ХХ век стал эпохой тоталитарных политических режимов. Насколько вероятно в XXI столетии повторение пройденного? К сожалению, такая опасность существует. Люди могут снова превратиться в муравьёв…
Воспоминания о грядущем
Роман Джорджа Оруэлла «1984» в Англии появился в 1949 году. Но в СССР его сразу запретили, и мы прочитали его лишь через сорок лет. Не все, конечно, а только те, кто дожил…
Тогда, в конце 1980-х, в советском воздухе пьяняще пахло свободой. Перестройка, гласность, речи народных депутатов и газеты, в которых простынями печатались разоблачения недавнего советского прошлого, многим кружили голову. Казалось, что и «1984» — роман исторический, тоже о прошлом. Тем более 1984 год уже миновал.
В канун кончины СССР народ был полон оптимизма. Чудилось, ещё немного, и у нас в стране настанет новая эра — свободы и демократии. Удивительно, но многие на Западе тоже разделяли наш оптимизм.
Да, в общем-то, и реальность подсказывала, что это вполне возможно. Если в середине ХХ века, когда опубликовали «1984», без малого треть населения Земли жила примерно в тех условиях, о которых писал Оруэлл [2. С. 11], то к концу того же столетия суровые режимы рухнули в десятках стран.
Сегодня и в России, и за её пределами оптимизма заметно поубавилось. Однако многие учёные полагают, что свобода ещё возьмёт своё. К примеру, Эдвард Глейзер, один из десяти ведущих экономистов мира, утверждает: «…количество насилия в человеческой жизни постоянно убывает, и… эта тенденция продолжится» [3. С. 131].
Веру в светлое будущее вселяют в учёных новые технологии. Иные так и говорят: «Технологии способны дать нам больший выбор и больше свободы» [1. С. 26].
Обезличенная личность
К началу минувшего века народные массы хлынули на авансцену политики. Хосе Ортега-и-Гассет в своей книге «Восстание масс» (1930) убедительно показал, к чему это привело и ещё приведёт. На протяжении ХХ столетия Европа, а вслед за ней Азия и Южная Америка пережили череду жесточайших гражданских и две мировые войны, в которых погибли сотни миллионов человек. А ещё в ряде стран возник тоталитаризм — диктатуры максимальной несвободы.
Современная Большая российская энциклопедия определяет тоталитаризм как «тип идеологизированного политического режима с полным (тотальным) контролем властных структур над всей жизнью общества» Однако для таких режимов тотальный контроль не только над обществом, но и над личностью — скорее лишь средство. Средство создания искусственного, идеологизированного, человека. Личности — без личности, существа, которое в своём мыслительном и духовном рабстве чувствует себя свободным. Вот истинная цель, вот сверхзадача!
Это была в чистом виде социальная инженерия.
Такое понимание тоталитаризма позволяет сделать два важных вывода.
Во-первых, советский тоталитаризм — не прямое следствие каких-то российских национальных или исторических факторов, а общемировая закономерность, свойственная определённому уровню развития государственного устройства и технического развития. В разные годы ХХ века нацистские и/или коммунистические идеи были сильны в таких разных странах, в том числе с развитыми демократическими институтами, как Франция, Англия и США.
А, во-вторых, поскольку идеология может быть различной, то и тоталитарные режимы могут быть разные. Не только националистические и коммунистические, но также, к примеру, псевдорелигиозные. И вырастать раковая тоталитарная опухоль способна не только в государстве, но, скажем, в секте или в террористическом анклаве.
Тоталитаризм, как мы уже убедились и в прошлом столетии, и в начале нынешнего, мутирует, словно вирус, видоизменяясь так, что его не всегда узнаешь. Теперь он грозит явиться нам в новом обличии — потребительски-технологическом.
Свобода в несвободе
Что бы ни изобрёл homo sapiens на протяжении своей истории, всё тут же получало двойное назначение, причём зачастую прямо противоположное.
Пить из чашки гораздо удобнее, чем из пригоршни, но в чашке можно и утонуть, захлебнувшись. Верёвка в хозяйстве — нужнейшая вещь, но с её помощью можно и повеситься. Это на примитивном уровне. Но то же и на самом сложном. Есть самолёт, перевозящий пассажиров, и есть самолёт, несущий на борту бомбы и ракеты. Есть мирный атом и атомная бомба…
Да что далеко ходить? Ничем не лучше и не хуже самолёта или атомной энергии наш личный компьютер. Мы на нём пишем и переписываемся, читаем, смотрим фильмы, концерты и футбольные матчи, слушаем интересные лекции и музыку… Он для нас окно в мир! А тем временем где-то там, далеко, неведомые нам роботы и люди с помощью нашего компьютера смотрят, слушают, изучают нас самих. Для них наш компьютер тоже окно в мир, но это мир нашей личной жизни…
Новые цифровые технологии позволяют следить за нами всюду — на улице и дома, в общественном транспорте и за рулём автомобиля, в театре и ресторане, в государственном учреждении и на пляже. Безграничные возможности тотальной слежки провоцируют бизнес и власти контролировать наше поведение при выборе чего угодно — будь то товары и услуги или политические партии и их лидеры.
