Этот портрет я помню с раннего детства. Он висел в нашей комнате (жили мы в ленинградской коммуналке). Спокойный взгляд умных глаз, волосы волнами над высоким лбом… Это мой дед. Он умер в блокаду.
Мой дедушка Владимир Иванович Морозов родился 21 апреля 1892 года в Майкопе. Отец его, Иван Иванович, — мещанин, мать, Варвара Дмитриевна (в девичестве Лобановская), — из крестьян.
Оба родителя — рязанские. И это не случайность. После окончания Кавказской войны (1817–1864) и превращения Майкопа в уездный город туда, на благодатный юг, потянулось немало переселенцев из центральных губерний.
Когда мальчик подрос, семья поднатужилась и отдала его в местное Алексеевское реальное училище. С 5 класса Володя уже помогал семье заработком, подрабатывая репетиторством. Он поставил себе целью выйти в люди, в специалисты, как повелось в их роду.
Варвара Дмитриевна с сыном
В 1910 году Владимир переехал в Петербург и поступил на механическое отделение Санкт-Петербургского политехнического института имени Александра III. Учился на инженера-машиностроителя, но работал по большей части гидротехником.
С деньгами было по-прежнему туго. Учебу в институте приходилось совмещать с работой. Владимир снова репетиторствовал — занимался со студентами, готовил также абитуриентов к поступлению в вуз по математике и физике. А позже пошёл служить. В итоге образование завершил только в 1921-м.
На протяжении всех институтских лет Владимир, само собой, не входил в число белоподкладочников (так называли студентов, у которых тужурка была на белом шелке и которые нередко нанимали за деньги кого-нибудь сдавать за себя экзамены). Ходил в косоворотке. Числился в кавказском землячестве.
Работать по специальности Морозов начал в 1914 году. Студентом поступил на службу в Министерство земледелия в качестве техника отдела земельных улучшений. Жизнь гидротехника, геодезиста — экспедиции, вечно в разъездах. В 1915-м Владимир отправился в Туркестан на обследование туземной ирригационной сети в связи с проектом её реконструкции и расширения орошаемой площади.
Февральская революция 1917 года прервала учебу. В апреле Владимир поступил слесарем на петроградский механический завод «Людвиг Нобель». В сентябре, в преддверии Октябрьской революции, на заводе прошли сокращения. Пришлось поступить счетоводом в Петроградскую продовольственную управу.
Жена Агриппина вспоминала:
— После революции Володя сказал: «Пришёл конец протекционизму и взяточничеству». Он был настоящим идеалистом…
Всё так. Но именно на идеалистах держится мир!
С началом Гражданской войны, в 1918-м, Владимира Морозова призвали на военную службу и тут же откомандировали на завод военно-врачебных заготовлений. Там он стал работать при техническом бюро. Инженеры, даже пока без диплома, были в особой цене.
Владимир Морозов — студент
По окончании института — череда проектов, внедрений. Страна поднималась из руин, налаживались промышленность, хозяйство. Свою весомую лепту в восстановление экономики внёс и молодой специалист Морозов. В числе его работ тех лет — проект малой ГЭС на реке Кемь, землеустройство в Петроградской и Псковской губерниях. Два года трудился Морозов на возведении первенца плана ГОЭЛРО — Волховстрое, руку об руку с будущим академиком Генрихом Графтио. Потом — исследование реки Урал в связи с проектом её утилизации для нужд строящегося Магнитогорского металлургического комбината. В 1927 году Морозов поступил на работу в управление строительства Волго-Донского канала.
Довелось моему деду побыть и безработным, но инженер ни от какой работы не отказывается. Пошёл на завод.
Когда начались работы на Свири, снова пригодился его опыт гидротехника. На заключительном этапе строительства Беломорканала Владимир Иванович проектировал затворы для ГЭС при 14-м шлюзе.
На главе семейства держалось всё благополучие близких — жена занималась домом и детьми, в семье росли две дочери. В итоге частенько дед брал работу на дом.
И всё же он сохранял увлечения юности, прошедшей в предгорьях Кавказа. В те далёкие годы, когда выдавалось свободное время, прихватив лишь кусок хлеба и кусок колбасы, вместе с братом ходил по горам. А когда обзавёлся семьёй, отвозил родных летом в деревню, и там ходил с дочками по полям, по дорогам… Пел с друзьями и детьми распевные песни, художественно свистел.
