Книга Ричарда Вайнена «Долгий ’68. Радикальный протест и его враги» сейчас крайне актуальна. И сегодня мир сотрясают молодёжные бунты. Избежать их нельзя, но выработать тактику преодоления — необходимо.
Недавно в одном тексте, вывешенном в Сети коллегой, прочитал призыв разобраться с дипломированными недоучками. Они, мол, не могут найти себе работу, а потому идут бунтовать на улицы, становятся разрушителями. Автор текста пересказывает американского публициста, но полностью согласен с его посылом.
Да, сегодня мы, человечество в целом, в очередной раз столкнулись с молодёжным бунтом. За последние два века они случались неоднократно.
Кто сердцем юн, пусть в сердце том
Лишь ненависть играет.
Немало хворосту кругом —
Как свечка запылает!
Так обращался к ровесникам Георг Гервег — немецкий поэт, яркий публицист, участник революционных событий, всколыхнувших Европу более полутора столетий назад. Но как современно звучит его призыв к молодёжи — гореть, гореть и гореть на кострах чужой ненависти. Перевёл эти стихи Борис Пастернак и включил в книгу, изданную в 1925 году. В то самое время, когда по России разливалось ювенильное море, описанное Андреем Платоновым.
Такой же прилив поднимался в 1960-х годах, видим мы его и в нынешнюю эпоху. Появляется ощущение, что подобные колебания в обществе случаются с некоторым периодом — 50-70 лет. Такие длинные волны для экономической конъюнктуры рассмотрел Николай Кондратьев около века назад. За это его, кстати, и расстреляли. Ясновидцев, как и очевидцев, старательно зачищают во все века и на всех континентах. Но пока есть ещё возможность анализировать события если не сегодняшнего времени, то отстоящего хотя бы на один период. Одной из таких попыток стала книга Ричарда Вайнена «Долгий ’68. Радикальный протест и его враги».
Автор — профессор Королевского колледжа в Лондоне — исследовал эпоху, протянувшуюся почти на десятилетие. Одна из первых деклараций долгого 68 года появилась аж в 1962-м. А затух выплеск молодой энергии спустя десятилетие. Работа Вайнена обстоятельно рассказывает о событиях, случившихся в западном мире — Франции, Англии, ФРГ, США.
Сейчас бытует представление, что основной причиной восстания молодых была, как ни странно, комфортная среда обитания. В этом есть серьёзный резон. Уже в 1962-м члены американской организации «Студенты за демократическое общество» объявили миру, что они — «… представители поколения, выросшего в относительном комфорте, ныне обосновавшегося в университетах и с тревогой взирающего на мир, который достанется нам в наследство». Они сетовали, что старшие их не видят и не слышат. «Нас не любят, нам только покупают игрушки», — писали тогдашние бунтари на своих плакатах. И жёстко резюмировали: «Не доверяй никому старше тридцати»
Обществу, особенно молодой его части, надоело подчиняться. Ричард Вайнен выделяет три черты бунта 68 года: «поколенческая — бунт молодых против старых; политическая — бунт против милитаризма, капитализма и господства США; культурная — бунт за утверждение рок-музыки и нового образа жизни». Эта модель восстания хорошо описывается слоганом бунта рабов, который сформулировал ещё Альбер Камю: раб бунтует, чтобы объявить о своём существовании.
Однако возможен и другой подход, иное объяснение восстаниям юных. После Второй мировой войны резко выросло количество университетов. Во Франции до 1939 года университетским дипломом могли похвастать 3 процента населения, а к 1960-м уже 20 процентов. В США до Второй мировой войны было 38 университетов, а к 1968-му — свыше 600. В СССР уже к концу второй послевоенной пятилетки было построено и восстановлено более 30 тыс. учебных заведений на 5 млн. студентов. В начале 1950-х начали работу 50 новых советских вузов, а на первые курсы институтов поступило 350 тыс. человек.
Высшее образование стало доступным практически для всех слоев общества во всех развитых странах, включая Советский Союз. Низшие страты тоже получили возможности получить университетский диплом, и это оказалось причиной социальной революции — как в структуре общества, так и в массовой психологии.
Здесь проявляется проблема, которая во многом перекликается с нашим временем. Молодые люди приходили в университетские аудитории, но не для того чтобы учиться. Члены правительства Британии уже в 68-м предложили своё объяснение студенческим волнениям: «Мы слишком раздули наше студенчество, открыв университеты для людей, не принадлежащих к среднему классу или не имеющих книжного воспитания (bookish background)… все сделались студентами, а учащихся не осталось вовсе»
Об этом же рассказывает Робер Мёрль в романе «За стеклом». Французский писатель читал тогда лекции по английской литературе в университете Нантера. В своей книге Мёрль описывает майский день 68-го года. Огромный кампус бурлит, студенты планируют завтрашний выход на улицы. И только один юноша сидит и готовится к занятиям. Он учится на деньги своего муниципалитета, а потому считает себя обязанным отчитаться перед коммуной — на что они потратили немалые средства.
