Шёл ноябрь 1985 года. Развал советской власти, начавшийся ещё в брежневские времена, набирал обороты. Но страна по-прежнему называлась СССР, и многое в ней продолжалось, как прежде.
Оставалась ещё и одна из примет старого времени — всесоюзные совещания литераторов, пишущих для детей. Многие годы они проводились ленинградским журналом «Костёр». В этот раз я представлял на этом совещании Магаданскую область.
Уже на обратном пути, в Магадане, встретил знакомых геологов.
— Куда идёшь?
— Билет в Ягодное покупать.
— А поехали с нами! Втроём веселей!
Выехали мы вечером и помчались на «Уазике» по плотно накатанному снегу Колымской трассы. Впереди — водитель с главным геологом Ягоднинской ГРЭ, сзади — я. Посреди ночи где-то останавливаемся. Чайку попить, дух перевести.
Водитель говорит:
— Ребята, давайте петь или анекдоты рассказывать. А то в сон клонит…
Певцы из нас оказались никудышные. А вот анекдоты пошли. Их тогда море было. Про Брежнева, про Чапаева, ну, и про чукчей, конечно. Один анекдот цепляется за другой. Травим по очереди, а то и сериями. Я прежде и не подозревал, что знаю столько анекдотов!
В Ягодное прибыли в шесть утра. Отоспавшись, я отправился на работу, в редакцию газеты «Северная правда», где уже почти два года работал ответственным секретарём.
На пороге — Володя Чеховских, наш фотокор:
— Привет, а тебя Лахтин искал.
Эта новость мне не нравится. С какой стати я понадобился секретарю райкома по идеологии?
— Сказал: как появится — сразу ко мне.
— Дело шьют? — мотаю головой в сторону редакторского кабинета, с хозяином которого у меня к тому времени сложились напряжённые отношения.
— Не знаю, пойди да сам спроси!
Решил: утро вечера мудренее.
Назавтра в девять ноль-ноль звоню в райком.
— Я вас жду, желательно — прямо сейчас.
Иду, поскрипывая сапогами по вчерашнему, ещё не тронутому угольной пылью снегу. Готовлюсь к худшему, а это уже лучше, чем ничего. Всё-таки какая-никакая ясность. И расплата за весёлое недельное путешествие. Погулял — теперь получи компенсацию. Все шарики и ролики в башке, изрядно перемешавшиеся за последние дни, занимают свои места, и перспектива партийного выговора уже не кажется чем-то ужасным и трагическим.
Однако Лахтин улыбается, протягивает руку. Начинает издалека, если считать в километрах, то за пару тысяч.
— Григорий Аркадьевич, а вы бывали на Чукотке?
— Нет, только на Колыме, — нервно посмеиваюсь.
— У вас есть такая возможность. Ваша кандидатура одобрена в обкоме партии, теперь дело за вами. Но, если честно, от таких предложений не отказываются.
Я теряю дар речи. Потом бормочу что-то вроде: «Я не получал никаких предложений. Я только вчера из Ленинграда вернулся»…
— Знаю, знаю. А вам редактор ничего не говорил?
— Нет.
— В Певеке вакантно место редактора районной газеты. У вас достаточно опыта, ну, и всего прочего. Мы уверены, что вы справитесь.
— Как-то все это слишком неожиданно… Вы думаете, надо соглашаться?
— Думаю — да. Вы — журналист. Новая работа, новые места, природа, люди. Я бы на вашем месте и не задумывался. Но на размышления — день, на сборы — два. В понедельник после обеда вы должны быть в Магадане, в кабинете Владимира Ивановича Сорокина.
Сорокин — секретарь обкома, прямой начальник Лахтина…
В моей трудовой книжке появляется новая запись:
Уволен переводом в Чаунскую газету «Полярная звезда» по согласованию руководителей по ст. 29 п. 5 КЗоТ РСФСР. Приказ № 107 от 13.11.1985 г. Следующая запись датирована 14-м ноября: Назначен и.о. редактора газеты «Полярная звезда», г. Певек.
Так я оказался в Певеке, где меня… не ждали. Или точнее — ждали, но не меня. Ждали человека с благозвучной русской фамилией и благообразной гладковыбритой физиономией. А я и до поездки в Ленинград месяца два не стригся, и после не успел, и был совершенно лохматый, да к тому же с бородой, в которую впору было запускать вермишель.
В таком виде и явился к Сорокину в магаданский обком, а потом, по прибытии в Певек, — к секретарю райкома по идеологии Лидии Ефимовне Юркевич. Сорокин-то мне ничего не сказал, только улыбался, когда поглядывал в мою сторону, а Лидия Ефимовна свой ужас скрывала с трудом.
После первых дежурных вопросов вдруг спросила:
— Григорий Аркадьевич, м-м, а как с… вашей… внешностью?
— В смысле?
— Ну… — она нерешительно провела рукой по своим волосам, а потом по подбородку.
Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться:
— Это мы, естественно, поправим. Сегодня же подстригусь, не успел перед отъездом.
— А… борода?
— А бороду я всю жизнь ношу. Я и на партбилете с бородой.
Это были железные аргументы. В партбилете бороду не замажешь, а без особых на то оснований менять его никто не разрешит — это раз. К тому же «такое уж у меня лицо» означало, что у меня на лице есть определённые физические недостатки, скрываемые бородой, что неформально и негласно считалось смягчающем обстоятельством — это два.
На самом деле откровенных недостатков, с партийной точки зрения, на моём лице не было. Разве что нос. Но его в бороду не спрячешь. Так и остался по сей день: с бородой и с носом.
Потом тот же разговор почти дословно повторился уже в кабинете первого секретаря райкома Николая Васильевича Емонтаева, и на этом тема была исчерпана.
Был у меня ещё и третий, убийственный аргумент. Жаль, дело до него не дошло. Тогда любили на плакатах и знамёнах рисовать три профиля — Маркс, Энгельс, Ленин. И все трое — с бородами. А с этой троицей не поспоришь.
Так и пошло. Попыток зазвать меня в свою стаю эти ребята не предпринимали, понимая, видимо, что бесполезно. Даже будучи потом членом бюро райкома (это было необходимым приложением к должности редактора районной газеты), я держался в стороне, оставаясь белой вороной, и частенько на заседаниях бюро голосовал против местной партийной линии.
Три года они меня терпели. А на следующей отчётно-выборной конференции, в 1988-м, их самих прокатили с треском.
…Однажды в Ягодное в командировку приехал из Свердловска писатель Борис Рябинин. Пришёл в редакцию, и мы как-то сразу нашли общий язык. Оказалось, в молодости он дружил с автором «Малахитовой шкатулки» Павлом Бажовым и часто сопровождал его в поездках по Уралу.
— Непростой, глубокий был человек, — уже вечером, за рюмкой водки, рассказывал Борис Степанович. — И с юмором своеобразным. Кто-то его спросил: «А зачем вам борода, Павел Петрович?». Он трубочку закурил, лукаво улыбнулся и говорит мечтательно: «Борода — она штука шшэкотная!».
Фото на память. С Борисом Степановичем Рябининым. Ягодное, 1985 год
