Я проснулся утром и первое, что увидел, — обнажённая Алла сидит на низком пуфике перед маминым туалетным столиком.
Сначала она придирчиво разглядывала себя в зеркале. Но вот нарисовала себе брови, потом очертила глаза, потом обозначила помадой губы, наконец — подрумянила щёки.
Так, на моих глазах, она создала собственное лицо. Всего за каких-нибудь четверть часа — из ночного небытия!
…И был вечер, и была ночь
Каким ветром вчера вечером занесло меня на эту тусовку, я и сам не знал. Ехал мимо — дай, думаю, заверну. И не зря: едва вошёл, потолкался в полумраке — смотрю, стоит, разглядывает книжки на полках… Маленькая, ладненькая и одинокая…
Что за чертовщина: разве бывает, чтоб такие девушки слонялись по углам не оприходованные?
— Потанцуем?
Она, словно нехотя, перевела на меня взгляд: мол, как вы мне все надоели!.. Но положила руку мне на плечо, и мы, покачиваясь в такт Queen, втиснулись в общую толпу.
— Ты с кем, — спрашиваю, — сюда пришла?
— Ни с кем. Я сама по себе. — Махонькая, а голос низкий, сильный, с этакой сексуальной джазовой хрипотцой…
В общем, вскоре мы слиняли оттуда вдвоем, по-английски. Я заботливо усадил её в отцовскую «Мазду», и спустя всего четверть часа — благо мои родители загорали где-то на испанском побережье — мы были у нас дома.
Мне уже сровнялось двадцать два, давно не девственник, но прежде, честно говоря, у меня никогда такого не случалось. Я даже не про сам секс, хотя и он был восхитительно неповторим, а про то родство душ, которое возникло с первого прикосновения.
Ещё накануне днём я и не подозревал, что Алла существует на свете, а на следующее утро, казалось, не было у меня человека роднее.
Похмелье
Я закинул руки за голову и потянулся — до хруста в суставах. Тут же дрогнули нежные плечики, Алла обернулась:
— Кофе хочешь?
И она принесла мне — в постель! — кофе, и я выпил это божественное чёрное варево, совсем разомлел, и вскоре меня снова потянуло в сон.
…Очнулся я уже к концу дня. Во рту было сухо и гадко, голову ломило, сердце ухало, как молот по наковальне. Но самое противное — я сразу почувствовал, что вокруг что-то не то.
Первая мысль: куда подевалась Алла? До сих пор не пойму, отчего я сразу с такой уверенностью ощутил, что её уже нет в нашей необъятной квартире.
С превеликим трудом приподнялся на локте и свесил с кровати ноги. Сроду не носил очков, а тут битых минут пять сидел и не мог поймать в фокус ни родительскую спальню, ни изгибающуюся за распахнутой дверью кишку коридора.
Наконец, кое-как оторвался от кровати и пошёл… Меня сразу качнуло, словно после сильнейшей пьянки, и я едва удержался на ногах, схватившись за книжный шкаф. Но когда вывернул в столовую, тут уж и вправду чуть не рухнул.
Весь наш фамильный хрусталь, мейсенский фарфор и серебряные приборы из серванта исчезли, тарелки, висевшие на стенах с прабабкиных времён, — тоже. Ничего ещё не соображая, я ринулся в отцовский кабинет. Запертый всегда на ключ верхний ящик стола, где хранились припасенные на чёрный день десять тысяч долларов, был взломан, и денег в нём не было.
Меня, потомственного адвоката с фамилией, которую вот уже полвека с благоговением произносил весь воровской мир, ограбили! Обнесли, как самого глупого торгаша из зеленной лавки!..
В ответ — тишина
Не успев толком очухаться, я позвонил в 02.
Все дверные ручки и краны в ванной, а также посуда, включая ту злополучную чашку из-под кофе, оказались заботливо обтёртыми — нигде никаких следов. Следователь оформил протокол с подробным перечислением всего украденного, дал мне расписаться и отбыл с чувством исполненного долга.
— Будем, — говорит, — искать.