А его однокашники предпочитали тактику уличных мятежей. На одном из судебных заседаний французский полицейский свидетельствовал: «впервые в жизни я видел, как полиция отступает под натиском демонстрантов, забрасывавших её выдранными из мостовой булыжниками. Среди них были явные зачинщики, возможно, человек сорок. Но я думаю, что в целом демонстранты действовали спонтанно, удовлетворяя свою страсть к разрушению».
Американский студент, вспоминая долгий 68-й, писал, что главным врагом его бунтующих товарищей была «сама властная структура Соединённых Штатов».
Вайнен делает вывод: «в краткосрочном плане протестные движения 68-го потерпели поражение… наиболее масштабные мобилизации масс в тот период происходили в поддержку существующего порядка» И продолжает: с другой стороны, уже в 1980-е в правящий истеблишмент западного мира пришли многие бунтари 60-х.
Один из них — президент США Билл Клинтон, будучи студентом, он участвовал в антивоенных маршах. Пока, насколько мне известно, никто не рассматривал связь бунтующего прошлого нынешних властителей мира с идеологией их политических действий. Скорей всего, эти метаморфозы следуют известной английской присказке: если человек в 20 лет не радикал, у него нет сердца, а если он в 40 лет не консерватор, у него нет ума.
Вообще, профессор Вайнен не настаивает на каких-то определённых выводах. Его задача, как я понимаю, описать события, но не искать их причины и следствия. Кстати, восточнее железного занавеса он ничего не увидел. А, между прочим, в 1960-е и в Советском Союзе молодёжь бунтовала, насколько это было возможно в тоталитарном государстве. Эти социальные выплески отразились в художественной прозе Василия Аксёнова, Георгия Владимова, Анатолия Гладилина, Игоря Ефимова и многих других. О настроении тогдашней молодёжи мы можем узнать также из стихотворной публицистики Евгения Евтушенко: «Споров не пугался, спорил он горласто, низвергал Герасимова, утверждал Пикассо… Двадцатый век нас часто одурачивал…»
Поднялась молодёжь тогда и в Китае. Правда, не сама. Вспомним о хунвэйбинах и цзаофанях, чьи отряды участвовали в политических пертурбациях страны. Энергией молодых воспользовались в своей борьбе за власть партийные элиты. А когда соперники были уничтожены, победители расправились и с молодыми помощниками. Их тоже отправили «вверх в горы, вниз в сёла». Потом юноши и девушки возвращались в город, но время жить было уже упущено. Проблемы этого движения пытается осмыслить драматург Ван Пейгун в пьесе «Мы». Его персонажи сетуют на пропавшую жизнь: «чему научились? Всякие там разгромные критики, битьё стекол, борьба с учителями… Вместо того, чтобы учиться…»
Нас нынче одолевает переизбыток людей с вузовскими дипломами университетов. Но проблема, на мой взгляд, в том, что мы предлагаем молодёжи начать движение по социальной лестнице, но не можем обеспечить соответствующее место в общественном разделении труда. Дипломированный специалист не захочет стать к фрезерному станку. А офисы и так переполнены. Их населенцы ощущают, что они, в сущности, не нужны в этой жизни. И эти чувства выплёскиваются в уличные противостояния.
Кстати, «лишний человек» русской литературы — Дмитрий Рудин из романа Ивана Тургенева — погибает на парижских баррикадах 1848 года, словно отвечая призывам Георга Гервега. Он далеко не молод годами, но юн и горяч сердцем.
Впрочем, мы не можем запретить выпускникам школ поступать в вузы. Так, может, стоит разделить — как это теперь называется — образовательные услуги на образование и обучение. Обучение даёт человеку профессиональные навыки, готовит его к определённой специальности, в которой нуждается общество и государство. А образование — как определял ещё Лев Толстой — есть бесконечная деятельность, направленная на саморазвитие личности.
Может, тогда абитуриенты начнут анализировать свои намерения, поймут, чего же они хотят от диплома — возможности зарабатывать или посыла, импульса к саморазвитию. Такая перестройка общественного сознания могла бы снизить уровень социального напряжения. Во всяком случае, стоит попробовать…
