Что чаще и ярче всего вспоминается зимой? Конечно, лето! Чтобы ещё раз — хотя бы мысленно — пережить те ощущения, которые недоступны теперь, в холод и снег.
По пути в Варзугу становишься розовым. Нет, я не в политическом смысле и, тьфу-тьфу-тьфу, не в современном толерантном. Просто пыль на просёлочной дороге покрывает кузов автомобиля лёгкой плёнкой с красноватым оттенком.
Решили мы прокатиться по Терскому берегу как-то спонтанно. Вернувшись в Нижнюю Пулонгу после недельного стояния за мысом Картеш, провели два дня у нашего друга Андрея. Он привечает гостей, размещая их в небольших уютных домиках — держит мини-гостиничный бизнес. Отлежались, попарились в бане и перечитали найденную в библиотеке хозяина книгу Максимова «Год на Севере».
Сергей Васильевич Максимов — отличный наш писатель: публицист и этнограф. В самом начале литературной деятельности участвовал в литературной экспедиции 1856 года. По заданию Морского министерства объездил северо-северо-запад России. Много видел, узнал, запомнил и рассказал о своей поездке столь увлекательно, что мы с женой решили ещё дня на два-три задержаться на «северах».
А потому, добравшись до Колы, повернули не налево, в сторону Питера, а направо — на Мурманск. Через часок пути отвернули на Кандалакшу и поехали по Терскому берегу. Первая реперная точка была в Умбе, где мы заглянули в местный магазин сувениров. Приятель просил передать мешок камней, которые он насобирал вокруг своего дома.
До главного посёлка Терского района нас довела вполне приличная асфальтовая дорога. Нашли магазин «Аметистовый берег», поговорили с владельцем. Олег принял дар, а взамен снабдил нас десятком полезных советов.
Главный — касался заправки. Залить бензин нужно было здесь в Умбе, потому что здешняя колонка — последняя. Дальше на всем побережье топлива нет.
— Медвежий угол, — подытожил Олег.
— Что же люди там не живут? — удивились мы.
— Живут, конечно, но и медведи тоже.
Кроме того, отсоветовал он соваться в гостиницы. Туристов много, номера уже разобраны. Остались только люксы по заоблачным ценам. Лучше всего, сказал он, разбить палатку на Аметистовом берегу. Чуть проскочить по грунтовке и повернуть на отворотку к воде.
Мы воспользовались всеми его советами. Правда, этнографический музей отложили до возвращения. Зато проехали вниз, вдоль русла реки, поглядеть старую Умбу да оценить порог. По Кольским рекам мы никогда не ходили, да теперь уже никогда и не пойдем. Да и вряд ли поднимемся на Хибинские перевалы. Возраст, простите, не тот. Остались одни моторные путешествия. Чтó по воде, чтó по суше.
Начало Умбы относят к XV столетию, а новый посёлок начал расти в конце позапрошлого века. Народу здесь живёт немного — меньше пяти тысяч, и занимаются в основном подсобным хозяйством. Но к родному месту относятся с уважением и даже организовали в Сети группу. Проникнуть в неё я не сумел, так что увидел только несколько фотографий.
Но виды мы увезли и сами, в своей памяти. Походили вдоль русла, постояли на берегу, посмотрели на белую воду, прикидывая — где там совсем непроход, а в какой слив можно и сунуться. Задержались у стенда с картой экологической тропы, порадовались, повздыхали — вот бы прогуляться, подышать поморским воздухом. Но день уже перевалил за середину, а потому погрузились в нашу машинку и покатили дальше.
Километров …дцать шуршали по асфальту, а в районе сотого столба началась грунтовка. Хороший, укатанный просёлок, как нам и объяснили сначала в Пулонге, потом в Умбе. Но ехали мы не быстро. Во-первых, боялись пропустить нужный нам поворот, а, во-вторых, надеялись увидеть вдруг выглянувшего из мелколесья Михаила Топтыгина.
Встреча с хозяином не состоялась, возможно, к удаче для обеих сторон. Нужную же отворотку мы увидели сразу. Прямо за знаком 117-го километра стоял большой плакат, объявляющий о начале заповедника «Аметистовый берег».