Как же, подставляй карман шире! Всё это сказочки для дилетантов. Чтó они будут искать, ветра в поле? Всплывёт где-нибудь брошка или тарелка — тогда да, потянут за ниточку. А так…
Ну, про то, как через два дня вернулись родители, рассказывать нечего. Мама чуть не свалилась с инфарктом, отец битый час метался по квартире с криком и матом, которому позавидовал бы самый отпетый из его клиентов, а потом обзванивал старых подопечных, плакался и просил сообщить, если кто у себя на малинах прослышит о нашей беде.
Но дни шли, а вестей ниоткуда никаких. Гробовая тишина.
Машину мне отец, естественно, больше не доверял, теперь я передвигался по городу пешком. Ходил и всматривался в лица — не встречу ли Аллу?
Я придумывал для неё самые страшные способы мести, в большинстве гадкие и несбыточные. А потом ловил себя на том, что на самом деле мечтаю совсем про другое — как могли бы мы любить друг друга, таскаться вместе по всяким компашкам, забуриться на пустую весеннюю дачу к кому-нибудь из моих друзей, жениться…
И такая обида вдруг вскипала во мне! Ну какого лешего она это сделала, когда могла спокойно заполучить всё то же самое и даже ещё больше?!
Двойной удар
Через две недели мне, начинающему адвокату, было доверено своё дело. Отец сказал:
— Почитаешь, встретишься с подзащитным, потом вместе обмозгуем, за что там можно зацепиться.
Подзащитным оказалась гражданка Сазонова Ирина Викторовна, обвиняемая по статье, на которую претендовали только матёрые убийцы. Я раскрыл папку и от первой же страницы чуть не хлопнулся на пол: на двух снимках, анфас и в профиль, была… ну, вы уже, конечно, догадались, да — Алла.
Оказывается, мне с этой Ириной Викторовной просто-таки повезло. Уйдя от меня утром, она через сутки порешила своего очередного любовника из его собственного «макарова». А потом из того же ствола в тот же вечер пришила и его дружка.
Судя по протоколам, гражданка Сазонова раскололась уже на первом допросе, причём без особого следовательского усердия. Она довольно подробно поведала, как поутру, проснувшись первой, стала шарить в одежде своего любовника, нашла пистолет, накрыла голову спящей жертвы подушкой и выстрелила в упор.
Второго попыталась убить, когда он стоял под душем. Прокралась в ванную комнату, закрыла за собой дверь и выстрелила сквозь занавеску. Но промахнулась. Выпрыгивая из ванны, этот, судя по снимку, весьма увесистый качок попытался выбить из рук нападавшей пистолет, но она увернулась, и тогда он с дикими воплями: «Помогите! Убивают!», — выскочил в комнату. Тут вторая пуля его и настигла. Было ещё не очень поздно, старики-соседи слышали крики и выстрелы, позвонили по 02.
Убийцу арестовали спустя полтора часа, уже дома, куда она благополучно добралась на такси. Те же соседи через глазок видели, как Сазонова покидала квартиру убитого, и потом даже умудрились из окна своего второго этажа заметить номер такси, на котором она уехала.
Дело ясное, что дело темное…
Признание обвиняемой было, правда, далеко не полным. Про то, как она обчистила меня, Алла — простите, Ирина Викторовна — благоразумно умолчала. Объяснялось это, видимо, тем, что при домашнем обыске у гражданки Сазоновой никаких ценных вещей и крупных денежных сумм, тем более в иностранной валюте, не нашли.
Мотив обоих преступлений был незамысловат. Как значилось в показаниях гражданки Сазоновой, десятью днями раньше она, не имея водительских прав, по требованию находившихся в состоянии алкогольного опьянения обоих потерпевших села за руль принадлежавшего одному из них автомобиля и, не справившись с управлением, совершила аварию. На скорости пятьдесят километров в час машина вылетела на тротуар, где, к счастью в тот момент не было пешеходов, и врезалась в здание. Пристёгнутые ремнями безопасности водитель и два пассажира не пострадали, зато автомобиль марки «Ауди» оказался разбит. (Этот факт был зафиксирован в прилагаемой копии протокола ГИБДД.) За восстановление движимого имущества молодые люди предъявили Сазоновой счёт на десять тысяч долларов, а в случае неуплаты пригрозили физической расправой не только ей самой, но и её малолетней дочери. Срок расплаты истекал в день убийства.
