Будущее. Почему вокруг всё идёт наперекосяк?

Сергей Ачильдиев
Ноябрь12/ 2020

Мир входит в состояние турбулентности. С этим сталкиваешься всюду — и в дипломатии, и в искусстве, и в быту. Хаоса кругом всё больше. Кто-то — недоумевает, кто-то — негодует. А в чём причина?

Культ уродства

Давным-давно я брал большое интервью у композитора Исаака Шварца. И вдруг он меня спросил:

— А вы знаете, чтó в музыке важнее всего? — Сам тут же ответил: — Мелодизм. — И чуть помолчав, добавил: — Это принципиально.

Потом, в разговоре, Исаак Иосифович несколько раз возвращался к этой теме.

Дело в том, что с доисторической эпохи вектор развития музыки и, шире, музыкальной культуры был один — от ритма к мелодии. От коллективного топанья вокруг костра — к мелодиям Баха, Генделя, Вивальди, Моцарта, Бетховена, Чайковского…

Но вот в прошлом веке этот музыкальный вектор вдруг начал раскручиваться в обратную сторону. Кто именно задавал тон — джаз, рок-н-ролл, Пресли (кстати, всех их я очень люблю)? На этот вопрос ответят музыковеды. Важен результат — ритм вернулся и стал одним из мощнейших — если не самым мощным — трендов современной музыки.

Особенно явственно это проявляется на эстраде, где вот уже несколько десятилетий звучат песни, которые в народе никто не поёт, как это сплошь и рядом бывало прежде. Петь можно только мелодию, но никак не ритм, не говоря уже про рэп.

Нечто похожее случилось в изобразительном искусстве. В живописи и скульптуре был свой вектор, даже два. Во-первых, от условности — к похожести, а, во-вторых, от той же условности — к прекрасному. Однако опять-таки в ХХ веке и эти векторы — благодаря всяким «измам» и, наконец, абстракционизму — повернули вспять.

Поиск похожести в непохожести и собственного ego увёл художников очень далеко от натуры. Для иных цвет и линия стали вообще важнее всего на свете. В итоге во многих произведениях даже подкованный зритель не может ничего разобрать без подсказок искусствоведа.

Кардинальная смена былых ценностных ориентиров произошла не только в изобразительном искусстве и музыке. В кинематографе вместо психологизма и социальности — агрессивно-скоростное действо, базирующееся не на актёрской игре, а на компьютерной графике. В моде вместо чёткого разделения на женское и мужское  — унисекс, вместо элегантности аксессуаров —  татуировки, как у дикарей…

Почему «в человеческое сознание на всех уровнях стало внедряться любование безобразным? — недоумевает киновед Ирина Павлова. — И это ведь не просто ломка стереотипов, это — прямое насилие над генетической памятью, над заложенными в человека от природы инстинктами. Которые формировались тысячелетиями. И это становится всеохватным. Человечество с упорством, достойным лучшего применения, борется за то, чтоб уродство заменило собой красоту. Или прикинулось красотой. Я вот искренне не понимаю, зачем и почему» [2. С. 12].

 

Ужас, ужас, ужас!

Если бы проблема заключалась только в «эстетизации безобразного и противоестественного» [2. С. 12]!

Вся наша культура падает в первобытность, где высшая цель — обрести хотя бы минутную радость («ставь лайки!», «оттянись по полной!», «получи от жизни всё!») и где сложившиеся за века социальные законы, нормы и правила не хотят больше работать. Вместо старой культуры — «производство впечатлений», вместо старой нравственности — «умножение удовольствий» [1. С. 62].

Избиратели в самых разных странах слишком явственно чувствуют, что старая добрая демократия уже не позволяет им влиять на реальную политику. Это не только моё мнение, о том же пишет израильский профессор истории Юваль Ной Харари, автор мирового бестселлера «Homo Deus. Краткая история будущего» [3. С. 439]. Неудивительно, что люди голосуют или за старого мэра, губернатора, президента, чтобы жизнь, по крайней мере, не стала хуже, или за тех, кого ещё вчера не было на политическом небосклоне, а, значит, они вне истеблишмента и с ними можно на что-то надеяться.