Любил говорить:
— Мой идеал — походная жизнь, складная кровать.
И вот накануне войны важнейший в трудовой биографии Владимира Морозова объект — строительство Лужской военно-морской базы в Лужской губе (второго Кронштадта). Жаль, в первые месяцы боёв из-за угрозы наступления врага грандиозную стройку пришлось взорвать.
Ко всему, что ему поручали, Владимир Иванович Морозов подходил творчески. Соответственно, к 1940 году у него уже было восемь патентов. И длинный список публикаций в специализированных журналах.
В первые месяцы Великой Отечественной он дежурил на военном аэродроме на Гражданке, чтобы получить рабочую карточку. Смолоду мой дед спал с открытой форточкой, но однажды ночью грянул сильный мороз — вот и получил хронический бронхит. Неудивительно, что с началом блокады, когда горожане вынуждены были бороться с холодом и голодом, у деда развилось воспаление легких. Он умер, не дожив до своего 50-летия, в декабре 1941 года…
В нашей семье всегда бережно хранилось всё, что связано с жизнью предков. Одна из реликвий — юношеский альбом реалиста и студента Владимира Морозова.
Это стихотворный альбом, в который в первое десятилетие прошлого века, как тогда было принято среди молодёжи, вписывали стихи не только хозяин, но и его друзья. А время было такое, что свободолюбие из Петербурга и Москвы проникало повсюду, в том числе в провинциальный Майкоп.
К сожалению, об этом периоде жизни моего дедушки Володи у нас в семье ничего неизвестно. Но уже сам альбом говорит о многом — и о демократических настроениях в среде учащейся молодёжи, и… об орфографии. По записям в альбоме видно: если ученик реального училища к русской орфографии того времени относился строго и после согласных в конце слова не забывал ставить Ъ, то студент этим уже пренебрегает, и Ъ частенько отсутствует.
И ещё одна важная для меня деталь… В альбом деда Володи попало и стихотворение моего дальнего родственника по другой линии — Николая Саблина, поэта, члена группы первомартовцев, покончившего жизнь самоубийством после покушения на царя 1 марта…
Да, многим, наверное, эти стихи из альбома, которому уже более 100 лет, покажутся наивными, подчас неумелыми. Но сегодня, уверен, важно другое. В этих строках — характерная примета ушедшего и во многом забытого времени.
Свиданiе
Имъ свиданiе дано в каземате.
Сынъ допущенъ проститься с отцомъ.
Сынъ готовясь къ кровавой утрате,
Скорбенъ былъ, но спокоенъ лицомъ.
Имъ сей часъ же придется разстаться,
Но въ последнiй томительный часъ
Сынъ гляделъ на отца и не могъ оторваться
И не могъ отвести своихъ глазъ.
«Что такое сегодня творится?
Я понять не могу наконецъ!
Только знаю: нельзя примириться:
Неужели всё правда, отецъ?
Зналъ всегда я, что смерть неизбежна!
Что не вечно ты будешь со мной.
Но убитымъ! И вздрогнул и нежно
Сынъ склонился къ отцу головой.
Вот настанетъ минута прощанiя.
Как-же мне эти мысли связать?
Я всегда говорил «До свиданiя!»
Что жъ теперь мне придётся сказать?
И с глубокой, глубокой тоскою
Сынъ смотрелъ на отца своего,
И ласкалъ трепетавшей рукой
Исхудалую руку его.
Как я счастливъ, что сынъ мой со мною,
Что спокоенъ и твёрдъ, как и я…
Всё пойми: за тюремной стеною
Отдели от жизни меня.
Мы съ тобой безконечно далёко
В этот мигъ отъ несчастной земли,
И как будто бы где то высоко —
Тамъ, где тучки проходятъ вдали.
Мiр загадкой великой построенъ.
Жизнь и смерть — безконечный вопросъ,
Я горд, что мой мальчикъ спокоенъ,
«Ну, прощай! Да хранит Вас Христос!»
………………………………………….
