Январской субботой, когда спальные районы Питера грязны и промозглы, в историческом центре Санкт-Петербурга стоит обычная для этого города и сезона погода. Красота!
Ярая молодёжь под управлением опытного куратора в пустых утренних сумерках выставила раскладные столики, огромные чёрные мешки и разноцветные контейнеры в сквере с тыльной стороны памятника изобретателю радио Попову. Среагировав мгновенно, к ним подошли экипированные росгвардейцы, засвидетельствовали законность акции и проследовали парой, неся свою службу в направлении группы иноземных доставщиков еды.
Готовы! К мешкам из ниоткуда потянулись горожане. Наверняка из окрестных домов, или это есть специальные «подсадные» люди для привлечения и заманивания доверчивых соседей. Все они в едином порыве несут пакеты со специальным учебным мусором, а некоторые — посленовогодние осыпавшиеся ёлки. Одну из бывших красавиц, как подметили гуляющие тут же бдительные собачники, таскают за комель уже по третьему кругу — понятно, важна массовость и непрерывная поступательность движения.
Акционеры принимают деловито-оживлённый вид и с чуткостью археологов приступают к ковырянию в мусорных мешках пришедших.
— Это бумага! Её нужно вон в тот контейнер. А это — стекло. Сюда его пожалуйста, в жёлтый!
— Ёлки складывайте в дальнюю кучу! Их потом расщепят и создадут из полученного сырья деревянные игрушки для деревянных детей, — доволен своей шуткой второкурсник с початой бутылкой пива в кармане.
— Санкт-Петербург — культурная столица! Мусор нам с вами, дорогие жители, тоже нужно окультурить на 84 процента. План таков! Остальное или сжечь, или скоту скормить. Какому скоту? Да любому. Постойте, женщина, здесь сжигать отходы не надо!..
— Вы видите перед собой памятник Попову А.С. Степанычу, а разве я не сказал? Он — изобретатель радио, передал первую радиотелеграмму!.. Да ну?! Какой-такой Тесла? Тесла был первым?! Осведомлённые вы мои. Хорошо, Попов первым изобрёл радио в России! И это великое событие! — экскурсовод с гарнитурой на голове показывает охватившей его полукругом группе туристов из дальней провинции достопримечательности Северной столицы. — Столица наша — ещё и культурная! Ха! Если вы не знали. Вот, смотрите, проводятся тренинги с населением по раздельному сбору мусора. А что у вас там в далёкой провинции? Друг другу за сарай мусор сваливаете?
— Скажите, товарищ экскурсовод, а что это вот тот мужчина слева сейчас справляет малую нужду в коробку из-под кефира? Перед всем-то честным народом! Стыда нет! Посреди почти европейского города!
— Столица культурная, поэтому он и не писает в корни вот того дерева, посаженного ещё в прошлом веке, или на постамент памятника из цельного, заметьте, красного карельского гранита, добытого в карьере «Кузнечное», как сделали бы это в других городах, а тут приличные люди — в свою тару. Потом горожанин её, наверняка, тут же сдаст на переработку, опустив в синий контейнер.
Мужик с кефирной коробкой закончил своё важное дело, взболтнул несколько раз, совершая рукой круговые движения, и за три-четыре огромных глотка выпил содержимое, отшвырнув пустую тару в куст. Острый приступ идиосинкразии у наблюдающих.
— Ой, скорее смотрите налево, господа из далёкой провинции — помещение бывшего культового кафе «Рим», нынешнее — Одного Крупнейшего банка. У вас там тоже всё хорошее этому банку принадлежит? Вот, и вы в ногу с нами пробуете идти! Окультуриваетесь, значит, постепенно. Не господа вы, а кто? Сограждане? Хорошо — сограждане из провинции…
К акционерам по правильному сбору мусора задком подъезжает «Газель», в которую они швыряют вперемешку свои огромные мешки, предварительно свалив в них всё из разноцветных контейнеров. Кучей, без разбора.
Освобождённые студенты, шутливо толкаясь, протягивают раскрытые зачётки куратору, тот ловко проставляет в них пятёрки по главной теперь науке в стране — информатике. Все вместе они танцуют тут же под запрещённые волынки, льющиеся Цоем из портативной колонки. Перемен требуют их сердца.
Обучающиеся жители, или кто они там, бесследно растворяются в сквере. Ёлки нелепой облезлой кучей остаются валяться на газоне — не поместились в «Газель». Да никуда они не поместились — и заплакали где-то детки без деревянных игрушек, а газоны без благотворной мульчи.
Акция — закончена! Пока! Ёлки-палки.
…Товарищи туристы из далёкой провинции, наглядевшись на приверженца урофагии, срочно решили, не доводя дело до крайностей, истребовать похода в туалет. Знаете сами, как это бывает: один зевнул — всем захотелось.
— А где здесь в Культурной столице рядом туалет? Почему он стоит 50 рублей? А что это мужик тут валяется возле туалета? Покойник? Синий весь, но живой. Наверно, он больной на сердце или того хуже! Давайте его занесём внутрь — замерзнет же на земле. Январь!
— Невозможно! — служивая сторожевая бабка преградила путь. — Вы что, туристы из далёкой провинции? Сразу видно — подбираете всё, что попало! Не подходите с этим телом к нашему предприятию ближе, чем на двадцать пять метров! Внутрь?! Погреться? Больные, что ли, — сказано же, что это не-воз-мож-но. Предприятие высокой культуры! У нас даже подлинные инсталляции внутри и переходящий кубок первенства среди стационарных туалетов! Из рук губернатора… Запрещено! На русском понимаете?! Учредитель не одобряет. Отпустите дверь, глупые куры, мне не жить, если вы его затащите внутрь. Пошли прочь, ногу убрала!!!
— Женщина! Послушайте нас, женщина. Вы когда-нибудь кому-нибудь за свою жизнь сделали хоть раз доброе, хорошее? Сейчас у вас прекрасный шанс, женщина. Шанс! Вы можете им воспользоваться. Шанса больше может и не быть. Он может не прийти, но дела однажды станут считать и…
Дверь захлопнулась за их спинами своей железной трёхмиллиметровой бронёй. Подперлась изнутри. Туристы из дальней провинции вернулись к валяющемуся на своём месте и морозе мужику. Как ты? Что? Держись!
Без скрипа через пять минут раскрылись медленно тяжёлые врата крепости. Заплаканное лицо сотрудницы сферы услуг. Утирает платком сопливый свой нос.
— Заносите, что уж там! — со старых кустов сирени первым порывом сегодняшнего ветра стряхнуло ночную изморозь, сверкающую переливами на солнце, а со спицы, что в центре Заячьего острова, петушок, перестав биться, разок удовлетворённо взмахнул крыльями и, успокоившись, в очередной раз повернулся лицом к востоку, пусть бы и на западном ветру.
