Он был красив и дерзок. Любил красивую жизнь и не ведал угрызений совести. А что ещё надо, чтобы дурачить доверчивых богатеев в конце XIX — начале ХХ века, когда не было даже мобильников?
Соло для Корнета
О «подвигах» бравого корнета Николая Савина по сей день ходят в Европе легенды. Чего стоит, к примеру, история, которую многие помнят в Болгарии и очень не любят вспоминать в Турции…
В 1908 году Болгария — княжество, номинально считавшееся вассальным Турции, — объявила себя независимым государством. И к последнему самодержавному правителю Османской империи султану Абдул-Хамиду II прибыл представительный господин, представившийся великим князем Константином Николаевичем. Пояснив, что является кандидатом на болгарский трон, визитёр начал переговоры.
Трудно сказать, чем бы закончился этот «дипломатический манёвр», если бы корнета Савина не узнал цирюльник султана, ранее служивший в Петербурге… Несостоявшийся болгарский царь был тут же задержан, экстрадирован в Россию и приговорён там к вечной ссылке в Иркутской губернии.
«Вечная ссылка» закончилась уже в феврале 1917 года. Савин, освобождённый революцией, не стал задерживаться на родине. Он направился с очередной «дипломатической миссией» в Японию. Используя имя своего покровителя, корнет легко добился приглашения на заседание кабинета министров, где сообщил о секретном плане Временного правительства, подразумевавшем совместное с Японией завершение войны с Германией.
Японцы приступили к обсуждению предложения, но тут подоспел красный Октябрь, и вопрос решился сам собой. Парламентёру оставалось лишь вернуться домой.
Но провал операции не умерил его рвения. Оказавшись в Петрограде и перекрасившись, согласно веяниям времени, в красный цвет, Савин сумел получить должность начальника караула Зимнего дворца, после чего, не откладывая дела в долгий ящик, продал резиденцию российских самодержцев какому-то заезжему американцу. Купчая была оформлена по всем правилам у нотариуса, покупатель, не знавший ни слова по-русски, остался очень доволен. По крайней мере, ему было невдомёк, что последняя фраза документа означала в переводе: «Дураков не сеют, не жнут»…
Искать в революционном городе «продавца» было некому, да, собственно, и незачем. Уже в марте 1918 года Савин прибыл в Осаку и как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко» незамедлительно вступил с местными властями в переговоры о возможности военных действий на Дальнем Востоке. Цель была благородная — уничтожение большевистской власти…
Идеи выскакивали из головы русского Рокамболя, как кошки из помойки.
Начало славных дел
Впервые Николай Савин заявил о себе в июле 1879 года, когда Петербург облетела новость: какой-то пройдоха умудрился продать приезжему купцу Семёновский плац!
А дело было так. Приехав в столицу для расширения своего предприятия, сибирский коммерсант, завернул в трактир на Забалканском проспекте (ныне Московский) и «случайно» оказался за одним столиком с неким молодым господином — наследником крупных земельных владений. Разговорились. Собеседник поведал купцу, что он, человек некоммерческий, не представляет, как распорядиться своими земельными участками. Попросил помощи… И на следующее утро скороспелые приятели явились на Семёновский плац. А уже через пару дней сделка была оформлена по всем правилам…
Днём позже счастливый покупатель вознамерился заложить на плацу первый камень в основание своей новой фабрики, но тут выяснилось, что этот плац — для парадов лейб-гвардии Семёновского полка. Началось расследование. Однако к тому времени продавец, ещё более счастливый Николай Савин, увозя с собой 250 тысяч рублей, пребывал уже где-то в Европе, на пути в Италию.
Вступив в Рим, приезжий корнет назвался князем Голицыным и принялся сорить «наследственными миллионами». Это распахнуло перед ним двери богатых аристократических домов и даже правительственных учреждений.
Случилось так, что однажды на каком-то рауте он проговорился кавалерийскому полковнику, что, увлекшись недавно вошедшей в моду археологией, занялся раскопками в своём причерноморском имении. А там, едва копнув лопатой, натолкнулся на сундучок с завещанием легендарного скифского царя Иданфирса. В кожаных свитках имелись сведения об утраченных секретах непобедимой скифской конницы, что могло бы оказаться полезным для любой современной армии!
