90-летие со дня рождения всеми любимой актрисы Рунет почти не заметил. Причина проста: в отличие от многих коллег, Надежда Васильевна считала, что кино принадлежит всем, а её личная жизнь — только ей.
Мы сидели в её саду, где каждый, даже самый невзрачный цветок был ухожен и оттого выглядел празднично. Сама она — хрупкая, подвижная, похожая на маленькую быструю пичугу.
Накормив меня потрясающе вкусной рисовой лапшой с грибами, орешками, оливками и томатным соусом, Надежда Васильевна тут же принялась хлопотать вокруг клумб, мастерски управляясь с бесчисленными леечками, грабельками и тяпочками. Глядя на неё, я думала, что, наверное, каждый настоящий мужик, хотя бы единожды её увидев, должен немедленно захотеть опекать, защищать и оберегать такую женщину до конца своих дней. И ещё — способен ли кто-то объяснить, как в этом маленьком хрупком теле могло уместиться столько жизненной энергии?
Её голос звучал по-юношески звонко. Надежда Васильевна отвечала на мои вопросы, подробно повторяя всё, что уже не раз рассказывала множеству журналистов. Но как только речь заходила о глубоко личном, раскрывающем потаённые уголки души, которые ей не хотелось выставлять напоказ, немедленно меняла тему.
В кинозвезде первой величины не было заметно ни малейшего намёка на звёздность. И меня занимал вопрос: как ей удалось избежать болезни, поголовно поражающей всех, кто добивается маломальской известности? Что это — особый врождённый иммунитет? Житейская, накопленная годами мудрость? А, может быть, это просто одна из актёрских масок, надеваемая перед встречей с журналистами?
Попытки получить ответ на этот вопрос, ни к чему не привели. При этом Румянцева, отбрасывавшая выполотые сорняки в небольшое оцинкованное ведёрко, казалась такой бесхитростной и открытой, что я не удержалась от искушения снова попробовать завести разговор по душам:
— Вы, Надежда Васильевна, сделали в своё время выбор — уже будучи звездой, отказались от профессии в пользу дома и семьи, то есть в пользу банального женского счастья. Мне кажется, это своего рода подвиг. Я бы, например, так поступить не смогла…
Застыв на несколько секунд с только что выдранным из грядки пучком мать-и-мачехи, актриса улыбнулась, поправила наполовину сползшую с руки резиновую перчатку и… повторила то, что уже много раз говорила пристававшим к ней с этим вопросом корреспондентам:
— Наш кинематограф всегда был соковыжималкой, и я думала: ну ещё одна роль, вторая, третья, пятая, а что дальше? Потом, когда мы с моим мужем Вилли возвратились из-за границы, где одна за другой сбылись все хрустальные мечты моего детства, я, конечно, вернулась в профессию. Но я всегда была человеком реалистичным и с годами научилась просыпаться утром и радоваться всему, что дала мне жизнь. Независимо от того, шумит ли за окном проливной дождь, воет ли пурга или ярко сияет солнце…
Это звучало как монолог из пьесы. Поняв, что Надежда Васильевна не склонна распахивать душу перед малознакомой журналисткой, я сделала вид, будто впервые слышу эти слова и вполне удовлетворена. А она, верно оценив мой ход, улыбнулась мне так же искренне и обезоруживающе, как улыбалась когда-то «на камеру», проживая жизнь Тони Кислицыной.
Интервью было завершено, диктофон выключен. С удовольствием приняв предложение Надежды Васильевны подождать в её саду прибытия рейсового автобуса, я пила какой-то невероятно вкусный ягодный морс, охотно поддерживала незамысловатый, чисто женский разговор и думала: а ведь она — настоящая Золушка! Только Золушка не из сказки, в которой всё заканчивается венчанием с прекрасным принцем, а вполне реальная, прожившая после свадьбы в далеко не совершенном мире четыре десятка лет!
В том, что за эти годы случалось всякое, можно не сомневаться. Но эта женщина, живя по правилам, установленным не лучшими людьми, сумела-таки сохранить в своей душе добро и теплоту. Спрашивать, как ей удалось опровергнуть беспросветную народную мудрость «с кем поведёшься, от того и наберёшься», — было явно бессмысленно.
Попрощавшись и ещё раз поблагодарив за интервью, я возвращалась в Москву. Смотрела на пожухшую траву на обочине и думала: а всё-таки странно, почему сейчас, в середине сентября, цветы в саду у Надежды Румянцевой выглядят и пахнут совсем по-весеннему? Неужели и вправду, разговаривая с каждым из них по утрам, она дарит им частичку своего нестареющего сердца? И почему, кстати, мне после короткой встречи с ней так хорошо и спокойно?
Сама собой появилась мысль: мать честная, как же я не сказала ей спасибо за всё, что она щедро подарила людям?!
Пообещав себе, что напишу доброе, абсолютно комплиментарное интервью, я успокоилась и, занятая новыми встречами, работой, личной жизнью, вскоре забыла о том мимолётном чувстве стыда и сожаления. Оно вернулось теперь, когда по числу юбилейных публикаций стало ясно — неблагодарной оказалась не я одна.
Понимая всю бессмысленность своего поступка, я открыла одну из растиражированных в интернете фотографий кинозвезды и, помолчав с минуту, тихо-тихо, одними губами прошептала:
— Простите нас, Надежда Васильевна…
Юрий Смольянов
3 года agoТрогательно, душевно, с пониманием. От того и читается на одном дыхании. И автору также спасибо. Но уже не шепотом, а в полголоса…