть художники равные ему по таланту, то смело можно сказать, что никто из них не может сравниться с ним в чувствах, словом он друг души Дидерота»
Трудности, однако, начались уже на этапе обсуждения проекта. Все наперебой спешили к Фальконе со своими советами. Одни предлагали изваять Петра I в образе римского императора, другие — соорудить памятник в виде фонтана, окружённого аллегорическими фигурами. Были и совсем курьёзные предложения — изобразить Петра так, чтобы его правый глаз смотрел на Адмиралтейство, а левый — на здание Двенадцати коллегий.
Отстаивая своё мнение, Фальконе писал президенту Императорской Академии художеств Ивану Бецкому: «Могли ли Вы себе представить, чтобы скульптор, избранный для создания столь значительного памятника, был бы лишён способности думать и чтобы движениями его рук управляла чужая голова, а не его собственная?»
Подобная смелость не понравилась Бецкому, и он пригрозил художнику «неудовольствием Императрицы». Екатерина же лишь посмеялась над некоторыми советами, данными скульптору. Как сообщает «Сборник Императорского Русского исторического общества», «это должно было вдвойне повеселить Фальконета, так как неизвестный, советовавший ему направить глаза в разныя стороны, был никто иной как сам Бецкий». Екатерина напутствовала скульптора идти своею дорогою, не обращая внимания на завистников: «Побеждайте препятствия… и смейтесь над всем остальным; препятствия сотворены для того, чтобы искусные люди отвращали их и тем умножали свою славу»
В результате Фальконе настоял на собственном видении памятника. Он изобразил Петра в движении, убрав детали, которые могли отвлекать внимание от образа царя-созидателя. Роль Петра — полководца-победителя — подчёркивают лавровый венок и меч. Постамент в виде громадной скалы напоминает о преодолённых трудностях, а змея под ногами вздыбленного коня символизирует поверженные враждебные силы.
Когда пришло время подыскивать камень для подножия, Академия художеств «обнародовала его потребную величину — пять сажён длины, две сажени и пол аршина ширины, одну сажень и два аршина вышины» Вскоре в Академию явился крестьянин из деревни Лахта и сообщил, что в «6 верстах от берега Финскаго залива… находится огромный валун под названием Каменной горы» По местной легенде, сам Пётр неоднократно всходил на него, чтобы обозреть окрестности.
Для перевозки Гром-камня, как его ещё называли, были построены огромные сани, перекатываемые по желобам. Ежедневно 400 человек двигали их примерно на 200 метров. Стоявший на камне барабанщик подавал сигналы, делавшие усилия рабочих более дружными. Дотащив гранитный гигант до берега, его погрузили на специальное судно. 3 октября 1770 года, в восьмую годовщину коронования императрицы, «Гром-камень» прокатили под окнами Зимнего дворца и 7 октября выгрузили на Сенатской площади.
Когда модель скульптуры открыли для публики, Фальконе был задет за живое недоброжелательными отзывами. Однако государыня и тут посоветовала ему «смеяться над глупцами».
Мастер предложил: «На подножии статуи я поместил бы эту краткую надпись: Петру Первому воздвигла Екатерина Вторая. Очень бы я желал, чтобы и на самом камне догадались не писать ничего более» Императрица благосклонно приняла этот замысел. Но в итоге была выбита иная надпись, на русском языке и латыни: «ПЕТРУ перьвому ЕКАТЕРИНА вторая лѣта 1782.» — с одной стороны монумента и «PETRO primo CATHARINA secunda MDCCLXXXII.» — с другой. Тем самым подчёркивался замысел императрицы — установить линию преемственности с деяниями Петра Великого.
Пожалуй, самыми отрадными для Фальконе стали слова его друга, Дени Дидро. Будучи в Петербурге и посетив мастерскую скульптора, философ писал: «я знал вас за человека очень искусного, но никак не предполагал у вас в голове ничего подобного… Труд этот, друг мой, как истинно прекрасное произведение, отличается тем, что кажется прекрасным, когда видишь его в первый раз, и во второй, третий, четвёртый раз представляется ещё более прекрасным…»
Отливка скульптуры началась летом 1775 года. Но и на этом этапе не обошлось без неприятностей. Когда часть глиняной формы уже была заполнена, труба, по которой заливалась бронза, лопнула. Все рабочие в страхе разбежались, кроме пушечного литейщика Емельяна Хайлова, сумевшего остановить разлив металла. В результате отливка была завершена с небольшими погрешностями, но благодаря мастерству художника следов спайки практически не осталось.
Торжественное открытие памятника состоялось 18 (7) августа 1782 года. Вся площадь, окна и даже крыши соседних домов были заполнены народом. «По воспоследовании сигнала мгновенно слетели полотняные занавесы, скрывавшие памятник. Победоносные знамёна преклонились, звуки военной музыки, ружейная и пушечная пальба слились в один радостный шум. Обязанные своим существованием Петру — Петербург, русское войско, флот, Сенат приветствовали представшее пред ними величественное изображение основателя их»
Один Фальконе был далёк от всеобщего радостного настроения. За четыре года до открытия памятника, не в силах более сносить ложные слухи о себе и своём творении, он уехал из Петербурга.
Проработав над памятником 12 лет, он лишён был даже возможности показать свой труд императрице… И всё же, заканчивая свой очерк о переписке Екатерины II и Этьена Мориса Фальконе, составитель «Сборника Императорского Русского исторического общества» историк Александр Половцов пишет: «…выше всех этих сожалений стоит благодарность к Императрице Екатерине II, успевшей среди своих громадных государственных занятий добыть луч художественнаго света чрез то окно, что прорубил в Европу её бессмертный предшественник, благодарность к художнику, под резцом коего пред нами:
Выходит Пётр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен,
Движения быстры. Он прекрасен,
Он весь, как Божия гроза»
