Русская пословица предупреждает: страшно в лесу — стыдно дома. Что такое страх, знает каждый. Но что такое стыд? Какое странное чувство охватывает нас наедине со всеми и даже с самим собой?
Недавно взялся на ночь перелистать Толстого. Одного из трёх знаменитых — Алексея Константиновича. Того, что с братьями Жемчужниковыми придумал философа из Пробирной палатки. Больше всего у него я люблю исторические баллады. И в «Змее-Тугарине», словно впервые, открыл для себя строки:
Бесценное русским сокровище честь,
Их клятва: «Да будет мне стыдно!»
И сразу в памяти возникла величественная фигура князя Ивана Петровича Шуйского. Персонаж драмы Алексея Константиновича именно тот былинный герой, которому честь — вовсе не лишнее бремя.
Вот как царь Фёдор Иоаннович побуждает подданного к признанию:
— Скажи по чести мне. По чести только,
И слова твоего с меня довольно…
Шуйский отвечает как на духу и — погибает в темнице.
В Проекте, то есть пояснении к постановке драмы «Царь Фёдор Иоаннович», Толстой вспоминает, что была у восточных славян клятва: «Да будет мне стыдно!» После, с течением времени она была отменена и забыта, но «дух её не исчез из народного сознания». Так, поэт и воин Денис Давыдов, вспоминая своего товарища, лихого гусара Якова Кульнева, пишет:
«…он был таким, как мы представляли себе россиян того времени, когда все сделки, все обещания, все клятвы их скреплялись одним словом “Да будет мне стыдно” и соблюдались не от страха законов, а от страха упрёков собственной совести».
Другими словами, стыд — ожидание порицания, как определил это чувство ещё Бенедикт Спиноза. Здесь мы и начинаем раздумывать — а кого же, собственно, мы стыдимся? Себя, людей вокруг, или, может быть, исполнителей государственной власти?
Владимир Даль в своём Словаре на первое место выводит «чувство или внутреннее сознание предосудительного; уничиженье, самоосужденье, раскаянье и смиренье, внутреннюю исповедь перед совестью…». Примерно так же определяет это понятие и более поздний словарь под редакцией Дмитрия Ушакова.
Однако в жизни мы зачастую всё-таки прежде всего стыдимся других.
«Джемме стало неудобно за своего жениха», — отмечает Иван Тургенев в повести «Вешние воды». За жениха своей дочери делается стыдно и генеральше Епанчиной в романе Фёдора Достоевского «Идиот». Ей стыдно и неудобно перед княгиней Белоконской, которая определяет хорошее и дурное в мире Елизаветы Прокофьевны. Осуждения княгини Марьи Алексеевны пугается и Фамусов в финале комедии Александра Грибоедова «Горе от ума».
А сам неудобный жених, идиот, князь Лев Николаевич Мышкин под стыдом понимает всё-таки внутреннее отвращение к самому себе, своим словам и делам.
«О, как вы будете стыдиться своего поступка!», — пророчит он Ганечке Иволгину. И — ошибается. Тот будет каяться за то, что ударил князя, будет просить прощения, но только затем, чтобы очиститься в глазах общества. Он постоянно чувствует внимание окружающих, и, кто знает, может быть, и полез бы в огонь за стотысячной пачкой. Полез бы, не будь в комнате никого, кроме них двоих — его самого и Настасьи Филипповны.
Можно считать, что князь Мышкин есть человек идеальный. Вместе со своими многими недостатками. Можно сказать, что клятва восточных славян ушла вместе с обстоятельствами её породившими. И вспомнить при этом иронию Михаила Салтыкова-Щедрина, описывавшего население города Глупова:
«Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли “да будет мне стыдно”, и были наперёд уверены, что “стыд глаза не выест”»…
Да, стыд не дым, глаза не выест, — есть в нашем обиходе такая присказка. И большинство реалистов, людей, уверенных, что хорошо понимают истинный смысл нашего реального существования, только ухмыляются, когда при них цитируют, скажем, Антона Чехова. Это раньше человеку могло быть стыдно перед собакой, а теперь и от людей прятаться незачем. Вся ваша этика, думают и говорят реалисты, ушла на дальние книжные полки.
Им противостоит писатель уже нашего времени. В «Балладе об украденном козле» Фазиль Искандер разводит по разным углам два важных чувства, наполняющих нашу душу:
Два главных корня в каждой душе — извечные Страх и Стыд.
И каждый Страх, побеждающий Стыд, людей, как свиней, скопит.
Два главных корня в каждой душе среди неглавных корней.
И каждый, Стыдом побеждающий Страх, хранит молоко матерей…
Искандеру вторит и Даниил Гранин. В эссе «Страх» он рассказывает о почти научной системе поддержания страха, которую разработала советская номенклатура. «Тоталитарный режим создал тоталитарный страх», — утверждает собеседник писателя, бывший секретарь какого-то там обкома партии. Гранин почти бесстрашно анализирует страхи собственные и приходит к знаменательному выводу: «страх, пережитый совестливой натурой, сублимируется в стыд, и он долго терзает человека».
Надо бы ещё, правда, понять, откуда в человеке берётся совесть. Только такой человек может поклясться простой и понятной формулой: «Да будет мне стыдно!».
И, между прочим, об этой формуле вспомнила Екатерина Вторая, сочиняя свой знаменитый Наказ 1767 года. В Обряде управления комиссией она специально отметила, что если депутат будет чинить помеху работе, то «через сие объявляем: да будет ему стыдно и всея комиссии неудовольствие на себе да понесёт его самолюбие…». И далее Великая Государыня в конце Обряда повторяет ещё один раз: мол, ожидает, что депутаты «покажут нашему веку, что не уступают предкам во уважении и ненарушении драгоценного старинного слова: да будет мне стыдно!».
А что же сейчас наказывают новоизбранным депутатам? Вспомним, с чем обратился к ним спикер Государственной думы осенью прошлого года. А заодно, заглянем в памятливый интернет и посмотрим, как спикер Совета Федерации отчитывает сенаторов. Играют с мобильными телефонами во время пленарных заседаний. Разговаривают, выбегают из зала… Совсем как мои студенты.
Хотел было развить это соображение, но вспомнил завершение другой поэмы того же Толстого Алексея Константиновича:
Ходить бывает склизко
По камешкам иным.
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
Хотя… Пожалуй, несколько слов уворую у Страха.
Не могут представители народа так уж сильно отличаться от своих избирателей. И если каждый из нас в своём повседневном существовании будет побеждать Стыдом прочие свои чувства, то, возможно, и общественная жизнь начнёт выправляться.
