Жизнь в этом небольшом городе течёт тихо и неспешно. Так кажется, когда из летающего между Москвой и Петербургом «Сапсана» пересаживаешься в местный автобус.
Но по сути своей, жизнь здесь та же, с теми же проблемами, теми же магазинами, теми же ценами. Хотя одна особенность есть: в Твери рядом с современностью с особой любовью сохраняется прошлое — любое, недавнее и очень далёкое.
Гудит что-то в тверском небе. Замер над городом четырёхмоторный аэростат-аэробус. Аэростат или аэробус? Закрываю глаза. Несколько секунд, и — просто наваждение какое-то. Висит. Стоп! Вот так. Если стоять и не двигаться, замечаешь, наконец, что движется. Видимо, гасит скорость, идёт на посадку, куда-то в Москву. Во Внуково или в Домодедово?..
А на земле тверской мне второй день чего-то не хватает. Носятся такси, чередуются однообразные автобусы, различаемые только по номерам. Под… Чуть не написал: подмигивают светофоры. Нет, светофоры здесь подмигивают только пешеходам. Едва добрался до середины Тверского проспекта, а он уже: хлоп-хлоп-хлоп:
— Заканчивается переход! — А я две минуты, если не больше, ждал, когда он меня пропустит.
Нет, не нравятся мне такие светофоры. И ещё что-то не нравится. Уныло как-то… Иду к Волге, к Новому Волжскому мосту. А там, по центру, какая-то суета, рабочие, машины. Вот оно что! Разбирают старые трамвайные пути. Ну да, ведь были же в Твери и трамваи, и троллейбусы.
Вот чего мне здесь не хватает, в этом царстве бело-голубых автобусов — ярких красок сине-зелёно-красных трамваев, троллейбусных рогов в небе, пусть сегодня не голубом, пусть даже пасмурном.
Вспоминаю напутствие Натальи, соседки в «Сапсане», по пути из Петербурга:
— Тверь — город контрастов. Идёшь по улице, любуешься зданиями старинными, словно в девятнадцатый век попала. А завернёшь за угол — там… японский городовой! Да ещё какая-нибудь развалюха. Про Пролетарку, вообще, молчу…
На Пролетарке я не был, но и в центре — та же архитектурная чехарда, наслоения веков. Шагаешь вдоль улочки: по одной стороне — современные жилые дома, по другой — эти самые развалюхи. И выходишь — на огромную площадь.
Или двух-трёхэтажные особнячки, которым по 200-300 лет, и вдруг вырастает громадина академического драматического театра: «крепкий советский неоклассицизм» образца 1951 года. Построен театр на месте разрушенного в войну здания, в котором ещё в XVIII веке находился Гостиный двор, потом общественное собрание, городская дума.
Монументальным фасадом театр обращён к Театральной же площади. Лепнина, разбросанная по фасаду, представляет собой довольно затейливую композицию из античных фигур, атлетов-физкультурников, ликов прекрасных дам. Тут же как символ советского изобилия — фрукты и овощи. А также серп и молот в композиции… с лирой.
Не менее эклектичен фронтон. Под звездой — советский герб, не тронутый рукой перестройщика, по краям — музыкальное сопровождение: опять лиры, трубы, скрипки. И всё это в обрамлении гирлянд из дубовых, как мне показалось, листьев.
Но вершина всего этого художества — барельефы русско-советских писателей, из которых снизу можно различить разве что Пушкина да Гоголя, но вот остальные… По поводу отдельных персонажей, кто есть кто, полной уверенности, кажется, нет даже у местных краеведов — сужу по пересудам в сети.
Самое занятное, что писателей и драматургов и слева, и справа, по четыре, и налеплены они друг на друга на манер известного коллективного портрета классиков другого рода — Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин.
Кстати, о Марксе. Он тоже тут, рядом, на Советской улице. Голова с шикарной бородой на фоне городского сада, с цитатой про цепи пролетариата.
И кстати же, о Пушкине: куда же без него? На площади перед театром Александр Сергеевич не один, а на пару со знаменитым тенором Сергеем Лемешевым. Пара, правда, довольно странная. Стоят друг к другу спиной, и в глазах Пушкина читается явное неодобрение такому соседству, даже рукой за голову схватился.