Передъ дворцомъ
Мы мирно стояли предъ Зимнимъ дворцом,
Царя съ нетерпениемъ ждали …
Какъ вдругъ между нами и Царскимъ крыльцомъ
На ружьяхъ штыки заблистали.
И рота за ротой, все супротивъ насъ,
Въ мигъ фронтомъ развёрнуты были,
Направили дула намъ въ лица какъ разъ
И в грозном молчанiи застыли.
Такъ тихо, такъ жутко … Вдруг слышится: пли!
Опомниться мы не успели
Свалились ужъ многiе на снег въ крови:
За залпами залпы гремели!..
И ужасъ объялъ насъ. Безумно крича,
Мы съ страшного места бежали …
Израненныхъ, мёртвыхъ съ собой волоча …
А въ тылъ намъ стрелять продолжали.
Красное знамя
Красное знамя, заветное знамя.
Символъ свободы святой,
Все ты <залито> кровью народа,
Потом, горячей слезой.
Ткали тебя исхудалыя пальцы
Шила в мозолях рука,
Древко твое вырастало въ неволе,
Въ жалком лесу бедняка.
Гвозди, что в тощее древко впилися,
Вбиты рукой кузнеца.
Кто поднималъ тебя гордо, высоко,
Их трепетали сердца.
Время умчалось, пора миновала,
Рухнул палачъ вековой.
Красное знамя, как символъ свободы,
Вьётся надъ нашей страной.
* * *
Подъ краснымъ знаменемъ несли сосновый гробъ,
Простой, какъ простъ былъ тотъ, кто въ нёмъ лежалъ.
Вотъ крышку подняли: простреленъ бледный лобъ,
За ухомъ смыта кровь <…>
Но странными казалися застывшiя черты,
Спокойныя уста. Ни ужаса, ни боли!
На всёмъ неясный светъ суровой красоты,
В нахмуренныхъ бровях — печать железной воли.
Ребёнком отнятый нуждою у полей,
Он въ чуждомъ городе, какъ волъ, работал годы.
В поту рождалася, подъ яркиiй блескъ огней,
Подъ грохотъ молота — святая мысль свободы.
Чемъ могъ бы послужить родному морю слёзъ,
Онъ, знавшiй хорошо всю боль рабочей муки.
Онъ жизнью лишь владелъ, и въ даръ её принёсъ,
Онъ руки лишь имел, и отдалъ эти руки!
Онъ был простой солдатъ въ святейшей изъ дружинъ,
Но встаньте все передъ такимъ солдатомъ!
Измученный боецъ, безмолвный гражданинъ.
Чего онъ ждалъ въ бою съ всесильнымъ супостатомъ?
Он зналъ, что не ему вкусить отъ райскихъ благъ,
Что, отдавая жизнь съ восторгомъ и любовью,
Пока ещё стоитъ его палачъ и врагъ,
Онъ ниву для другихъ поитъ своею кровью.
И даже уцелевъ въ победахъ первыхъ дней,
Безграмотный, свободный и суровый —
Вернётся онъ опять въ слепящий блескъ огней,
Подъ грохотъ молота, на трудъ свой безотходный.
Вас. Немировичъ-Данченко
* * *
Собирайтесь подъ Красное знамя
За святую свободу борцы,
Раздувайте мятежное пламя
Новой жизни, друзья-кузнецы.
Час насталъ: из цепей мы сковали
Для борьбы боевые мечи,
Ихъ въ своей мы крови закаляли…
Часъ насталъ, и дрожат палачи.
Впереди — светитъ солнце свободы,
Позади — рабства гнётъ вековой…
Такъ вперёдъ же за счастье народа
Мы пожертвуемъ смело собой.
Собирайтесь подъ Красное знамя труда
За святую свободу, борцы,
Раздувайте мятежное пламя
Новой жизни, друзья-кузнецы!
Песня кузнеца
Не взирай на мракъ и голодъ,
Поднимай-ка выше молотъ,
Опускай и не робей,
И по стали крепче бей.
Пусть огонь летитъ и свищетъ,
Пусть себе исхода ищетъ.
Ты на искры не взирай,
Сталь сильнее накаляй!
Пусть на твой ударъ со стономъ
Сталь ответит гулким звономъ,
Ты героемъ будь, кузнецъ,
И из стали скуй венецъ.