Через короткое время тот самый полковник официально, от имени итальянского правительства, начал с князем Голициным переговоры о возможности приобретения кладезя военной скифской мудрости. Кладезь содержал информацию большой государственной важности, а потому итальянская сторона готова была уплатить немалую сумму. Князь Голицын попросил несколько дней на размышление, а когда время истекло, с готовностью обменял куски растрескавшейся от времени кожи на портфель с наличными.
Как только выяснилось, что доверчивые итальянцы купились на чудовищную аферу, вся полиция Рима была поднята на ноги. Но князь Голицын, он же корнет Савин, и тут успел благополучно скрыться, отплыв в Болгарию…
Первый займ мы уже проиграли
Зимний сезон 1880 года, как сообщала болгарская светская хроника, был насыщен визитами зарубежных гостей. Среди них особенно выделялся граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек.
Савин в ту пору был и вправду неотразим. Высокий, широкоплечий, с холёными усами и карими, чуть навыкате глазами, он легко разбивал сердца экзальтированных (согласно тогдашней моде) светских дам.
Но гораздо важнее внешности было то, что в разгар кризиса, вызванного проблемами единства болгарских земель, граф де Тулуз-Лотрек, представитель крупного парижского банка, предложил наивыгоднейший для недавно образованного Болгарского княжества коммерческий проект пополнения полупустой государственной казны астрономической по тем временам суммой в 100 миллионов франков. Не безвозмездно, конечно, а под реализацию госзайма.
Однако облагодетельствовать болгар не удалось. В один из тех дней, присутствуя на каком-то незначительном концерте, Савин нос к носу столкнулся со старым знакомым…
Ну, тут, конечно, грянул страшный скандал. Российский посол потребовал выдать афериста, разыскиваемого в связи с продажей Семёновского плаца. Своё слово сказал вооружённый конвой. И Петербургский арестный дом приветливо распахнул двери перед неуёмным корнетом. Дальше — обвинение в подлоге. Суд. Кандалы. Этап. Сибирь, Томская губерния.
Но не прошло и трёх месяцев, как Савин бежал. И нет бы затаиться, пересидеть, пока полиция не положит под сукно дело о беглом арестанте! — учинил в гостинице заштатного городка Ряжска пьяный дебош, разодравшись с журналистом Семашко и бароном Корфом.
Само собой, опять последовал арест. Опять этап. И теперь уж, в соответствии со ст. 441 и 452 XIV тома Свода законов, наказание плетьми.
А весной 1884-го, едва сошёл снег, новый побег. Удачный. И новое дерзкое мошенничество…
Утром на территории строящегося в столице Собора Воскресения Христова на Крови (Спас на Крови) появился господин в генеральском мундире. Благосклонно улыбнувшись сторожу, генерал поведал охраннику, что совершает по настоянию врачей моцион вдоль Екатерининского канала.
Так завязалось знакомство, продолжавшееся с месяц, после чего генерал явился в сопровождении солидного господина и попросил сторожа проводить гостя по строительным лесам наверх, чтобы тот мог полюбоваться открывающейся с высоты панорамой.
На следующий день генерал на стройку не приходил, зато часам к восьми утра приехал с рабочими его вчерашний гость и захотел… разобрать леса!
Выяснилось, что некий охтинский домовладелец, прочтя в «Русском Слове» объявление о продаже по сходной цене досок, решил их приобрести. Купчую, как положено, засвидетельствовали у присяжного поверенного, и теперь покупатель желал забрать свою покупку…
Отыскать генерала не удалось. И немудрено. Николай Савин в это время уже попивал чаёк в каюте отплывающего в Америку океанского судна.
С ума сошлись
Как сообщала New York Herald, русский князь Суворов-Рымникский по прибытии в США привлёк благосклонное внимание высшего общества. Дамы не скрывали восторга от красавца-князя, а пущенный кем-то пикантный слушок о его скандальном романе с родной сестрой морганатической жены убиенного в 1881 году русского царя только добавил князю шарма.
Избранницей знатного русского гостя стала молодая и очень богатая девушка-сирота, основу капитала которой составлял солидный пакет акций Chase National Bank.
Не прошло и месяца, а подготовка к свадьбе уже шла полным ходом. Наконец, настал день бракосочетания. И тут случилось то, что в XIX веке могло произойти, пожалуй, только в свободной Америке. Едва выйдя из церкви, молодая княгиня Мелани Суворова-Рымникская вручила мужу кожаный портфель и объявила, что в нём находится ровно половина её приданого. Вторую же половину она оставляет себе и полагает, что отныне каждый из них может жить в собственное удовольствие, не обременяя один другого притязаниями.