Так вот оно что! Наши десять тысяч зелёных были всего лишь наживкой, которая позволила этой Ирине заявиться к бандитам! И я представил себе, как она вечером этакой покорной паинькой явилась к ним, отдала деньги, а утром завалила, словно в дешёвом боевике, хладнокровно завалила обоих, чтобы спокойно забрать деньги обратно.
Но самое поразительное ожидало меня на последней странице: написанное аккуратным девичьим почерком заявление гражданки Сазоновой И.В., в котором она просила, чтобы её защиту в суде осуществлял… я.
Вы когда-нибудь слышали, чтобы преступник доверял свою защиту одной из своих жертв?
Камера смотрит в мир
Оформляя документы на встречу со своей подзащитной и шагая потом по гулким тюремным коридорам, я тщательно выстроил всю логическую цепочку.
По пути с места второго преступления расчётливая Ирина Викторовна наверняка успела завернуть к подруге, где уже хранилось всё наше фамильное богатство, и оставить там все десять тысяч долларов. Следователь туда не сунулся по той простой причине, что в квартирах обоих убитых не было обнаружено никаких признаков грабежа. Это — раз.
Второе: адвокатом я избран в первую очередь потому, что обвиняемая, чистосердечно признавшись в убийствах, решила при встрече со мной, тет-а-тет, так же чистосердечно рассказать, где припрятано наше добро. Как ни стыдно мне показаться столь наивным, но всё-таки скажу — мысленно я рисовал себе сцену раскаяния и признаний в любви. Более того, я готов был сражаться на суде за эту несчастную, как лев, добиться для неё минимального срока и ждать, пока её освободят.
…Когда её привели, Алла смерила меня долгим взглядом, выдержала мхатовскую паузу и…
— Хочешь, — говорит, — вернуть своё барахло?
Я онемел.
— Предлагаю договор. Завтра тебе передадут те десять тысяч баксов, это твой адвокатский гонорар. С кем будешь им делиться — твои проблемы, но если я из зала суда поеду домой к дочери, получишь и вещи. Идёт?.. Откажешься — не увидишь ни денег, ни тарелок с мамкиными цацками. Ну?..
Это был откровенный шантаж, наглый и хамский!
— Но это невозможно, — с трудом выдавил я. — Ведь целых два убийства!
Она посмотрела на меня, как на юного девственника, который впервые оказался в постели с женщиной:
— Это не убийства, а санобработка общества! Оба — мразь, отъявленные бандиты, они угрожали мне и моему ребёнку, и моя подруга это подтвердит. Кроме того, я — мать-одиночка, кто будет растить и воспитывать мою дочь?
И я… согласился. Конечно, я мог навести на неё старых отцовских клиентов, и соседки по камере так размазали бы по стенке бедную Аллочку, что её подружка тут же принесла бы мне всё на блюдечке с голубой каемочкой, и не надо никакого моего адвокатского участия в этом деле. Но я готов был в любом дерьме изваляться, только бы не подключать отца.
…Суд прошёл по разработанному Аллой сценарию. Гражданке Сазоновой ввиду целого ряда смягчающих вину обстоятельств дали шесть лет с отсрочкой приговора на три года.
На следующее утро после суда Алла позвонила мне и пригласила в гости. Я приехал. Она долго вела меня по длинному захламленному коридору, какие бывают только в старых питерских коммуналках. Её крохотная тёмная комнатка оказалась самой последней, за кухней.
Я застыл у порога и молча ждал. Она вытащила из-под дивана видавшую виды огромную матерчатую сумку, которые когда-то любили «челноки», и протянула мне. Всё так же, не говоря ни слова, я ухватился за ручки сумки, повернулся и пошёл обратно.
Алла стояла на пороге и смотрела, как я спускаюсь по лестнице.
— Ты думаешь, я только им отомстила? — вдруг крикнула она мне вслед. — И тебе тоже! …С-сынок!