Дорога к морю вела весьма крутыми ухабами. Мы-то проползли спокойно, радуясь большому клиренсу, а встречный «седан» сползал с очередного холмика на нейтрали и притормаживая. Я принял в сторону, чтобы пропустить коллегу, и вспомнил эпизод, читанный в чьих-то военно-морских мемуарах. В 1944-м дивизион морских охотников шёл через Атлантику. Закупили мы корабли у американцев, повели к себе своим ходом. И попали катера в жестокий шторм, когда высота волны была едва ли не длиннее корпуса судна. Хорошо, что опытные моряки выбрали верную тактику движения. На гребень они карабкались всеми силами своих дизелей, а во впадину скатывалась лагом, чтобы не загнать нос под подошву следующего вала. Рулевых приходилось менять каждые четверть часа.
Скажу прямо: аметистовый берег стоил таких мучений! Хотя, честно признаюсь, до самих аметистов мы в этот раз не добрались. Надо было проехать ещё западнее, на мыс Корабль, где и выходят скалы с вкраплениями фиолетового камня. Но времени у нас оставалось немного, да и сил тоже. Потому остановились, едва выбравшись из леса.
Сразу за опушкой дорожка делилась надвое, натрое и вилась на все стороны. Суша спускалась к морю чётко оформленными террасами. Мы остановились на первой же, ближе к деревьям. Дрова нам были без надобности, для готовки ехал в багажнике camping-gas, но среди стволов мы чувствовали себя спокойнее.Страшный ветер-полуночник, каким описывал его Максимов, мог задуть в любое время, а палатку хотелось поберечь.
На этой же террасе, в двух-трёх сотнях метров левее, сгрудилось несколько машин. Мы в эту компанию не сунулись. Рассудили так: да, там своего рода стоянка, платная и обустроенная, даже, возможно, что с биотуалетом, но нам чужое общество сегодня тягость.
Мы откатились в сторону, поставили быстро палатку и занялись ужином. Лагерные дела старались покончить скоро, поскольку комары досаждали весьма настойчиво. После ужина я взял складное ведро и отправился к морю.
В Пулонге Андрей предупреждал нас, что на Терском берегу море, хоть и тоже Белое, но совершенно другое. Он был прав. В Чупской губе мы ходили по довольно-таки тесным шхерам. Острова стояли рядами, дыша друг другу в затылок, разрезанные лишь линиями проливов. Настолько узкими были проходы, что и моторная лодка пробиралась меж берегов с большой осторожностью. И тюлени-лахтаки, морские зайцы, грелись на камнях, лениво поворачивая круглые головы на стук движка. Зато и шторм, который мы пережидали дня три, показался нам уютно домашним.
А здесь море-окиян раскинулось в три стороны света, не белея, не синея, но как-то угрожающе глухо чернея. И камни на берегу были тоже цвета антрацитового. Пугающее место — губа Кандалакшская.
Максимов, описывая свой переход от Терского берега до Карельского, говорил, что по пути задул сильный ветер и они едва не ушли на дно. По крайней мере, на суше Сергею Васильевичу объяснили, что повезло ему с кормщиком. Таких в округе три только, не больше. «Другой бы на таком взводнишше, да на таком крутом ветре, пожалуй, безотменно бы пустил тебя рыбу ловить». Надо полагать — руками.
Правда, и шли они на карбасе. Видел я потом в Умбинском музее фотографию этого судна. Низкое, широкое, с развалистыми бортами. Рыбу на него втаскивать, как я понимаю, удобно. Но мореходные качества его Максимов определил очень ёмко: «безобразное судно, которое и на ходу тяжело, и в бурю опасно» Однако, между прочим, до сих пор поморы его вспоминают и даже устраивают регату в Умбе, где соревнуются суда самых разных размеров…
Не показался мне Терской берег в сравнении с Карельским. Если у Чупы мы могли часами сидеть на литорали, то здесь задерживаться у воды не слишком хотелось. Набрал воды в полиэтиленовую ёмкость и, оскальзываясь на слоистых, плоских камнях, двинулся обратно.
А выходы аметистовые мы, надеюсь, все-таки увидим, может быть, даже в следующем году. Пока что остался на память небольшой камешек, подаренный нам Олегом. Коричневый минерал с фиолетовыми вкраплениями. Сейчас он как раз лежит передо мной, напоминая о Кольском полуострове, приглашая вернуться.