Наряди в венецъ свободу
И пошли её къ народу,
Что въ неволи злой живётъ
И къ себе свободу ждётъ.
Не взирай на мракъ и голодъ
Подымай ты выше молотъ.
Опускай и не робей,
И по стали крепче бей.
Скуй кузнец из крепкой стали
Цепи, чтоб оне сковали
Тех, кто много, много лет
Омрачал науки светъ.
Пусть они въ цепях узнают,
Какъ томятся и страдаютъ,
Какъ съ цепями любо жить.
Какъ отрадно ихъ носить.
Не взирай на мракъ и голодъ,
Подымай-ка выше молотъ,
Опускай и не робей,
И по стали крепче бей.
Призывъ
Насъ много, насъ много! Вставайте же братья!
Не надо ни слёзъ, ни безплодной мольбы.
Проклятья насильно, тиранамъ проклятья,
Мы долго страдали, вставайте же, братья,
И будем борцы, не рабы!
Глядите! Заря занялася свободы!
Въ комъ сердце отзывно и умъ не погасъ,
Кто весь изстрадался за чёрные годы.
Сходите, вставайте подъ знамя свободы.
И время и правда за насъ!
Пусть кровь наша льётся, пусть въ злобе безсильной
Постыдный убiйца насъ смертью казнитъ,
Но рабства позоромъ, но тишью могильной
Ему не сковать уже волюшки сильной
Того, кто отомщенiем горитъ!
За счастье народа, за светъ и познанье
Подымем мы много мозолистых рукъ.
Проснулся работниковъ-гражданъ сознанья:
Довольно мертвящей нужды и страданья,
Довольно и крови и мукъ!
* * *
Молотъ звенитъ,
Пилы жужжатъ,
Сердце кипитъ,
Долго ль страдать?
Долго ль рабамъ
Въ неволе жить,
Своим горбомъ
Других кормить?
Ударить разъ,
Ударить два.
Да где жъ у насъ
Законъ, права?
Да где же Богъ?
Да стыдъ, да честь?
И за порогъ
Толкаетъ месть.
Найти скорей
Тирановъ всехъ,
Кто съ юныхъ дней
Лишал утехъ.
Кто кровь сосалъ,
Кто мысль гасилъ.
Кто капиталъ
Какъ Крезъ копилъ.
За счётъ другихъ
Кто сладко елъ.
Кто рукъ своихъ
Не виделъ делъ.
Жирелъ какъ клопъ,
И безъ стыда
Вгоняет въ гробъ
Людей труда.
Ударишь раз,
Ударишь два.
Да где жъ у насъ
Законъ, права?
Да где же Богъ?
Да стыдъ, да честь?
И за порогъ
Толкаетъ месть.
М. Савинъ
Последнее прости
Замученному в остроге Чернышёву
Замучен тяжёлой неволей
Ты славною смертью почил.
В борьбе за народное дело
Ты голову честно сложил.
Служил ты недолго, но честно
На благо родимой земли,
И мы твои братья по делу
Тебя на кладбище снесли.
Наш враг над тобой не глумился
Кругом тебя были свои,
Мы сами, родимый, закрыли
Орлиные очи твои.
Не горе нам душу давило
Не слёзы блестели в очах,
Когда мы прощаясь с тобою,
Землёй засыпали твой прах.
Нет, злоба нас только душила,
Мы к битве с врагами рвались
И мстить за тебя безпощадно
Над прахом твоим поклялись.
С тобою одна нам дорога,
Как ты мы по тюрьмам сгнiем.
Как ты для народного дела
Мы головы наши снесём.
Как ты мы, быть может, послужим
Лишь почвой для новых людей
Лишь грозным пророчеством новых
Грядущих и доблестных дней.
Но знаем, как знал ты, родимый,
Что скоро из наших костей
Подымется мститель суровый
И будет он нас посильней.
* * *
Нас давит, товарищи, гнет капитала,
Царящего мощно повсюду
Давно уж товарищи время настало
Проснуться рабочему люду.
Припев: На бой насъ давно вызывает
Буржуй, враг, царящий повсюду,
Пусть красное знамя собой означает
Победу рабочему люду. (2 раза)
Нас давят нещадно, калечат, штрафуют,
Толпами нас гонят в могилу.
