Сегодня рассказы о преступлениях, совершённых даже известными, облечёнными властью людьми, мало кому интересны. А всё потому, что аферы их однообразны и скучны. Эх, утрачен былой вкус жизни!
Бубновые русские
Февраль 1877 года. Московский окружной суд. Рассматривается беспрецедентное дело: 48 подсудимых, 239 фактов криминальной деятельности, по каждому случаю — огромные суммы. Подсудимые — так называемый «Клуб червонных валетов».
В обвинительном акте по делу фигурируют:
— подложных векселей — 23
— переделанных банковских билетов — 4
— фальшивых казённых бумаг — 12
— вовлечений в невыгодную сделку — 14
— мошенничеств — 42
— краж — 14
— плюс три оскорбления должностных лиц, обманов на сумму 300 тысяч рублей и один факт кощунства под занавес…
Своё название крупнейшая в Российской империи группировка обрела 13 октября 1867 года, когда её соучредители после многочасового обсуждения программы, устава и планов уселись расписать пульку.
В новоявленный миру клуб, кроме звёзд уголовного мира, таких, как многократно судимый фальшивомонетчик Верещагин или подложных дел мастер Голумбиевский, вошли:
— богатейший нижегородский помещик, завсегдатай светских мероприятий Массари;
— почётный гражданин Москвы Мазурин;
— гусарский поручик, пустивший по ветру родительское, в 125 тысяч, наследство, Дмитриев-Мамонов;
— сын знаменитого картёжника Догановского, обставившего когда-то на 24800 рублей самого Пушкина, Огонь-Догновский;
— нотариус Московского окружного суда, сохранивший до самого ареста обширную практику, Подковщиков;
— преуспевающий финансист, он же бессменный председатель клуба, Шпейер;
— племянник московского генерал-губернатора Долгоруков;
— ещё четыре десятка персонажей, по поводу которых, выступая на суде, присяжный поверенный Пржевальский с присущим ему пафосом воскликнул: «Какая смесь племён, наречий и состояний!»
Что может объединять всеми уважаемых граждан, которые удостоены почётных званий и регалий, с отпетыми уголовниками? Во-первых — деньги. Во-вторых — очень большие деньги. А в-третьих — стремление делать эти деньги с удалым размахом, легко и весело.
О пользе русской матрёшки
Любая операция, осуществлённая членами клуба, достойна того, чтобы рассказать о ней подробно. Одна из их авантюр даже вошла в учебники криминалистики под названием «Почтовая». Она была реализована князем Вольдемаром Долгоруковым в августе 1873-го, причём метод её осуществления, как всё гениальное, был проще пареной репы.
Купив несколько сундуков, князь нанял столяра, который смастерил из них подобие русской матрёшки. К дну самого большого ящика прибил гвоздями тот, что поменьше. Внутрь — следующий, ещё меньшего объёма, и т.д. Число сундуков значения не имело — «матрёшка» собиралась просто для утяжеления тары, в которую можно было сложить что угодно, хоть битые кирпичи. Или, как в случае князя Долгорукова, любившего остроумные розыгрыши, уложить внутрь самого маленького сундука брошюры «Воспоминания об императрице Екатерине II по случаю открытия ей памятника».
Кстати, петербургская типография, издавшая сей нравоучительный опус и отчаявшаяся сбыть его с рук, охотно оплатила князю все накладные расходы по пересылке своего залежавшегося тиража.
Закончив упаковку «особо ценного груза», Долгоруков оформил на почте его транспортировку буквально «на деревню дедушке» и, как положено, получил квитанцию, которая имела статус векселя. Поскольку любой банк принимал подобные бумаги в залог, операция принесла Клубу прибыль в 80 тысяч рублей ассигнациями, из которых князю причиталась пятая часть. Так стоило ли Вольдемару печалиться из-за того, что дядюшка губернатор в наказания за прошлые прегрешения прекратил выплату помесячного, 150 рублей, содержания?
Лёгок на поминках
Проделка с почтовыми сундуками оказалась полиции не по зубам. И, вдохновившись первой победой, председатель Шпейер назначил собрание, чтобы обсудить следующую акцию.
Надо сказать, банкир Павел Шпейер имел в высшем свете кристальную репутацию, и до самого процесса над «червонными валетами» никому даже в голову не могло прийти, что именно он разработал аферу с водочными этикетками.
А дело было так. Прочитав в «Вестнике полиции» о практике нарушений акцизного устава, Павел Карлович решил воспользоваться этой подсказкой, а именно, обеспечить изготовителей палёного спиртного этикетками.
Партию бумажных наклеек заказали в рязанской типографии Логинова. Обер-офицерский сын Семён Брюхатов, съездив в Рязань, рассчитался за заказ векселем на 20 тысяч рублей. Когда же настала пора платить по долговому обязательству, и владелец типографии явился за своими кровными в Москву, председатель «Клуба червонных валетов» решил засветившегося Семёна… проводить в последний путь. Нет, не убивать, конечно! Просто разыграть обряд последнего прощания, после которого спровадить Брюхатова в безопасное место.
Спектакль разыгрывался по всей форме — с попом, певчими, плакальщиками в чёрных шалях и факельщиками во фраках. Хозяин типографии Логинов своими глазами видел кладбищенских служителей с верёвками в руках, ожидавших команды опускать. Но минут за десять до финала к нему подошёл посыльный, сообщивший, что в гостиничном номере, который занимает его степенство-с, обнаружен взлом. А потому господина постояльца просят срочно проследовать для составления протокола-с…
Обалдевший Логинов опрометью ринулся к выходу, прикидывая вероятные убытки. И было с чего — в Москву он прибыл ещё и присмотреть себе недвижимость. Причём вся сумма для покупки осталась в гостинице!
