Иногда наша размеренная жизнь обыденного существования вдруг резко заканчивается. И куда дальше — выбирать надо быстро и отвечать за решение самостоятельно, без ссылок на обстоятельства.
Прочитал в одном серьёзном сетевом СМИ, что в Москве резко упали цены на вторичном рынке жилья. Москвичи готовы сбросить 20 процентов, только бы поскорее продать квартиру. А количество заявок на продажу выросло аж в три раза. Аналитики считают, что так освобождаются от своих квадратных метров те, кто спасается от частичной мобилизации.
Соответственно, дичайшим образом выросли очереди на переходы в сопредельные страны. Слышу со всех сторон истории, как люди тратят по двое суток, чтобы пешком перейти в Грузию. А их ещё предупреждают, чтобы не вздумали идти через Абхазию — перебраться можно, но в той стране могут и посадить.
Кто идёт, куда и зачем? Вопрос, на который я никак не могу ответить определённо. Можно сказать, что таким образом люди высказывают отношение к внешней и внутренней политике своего государства. Как говорится — голосуют ногами.
В истории нашей страны бывали подобные исходы. Бежали люди на Дон, в Сибирь, даже в Персию. Целый полк русской пехоты дрался под началом шах-ин-шаха в войне 1826-1828 годов. Одной из задач нашего посланника – Александра Грибоедова – было вернуть людей Самсон-хана (Самсона Макинцева) в Россию. Поэт и дипломат погиб, пытаясь решить эту проблему.
Да и в годы Великой Отечественной отнюдь не все поголовно рвались на фронт. Многие уезжали на Восток и не для того, чтобы стоять у токарных станков или мартенов. А были и такие, что попросту переходили к врагу.
Недавно перечитывал «Двадцать дней без войны». Не самая известная повесть Константина Симонова, хотя фильм по ней поставлен был самим Алексеем Германом. А главную роль сыграл Юрий Никулин. Военный корреспондент Василий Лопатин едет в Ташкент, где снимают фильм по одному из его фронтовых очерков. Командировка короткая, редактор едва согласился отпустить одного из лучших своих журналистов и только под условием, что тот прямо из Ташкента отправится в армию Кавказского фронта.
На первых же страницах писатель сталкивает одного из любимых своих героев с бывшим другом Вячеславом Викторовичем, знаменитым поэтом, осевшим в эвакуации с белым билетом. Вячеслав, Слава, также в 41-м отправился в армию. Но поезд его попал под бомбёжку, и этого ужаса автор героических текстов перенести просто не смог. Врачи обнаружили у него болезнь с длинным латинским названием, комиссовали и отправили в тыл. «Что же всё-таки случилось с ним? И как могло случиться именно с ним?», — спрашивает себя Лопатин.
Критики и мемуаристы считают, что под именем Вячеслава Викторовича Симонов вывел Владимира Александровича Луговского. Знаменитый поэт, талантливый, громкий. Писал о Гражданской войне, о сражениях с басмачами. Самое известное его, хрестоматийное стихотворение — «Курсантская венгерка»:
Заветная ляжет дорога
На юг и на север — вперёд.
Тревога, тревога, тревога!
Россия курсантов зовёт!
Оказалось, что одно дело призывать других, и другое — откликнуться на призыв самому.
В Крыму, в городке Симеиз есть улица его имени, мы ходим по ней на пляж. Извилистая такая улочка, я знаю, где она начинается, где заканчивается, но никак не могу разобрать — где же она пролегает. «Криво идёт, а не прямо», — язвил Осип Мандельштам, описывая улицу своего имени. Мало линейного оказалось и в характере его современника.
Симонова упрекают в том, что он слишком зачернил фигуру старшего друга своего и наставника. Но, во-первых, есть свидетельства, что сам Луговской тяжело переживал своё, назовём это так, несчастье. Приходил в гости и говорил, говорил, говорил… А, во-вторых, Слава из симоновской повести всё-таки отнюдь не Володя, дядя Володя, как звали Луговского его подопечные. Это персонаж литературы, художественный образ, как определяют такой подход учебники школьные и даже университетские. Да и сам Лопатин не совсем Симонов. Ну, и Бог с ними, с прототипами. Нам сейчас важнее мысли писателя и солдата.
Военный корреспондент, интендант второго ранга (майор) не презирает коллегу, он пробует его понять. «Те издёвки над ним, которые слышал Лопатин в Москве, при всём своём внешнем правдоподобии были несправедливы. Предполагалось, что, спасшись от войны, он сделал именно то, чего хотел. А он, спасшись от войны, сделал то, чего не хотел делать».
Другие, замечает Симонов, поступили куда как проще. Даже «на фронт не ездили, а просто эвакуировались, уехали. Приняли близко, некоторые даже слишком близко, к сердцу советы сберечь себя для литературы и получили разные брони». Кому-то это простили, а Вячеславу — нет. «Слишком уже не сходилось то, чего от него ждали, с тем, что вышло».
Жизнь наша устроена и сложным образом, и — одновременно — весьма и весьма простым. Один неверный шаг может перечеркнуть прошлое и обессмыслить будущее.
Трагическую ситуацию, в которой оказался Вячеслав Викторович, разъясняет редактор газеты, в которой служит майор Лопатин:
— Мне его стихи из Ташкента не нужны. Пусть попросится поехать от нас на фронт — попробуем, пошлём. А из Ташкента — нет!
Редактор коротко и резко, словно ударом меча, развязывает сложный житейский узел. И Василий Лопатин, вспоминая погибших своих коллег, понимает горькую и жёсткую правоту начальника, только что вернувшегося из командировки в действующую армию.
Помните, что говорит князю Андрею его отец, когда тот уезжает из Лысых Гор в армию?
— Коли тебя убьют, мне старику больно будет… А коли узнаю, что ты повёл себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно!
Говорилось это в 1805 году, когда впереди у героя Льва Толстого была война на чужой земле, Шенграбенское дело и Аустерлиц. И сын суворовского генерала служит так, что спустя семь лет перед Бородино Кутузов благословляет его командовать полком:
— Знаю, твоя дорога — это дорога чести
…Когда-то и меня призывали на службу. Я мог бы попробовать уклониться, поскольку были кое-какие возможности и основания. Да и сверстники вокруг искали различные обходные пути. Кто-то поил военкома в ближайшем ресторане, кто-то заручался справкой от психиатра. Но мне вовремя вспомнилась старая армейская присказка — «на дело не напрашивайся, от дела не отказывайся». Её, ещё в школьные мои годы, разъяснил мне отец, солдат Великой Отечественной. Героем, сказал он, дано быть не каждому, для этого нужны определённые человеческие кондиции — физические, психические. Но прятаться за спины других — неприлично. Не пойдёшь ты, значит, пошлют другого…
Я учился на военной кафедре, выпущен с офицерским званием, давал присягу. Подумал, что вилять будет стыдно — и отправился на медкомиссию. Врачи признали меня безусловно годным, только мандатная комиссия завернула нас, будущих пиджаков обратно. Армия решила, что сможет обойтись и без наших усилий, хотя впереди уже просвечивал Афганистан. Но многим моим знакомым, не кадровым военным пришлось послужить и даже повоевать.
Существование предшествует сущности, — утверждал Жан-Поль Сартр. Мы не можем определить себя раз и навсегда. Мы сотканы, собраны из множества наших поступков, больших и мелких, дурных и хороших. Нынешние родители, не в пример отставному суворовскому генералу, опасаясь за жизни своих детей, помогают им бежать из страны, прочь от опасности. А что будет потом? Куда и как сумеют вернуться эти люди? На какую дорогу они смогут выбраться?