Сами политики, а также дипломаты  тоже ощущают, что прежние каноны их профессии не работают. Теперь партнёры, ничтоже сумняшеся, плюют на договоры и договорённости (в том числе международные) и на переговорах выступают с популистскими заявлениями, словно на предвыборном на митинге.

Не реже раза в неделю информагентства сообщают о перехвате «их» боевых самолётов «нашими» боевыми самолётами. Причём «наши», независимо от того, о какой стране речь, всегда правы. То же самое не менее регулярно происходит в водах океанов и морей. В результате, если в ХХ веке, борьбовались друг с дружкой два лагеря, «восточный» и «западный», теперь все воюют против всех, а такие войны самые страшные — это всегда игра без правил.

Ещё не так давно труд врача, учителя, художника, артиста был чрезвычайно  уважаем и ценился, как может цениться только творческий труд, несущий людям исцеление, знание, наслаждение искусством. Сегодня это всего лишь сфера услуг.

Институт семьи распался на молекулы и атомы. Учёные так и говорят: нуклеарная семья. Полной семьёй считается та, где есть муж, жена и ребёнок — дедушки и бабушки, а тем более прочие родственники отныне уже в семью не входят.

А личная жизнь и вовсе исчезла. Презервативы и женские прокладки — ещё двадцать-тридцать лет назад мы в аптеке выговаривали эти слова шёпотом — рекламируют по телевизору. В соцсетях — а, значит, на весь мир — рассказывают о таком, про что раньше стеснялись сказать даже маме, и публикуют свои фото в неглиже. С телеэкранов пожилые актрисы рассказывают своим поклонникам, сколько у них было мужей и любовников, когда и с кем они спали.

А, впрочем, чего стесняться, если в аэропорту таможенник может запросто, при всех перетряхнуть все ваши вещи, в том числе и самые интимные, а потом вас в обязательном порядке просветят от макушки до пяток.

…Когда в конце XIX века в богатых домах Петербурга начали устанавливать первые телефонные аппараты, некоторые отказывались. «Как же, — недоумевали они, — вдруг я утром стану телефонировать даме, а она ещё не одета?» Сегодня телефоны —мобильные, они способны достать человека всюду, даже в самый ответственный любовный момент. И без всяких стеснений.

 

Как жить в эпоху перемен?

Всё вокруг идёт наперекосяк. То, что ещё на прошлой неделе считалось современным, сегодня уже анахронизм. Мы к этому стараемся привыкнуть, но иногда напоминаем ту лошадь у цыгана, которая совсем уже было привыкла жить без еды, но на вторую неделю околела.

Однако, пока мы ещё живы, очень хочется понять: почему мир стал другим буквально у нас на глазах?

Мы, объясняют учёные, оказались на переходном этапе от индустриальной цивилизации к модернизационной. Образно говоря, мы постоянно раздваиваемся. Одним хочется пользоваться самыми современными благами, но при этом сохранять правила и обычаи традиционалистского общества. Другие, кто помоложе, чувствуют себя в современном цифровом мире как рыба в воде, но то и дело вынуждены придерживаться норм, которые остаются незыблемыми для старшего поколения.

Ну, и когда это закончится?

Наивный вопрос. Это только начало. И, по большому счёту, это не закончится никогда. Если всего полвека назад в современную жизнь не вписывались только глубокие старики (к примеру, моя прабабушка никогда не переодевалась при включённом телевизоре, ведь делать это при посторонних неприлично), то скоро такими же динозаврами будут сорока-, а то и тридцатилетние.

 

Литература

  1. Вихавайнен Т. Внутренний враг: борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб., 2004
  2. Павлова Ирина. Прокрустово ложе // Глагол, литературный альманах. 2020. №12
  3. Харари Ю.Н. Homo Deus. Краткая история будущего. М., 2019

 

Поделиться ссылкой:

Your email address will not be published. Required fields are marked *

Вы можете использовать следующие HTML тэги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>

20 − 11 =