Недолго, однако, наш враг поликует:
Уж наша пора наступила.
Похоронный марш
(в память погибшим 9 января 1905 года)
Погибшiе братья, вам вечный покой
Убiйцам на веки проклятье
Погибли вы честно в борьбе роковой
За нашу свободу и счастье.
Убиты вы, братья, преступной рукой
Того, кто народ угнетает,
Рабочую кровь проливает рекой,
Родную страну разоряет.
Над вашей могилой мы клятву дали
Святой вашей кровью клянёмся
Мы будет бороться с убiйцей царём
Свободы и счастья добьёмся.
Тогда мы на ваши могилы придём
Вам скажем, погiбшие братья,
Что ночь произвола сменилася днём
Днём равенства, счастья и братства.
Прощайте же, братья, вам вечный покой.
Убiйцам — на веки проклятья.
Погибли вы честно в борьбе роковой
За нашу свободу и счастье.
Песнь тюремщика
Солнце всходит и заходит
А в моей тюрьме темно.
Дни и ночи часовые
Стерегут мое окно. (2 раза)
Стерегите, как хотите,
Я и сам не убегу
Мне и хочется на волю
Цепь порвать я не могу. (2 раза)
Ах, вы цепи мои цепи,
Вы железны сторожа
Не порвать мне вас во веки
Ни за что и никогда. (2 раза)
И гулял бы я на воле
По зелёным по лугам.
Моя молодость пропала
По острогам по тюрьмам.(2 раза)
29.11.1907
Сны
Как осенью глухой сырой туман с реки,
Со дня души встаёт холодный мрак тоски.
Я вижу в грёзах сна и средь дневных забот
Весь в ранах и в крови родимый мой народ.
Детей голодных смерть под кровлей нищих хат.
И ужас мрачных битв. И казней страшный ряд!
Мне снится, в тёмный склеп навек попали мы:
Стучим, зовём …Увы!.. Недвижим свод тюрьмы.
А вам, на чьих руках святая кровь борцов, —
Вам посылает Бог отраду мирных снов?
Иль целый мiр для вас кровавой мглой одет,
И сном, отрадным сном забыться силы нет?
Насупился палач, как сытый злой удав.
Верёвку надевать на шеи жертв устав…
Нет! Если ясный взор ты хочешь видеть, брат,
Войди, как тень, как дух, в тюремный каземат.
Вот девушка … взгляни одна в тиши немой.
Она проводит здесь ночлег последний свой.
Спокойный сон ея не потревожит страх
Улыбка на устах,
И чуть в окне тюрьмы заря блеснет — взойдёт
С улыбкою она на грозный эшафот!..
Холодная змея мне сердце обвила.
Жизнь — сумрачна, как смерть… Лишь смерть, как жизнь, светла!
П.Я.
Мысль
Есть ли что прекрасней мысли в мире?
Что могучей, чем ея волна?
Разрастаясь глубже, выше, шире,
Нас ведёт к безсмертiю она.
Нет преград ея прекрасным крыльям,
Для неё ни смерти, ни цепей.
На скале, прикованный насильем,
Мыслью был свободен Прометей.
Голуби
Голуби по двору ходят, воркуют
Сизой артелью своей.
Всё подозрительно как-то толкуют,
Быстро летят от людей.
Часто гурьбою громадной слетаются
Мирно ко мне под окно.
Целой коммуною дружно питаются,
Делят по-братски зерно.
Видно влiянiе идей растлевающих
В бедной семье голубей.
Мыслей основы основ подрывающих
Соцiализма идей.
Где у них личность от злых ограждающiй
Мудрой полицiи глаз?
Где у них кормчiй, их жизнь поправляющiй,
Этот порядка компас?
Здесь анархизма пример замечается
Страшный пример для людей.
Браки свободны, никто не венчается
Нет ни попов, ни церквей.
Голуби сизые, пташечки бедныя,
Развращены вы совсем!
Кем же идеи эти зловредныя
К вам прививаются? Кем?
Выскажу мненiе своё:
Если природа враждебна отечеству,
Высылать подальше…
Стих. Саблина. Из революц. журн. 1870-х годов. Взято из журн. «Былое»