Всё, казалось, складывалось для Савина как нельзя лучше. Но вновь незадача… Один из прибывших в США туристов-соотечественников, случайно встретившись с князем, во всеуслышание заявил, что никакого Николая у знаменитого полководца в потомках отродясь не бывало …
Газетная шумиха. Спешный отъезд. Но, конечно, не на родину, где реально маячила каторга, а в Париж…
На воре Шапка мономаха горит
Блуждая по Европе, русский Рокамболь несколько раз — в Ницце, в Карлсбаде и в Лондоне — назывался великим князем Николаем Константиновичем. Отчего из всех русских принцев авантюрист выбрал именно его? С этим связана прелюбопытная история.
В 1874 году, когда 19-летний Савин служил корнетом в Отдельном гвардейском корпусе, столицу потрясло известие о похищении из личных апартаментов великой княгини Александры Иосифовны бриллиантов, украшавших оклады старинных икон. Сыскное дело в империи было отлажено хорошо, и через несколько дней драгоценные камни, заложенные у ростовщика за 500 тысяч рублей, были найдены.
Арестованный по подозрению в преступлении корнет на допросах не стал запираться, а, наоборот, чистосердечно поведал дознавателям обстоятельства, вынудившие полицию производить дальнейшее расследование в обстановке глубочайшей секретности. Речь шла о том, что подлинный инициатор кражи — великий князь Николай Константинович, решивший обворовать собственную матушку под влиянием безумной страсти к гастролировавшей в Петербурге капризной американке-танцовщице Фанни Лир. Во избежание огласки, великого князя выслали «для излечения от душевной болезни» в Ташкент. Николаю же Савину настоятельно рекомендовали эмигрировать из России…
К слову, в 1886-м, после смерти Фанни Лир, он объявил, что готов рассказать прессе об истинной причине кражи бриллиантов. Поскольку, живя в это время в Париже, корнет Савин заявлял, что является «жертвой российского царского режима», так как посвящён в тайны российского императорского двора, к нему сбежались журналисты. И он поведал о «революционном заговоре», во главе которого стоял объявленный сумасшедшим великий князь.
По версии Савина, деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на покушение на Александра II. Корнет даже договорился до того, что будто бы Николай Константинович лично передавал крупную сумму Софье Перовской.
Корнет! Лучше для мужчины нет
Август 1902-го Николай Савин, под псевдонимом маркиз Траверсе, проводил на фешенебельном испанском курорте. Именно там, в Сан-Себастьяне, отдыхали, согласно тогдашней моде, богатые туристы со всего мира.
Высокий, представительный аристократ, обладавший античным профилем, гипнотическим взглядом и искрометным красноречием, быстро покорил воображение начинающей увядать, но всё ещё мечтательной вдовушки из Гааги — m-me ван Индельвеере. Число нулей в цифре банковского счёта, завещанного ей покойным супругом, колебалось, по различным источникам, от шести до семи, поэтому размышления Савина о потере холостяцкой свободы оказались недолгими.
Медовый месяц сулил новобрачной долгое блаженство семейной жизни, и, наверное, так бы оно и случилось… Если бы супруг не проиграл её в карты какому-то восточному набобу.
Скандал разразился ужасающий. В России подобные случаи, хоть и редко, встречались. Но здесь, в центре просвещённой Европы!
Подробности скандала муссировались в гостиных. А маркиз Траверсе, сбрив эспаньолку и перекрасив волосы, был уже далеко и разрабатывал очередную аферу…
Между прочим, не имея законных наследников, Савин воспитал достойного ученика, которому не грех было оставить многотрудный мошеннический бизнес. Ученика звали Василий Трахтенберг. Вдвоём с ним Николай Савин в начале ХХ века умудрился продать французскому правительству не существующие в природе марокканские алмазные копи.
Трахтенберг, правда, рассказывал, что его учителю и наставнику принадлежала лишь идея, так как на практике тот по старости своей не был в состоянии обвести вокруг пальца какое бы то ни было государство.
Но, так или иначе, а Савин на склоне лет сбросил-таки привычный камуфляж и сыграл в кинематографе роль самого себя — великого авантюриста корнета Савина. Говорят, зрители смотрели фильму, боясь сморгнуть.