Ещё недавно нас уверяли, что цифровизация дала людям максимальную, никогда прежде не виданную свободу. Конечно, дала! Но одновременно она дала её бизнесу и властям. А поскольку они организованы лучше, чем отдельные физические лица, то с отстаиванием своих возможностей у них получается лучше.
Уже сегодня бизнес с помощью вездесущей рекламы и гаджетов успешно навязывает нам все аспекты массовой культуры — потребительское мировоззрение и вкусы, примитив мышления и чувств, а также материальные ценности, которые превыше всего. Власти к тому же множат повсюду видеокамеры, способные нас идентифицировать даже в гриме, подчиняют себе крупнейшие IT-компании, чтобы контролировать каждый наш шаг, и даже организуют отряды ботов и троллей, которые травят в соцсетях неугодных и размещают «правильную» информацию.
Страны с развитой демократией обвиняют в тотальной слежке и контроле за гражданами тех, у кого демократия недоразвитая. Но вот американские конгрессмены, которые считают свою демократию самой демократичной, вызывают к себе на правёж, словно нашкодивших мальчишек, руководителей Amazon, Apple, Facebook, Google. А президент Дональд Трамп, будто он Реджеп Эрдоган, запрещает TikTok, причём главным лоббистом этого запрета выступает не кто иной, как Марк Цукерберг, один из недавних поборников интернет-свободы.
По эту сторону океана тоже не всё благополучно. Семь лет назад английская The Guardian спросила у соотечественников: о ком писал Джордж Оруэлл в своих антиутопиях? 89 процентов англичан ответили — «это про нас, нынешних, мы все его мрачные фантазии сегодня видим воочию» [4].
…Государственные тоталитаризмы ХХ века стояли на трёх китах — массовой идеологической пропаганде, всепроникающем страхе репрессий и обожествлении вождя. Стоило Никите Хрущёву на ХХ съезде КПСС (1956) развенчать культ Сталина и отменить массовые аресты и казни, как коммунистический режим начал рушиться.
Но неототалитаризмы грядущего — потребительски-технологические — не будут нуждаться ни в массовых репрессиях, ни в культе политического лидера. Посещаешь «плохой» сайт, читаешь не те книги, перепостил «неправильную» картинку, посмотрел «непатриотичный» фильм, вышел на несанкционированный митинг — никто тебя не тронет, даже слова худого не скажет. Просто снимут за это и за то по столько-то баллов. А потом, когда соберёшься отдыхать за границей, — вдруг выяснится, что тебе это не положено, и учиться в престижном вузе — не разрешено, и через пять лет сменить старый автомобиль на новый — нельзя, только через десять, хотя эксплуатация машин старше семи лет запрещена…
Такая система уже действует в некоторых обществах. Причём весьма эффективно. И никого, за исключением отдельных маниакально упёртых чудиков, подобные запреты не тяготят. Народ доволен. Более того, считает себя свободным. Как муравьи в муравейнике.
Тебе не нравится соблюдать установленные правила? Не соблюдай! Хочешь в диссиденты! Да ради Бога! Твоё право — выбирай, как жить. Только потом не плачь…
Стабильность в модернизации
Когда-то Уинстон Черчилль, признавая демократию далеко не самой хорошей формой государственного устройства, оправдывал её тем, что ничего лучше не придумано. Но теперь ряд политиков и обществоведов различного профиля считают, что на самом деле есть альтернативный вариант. Самый наглядный пример тому — Китай, который Фрэнсис Фукуяма назвал «рыночно ориентированным авторитаризмом» [5. С. 199].
Те, кто знаком с историей Советского Союза, при упоминании современной КНР вспомнят, наверное, годы НЭПа. СССР тогда выступил первопроходцем такой системы. Вот только уже на шестом нэповском году, в 1927-м, выяснилось, что страна и её государство не могут жить двойной жизнью. Надо было или политику приводить в соответствие с экономикой, или экономику в соответствие с политикой. А поскольку политика, то есть власть и тут сильнее, экономика подверглась быстрому огосударствлению, а сама политика предпочла стать тоталитарной.
Однако даже если тоталитарные режимы в XXI веке вернутся, уже в потребительски-технологической оболочке, — они вряд ли продержатся долго.
Во-первых, автократия и тоталитаризм (как крайняя её форма) — это всегда власть бюрократического аппарата, который раздут сверх меры и по самой своей сути заинтересован не в развитии общества, а в стабильности и собственном благополучии. И, значит, такие страны окажутся во всех отношениях неконкурентоспособными — прежде всего экономически и технологически.
Во-вторых, вся история человечества — это история движения к свободе, и нет никаких оснований полагать, будто в будущем этот исторический вектор развернётся в обратную сторону.
Наконец, в-третьих, движущая сила и смысл наступающей цивилизации в перманентной модернизации жизни, а придумывать и внедрять новое способны только внутренне свободные люди. Свободные в раннем детстве, в школе, в вузе и потом в научно-исследовательской работе.
Использованная литература
1. Бриньолфсон Э., Макафи Э. Вторая эра машин. М., 2017
2. Бернстайн У. Массмедиа с древнейших времён и до наших дней. М., 2017
3. Глейзер Э. Богатство и общество самосохранения // Через 100 лет: ведущие экономисты предсказывают будущее. М., 2017
4. Недошивин В.: «Нас погубит то, что мы ненавидим», интервью. Росбалт, 3.01.2019
5. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005