Когда худшие опасения сбылись, брюхатовские 20 тысяч показались купцу ничтожными крохами, о которых не стоило и заявлять, тем паче, что должник всё равно отдал Богу душу…
Художник здесь дорисовал
На праздновании пятилетнего юбилея клуба присутствовали, все кроме Якова Верещагина, — он сидел в Московском губернском тюремном замке…
Оказавшись — в который раз — за решёткой, Верещагин сильно не переживал. Конечно, кое-какие зацепки у следователя имелись. Однако за недостаточностью улик его вынуждены будут вскорости отпустить. И, пока до выхода на свободу ещё оставалось время, Верещагин решил заняться в тюрьме привычной работой — подделкой ценных бумаг.
А что? При налаженном контакте с волей получить в передаче пару-тройку склянок с химреактивами, коробочку красок и ученический ластик — не проблема. Остальное — дело техники. Подчищаешь, скажем, на банковском билете цифру рублей в двести. Вместо неё вписываешь другую, раз в сто больше. А дальше — раз в неделю, как положено, в тюремную канцелярию будет заходить кто-нибудь из своих, задача которого — передать Верещагину узелок, где между чистыми рубашками и кальсонами вложен вексель для обработки. Придя в следующий раз, курьер получит свёрток с грязным бельём, в котором спрятан готовый документик. Вот и вся недолга…
Когда тайный осведомитель сыскной полиции передал информацию, что в Московском губернском тюремном замке орудует фальшивомонетчик, полицейское начальство подняло весь личный состав по тревоге. Охранные чины обшарили камеры, изымая у арестантов карандаши и английское мыло, которое можно применять вместо ластика.
Результат оказался нулевым. А тем временем, как и предполагал Яков Верещагин, его отпустили на все четыре стороны. Ниточка оборвалась. Да и что было искать Верещагина в Москве, когда он с Огонь-Догановским коротал ночи за добрым вистом в Архангельской губернии!
К слову, секреты шулерского мастерства Алексею Огонь-Догановскому завещал его отец, являвшийся прототипом пушкинского Чекалинского. Но азартному молодому человеку этого казалось недостаточно. Поэтому, объявив через «Ведомости Московской городской полиции» о создании общества конезаводства, он приступил к подбору кадров. Каждый из 15 соискателей вакансий по условиям контракта внёс в кассу предприятия 1000 рублей. Но когда минул месяц и сотрудники явились за жалованьем, патрон предложил им вместо наличных долговые обязательства купца Свиньина. Документы, заверенные автографами уважаемых людей, разошлись влёт, в результате шеф предприятия положил в карман ещё 60 тысяч. И — «отбыл по делам в Ярославль»…
День-два после его отъезда прошли без происшествий. Некоторые из конезаводцев успели даже обменять свиньинские векселя в Учётном и ссудном банке на звонкую монету. Но такое количество денежных документов за подписью одного купца вызвало вопросы. Руководство банка обратилось в полицейское управление. Специалисты, узнав по почерку Верещагина, бросились в тюремный замок, но того уже не было и в помине.
Наезд на выезд
Руководство «Клуба червонных валетов», куда наряду с председателем Шпейером входили Иван Давыдовский и Гавриил Попов, работало чётко, несмотря даже на давние обиды и счёты, имевшиеся у каждого из «совета трёх». Это был монолит. Но в 1874 году, когда стареющий Попов удалился от дел, это ослабило его влияние в криминальной среде. Что и породило «дело поповских рысаков».
Выйдя в отставку, Гаврила Михайлович завёл конезаводик. И однажды, летом 75-го, к нему неожиданно нагрянул Иван Давыдовский. Визитёр рассказал, что некий купец Протопопов хочет прикупить себе хороший выезд и готов платить, не торгуясь.
Сделка сладилась. Приобретая у Попова пять лошадей за 17 тысяч, покупатель выписал вексель. Документ заверили у нотариуса. Все остались довольны. В особенности радовался сроду не имевший за душой ни гроша Савелий Протопопов, которого Давыдовский нанял сыграть роль купца-миллионера…
К зиме, поняв, что его развели, Попов отправился по инстанциям. И это стало началом конца славного Клуба…
Почти месяц, пока длился процесс «червонных валетов», зал суда был забит до отказа. Зрители внимательно следили за речами знаменитых адвокатов — Владимира Пржевальского и Фёдора Плевако. Присяжные путались в цифрах, фактах, именах. Из-за абсолютной невозможности разобраться в деле, всем хотелось поскорее с ним покончить. Что и сделали — приговорили 14 подсудимых к ссылке, двоих отправили в арестантские отделения, одного заключили в психиатрическую больницу, пару человек — в работный дом. А остальных, наложив штрафы, отпустили с миром.
Председателя «Клуба червонных валетов» Павла Шпейера на скамье подсудимых не было. Уехав вовремя в Париж, он стал для российских правоохранительных органов недосягаем.
Итак, всё было кончено. Обвинитель Муравьёв, свалив процесс с плеч долой, вышел из зала заседаний. И нос к носу столкнулся… с Павлом Карловичем Шпейером!
Шок пережили оба. Прокурор, вынужденный соблюдать профессиональный этикет, не имел права закричать: «Держи вора!». Шпейер, опасаясь привлечь к себе внимание, изображал спокойствие. Так, неторопливо и размеренно, они спустились по лестнице… вышли на улицу…
И тут Павел Карлович бросился наутёк, да с такой скоростью, что даже ринувшаяся за ним толпа во главе с городовым не сумела его догнать.