С одной стороны, Лемешеву, уроженцу тверской земли, здесь бы самое место. Но с другой — уж лучше бы здесь стоял Козловский. И не потому, что он лучше пел арию Ленского… Просто фамилия для Твери более подходящая (Тверской козёл нам — товарищ! | Мозгократия (mozgokratia.ru)).
Совсем другой Пушкин на берегу Волги, за городским садом, в полный рост. Здесь, кажется, его ничто не тревожит, он весь отдался волжскому ветру, простору и свободе. Всему тому, что встречает посетителей парка, когда они выходят на набережную.
Мимо этого памятника и раньше-то, с фотоаппаратами, было не пройти. А уж теперь, со смартфонами, и вовсе толпа. На фоне Пушкина снимаются семейства, экскурсионные группы, друзья и подруги.
Вот и я снимочек сделал. Выпускницы Ленинградского педагогического института имени Александра Герцена образца середины 1970-х годов.
Да, кстати же и о Герцене. Есть у меня подозрение, что и он затесался на вышеупомянутых барельефах театра, где-то по соседству с Николаем Чернышевским. Известные театральные деятели…
Здесь же, в парке, памятник человеку, с которого, можно сказать, начинается тверская история — Михаилу Ярославичу, великому князю Владимирскому, убитому в Орде в 1318 году.
Образ Михаила Тверского особо чтим в городе. А памятник ему, пусть и не масштабный по размеру, — один из символов Твери. Как, скажем, в Петербурге — Медный всадник.
И тут самое время перейти к главному — тому, что отличает Тверь от многих других городов России.
Уже на второй день бродяжничества по тверским улицам, так богатым архитектурным разнобоем, начинаешь понимать, что всё это не случайно. Памятники и память — вот я о чём. Здесь сохраняется всё, что можно сохранить. И приумножается то, что можно приумножить.
На днях по телеканалу «Культура» показали, как разрушается историко-культурное наследие лесковского города Мценска. Если там и осталось что-то от старины, так только кирпичные руины. Ощущение такое, будто жителям и отцам города всё это неинтересно и, вообще, не нужно.
В Твери же говорят своими дивными названиями не только улицы (Симеоновская, Трёхсвятская, Новоторжская…). Тут в центре говорит с вами чуть ли не каждый дом. Мемориальным и памятным доскам и дощечкам несть числа. Ходишь, будто читаешь историю города и всей страны.
Вот стена дома, в котором некогда помещалась женская гимназия. Здесь учительствовал Николай Альбертович Кун — тот самый Н.А. Кун, чью книгу «Легенды и мифы Древней Греции» все мы читали в детстве. Тут же работал Владимир Модестович Брадис — тот самый В.М. Брадис, по чьим таблицам все мы учились в школе. А ещё одна доска, в память об этом выдающемся математике — на здании Тверского государственного университета, где автор знаменитых таблиц преподавал много лет.
Не забыт и писатель Михаил Салтыков-Щедрин, который считал Тверь родным городом. Здесь он служил в качестве тверского вице-губернатора и пытался вести борьбу со взяточничеством и казнокрадством. Борьба оказалась неравной, и Михаил Евграфович задержался в этой должности всего на два года.
Когда идёшь по тверским улицам и бульварам, постоянно натыкаешься не только на нечто монументальное, тут каждый камень — уличная скульптура, и вовсе не обязательно ей иметь название и конкретное назначение. Камень на камень, кирпич на кирпич… Так постепенно возникает образ города, любимого его жителями, которые бережно сохраняют каждый его памятный уголок. Будь то дом, облюбованный в разные годы тверскими градоначальниками, или здание, в котором жил драматург Александр Островский.
Конечно, всё это не без юмора и не без улыбки. Хотя юмор — штука неоднозначная: дело вкуса. Вот памятник, который я про себя назвал «Семейный подряд», а специалист по социальным вопросам озаглавил бы: «Материнский капитал в действии».
Авторы, наверное, работали всерьёз, создавая эту бодрую современную семью, шагающую в направлении цирка. Издалека — вроде люди и люди. А вблизи — памятник. Останавливаешься, как вкопанный. И стоишь вместе с ними, рассуждая о вечности.
И возникает неодолимое желание выйти на Тверской проспект, который продолжается проспектом Чайковского, дойти до здания университетского филфака, и постоять ещё и там, рядом с Кириллом и Мефодием, чтобы уже окунуться в эту вечность с головой.
Фото автора
Тверь–Санкт-Петербург
