Наш мир становится все более безумным и трудным для сосуществования народов. Культурная апроприация может любого превратить в преступника или как минимум в нарушителя норм морали и этики.
В социологии и культурологии концепция апроприации относительно молода. Её изобрели под конец ХХ века в Америке. Причём в рамках научного осмысления всего плохого — от колониализма до расизма и эксплуатации.
Сам термин «апроприация» попал в российские словари иностранных слов ещё в XIX веке. Происходит это слово от латинского proprius — «собственный», и означало оно «присвоение», лишение кого-либо его собственности. В те далёкие времена чаще всего речь шла о недвижимости, но апроприировать, то есть присваивать можно было что угодно — от полезных ископаемых до банковских счетов.
Всё было просто, пока речь шла о предметах материальных. Закон сохранения материи никто не отменял, и, если где-то что-то прибыло, значит где-то — убыло. Однако радикальные американские социологи решили распространить процессы апроприации и на нематериальные вещи — культуру и искусство. Мол, если носитель какой-то культуры заимствует что-либо в чужой культуре, да ещё и не смыслит в ней ни бельмеса, он тем самым совершает акт присвоения и эксплуатации этого чужого культурного капитала.
Изначально речь шла о культуре сугубо американской, и резкому осуждению подвергались такие заимствования, как рэп, африканские косички или индейские головные уборы. Дескать, чтобы правильно носить дрэды, венец из перьев или петь блюз, надо сначала на собственной шкуре прочувствовать все ужасы сегрегации или истребления коренных народов. При этом закон культурной апроприации не имеет обратной силы. То есть присваивать нельзя только культуру обиженных и оскорбленных. Культура доминирующая для заимствований открыта.
Если объяснять на пальцах, то попытка афроамериканки выпрямить волосы, «как у белых», культурной апроприацией и актом эксплуатации не является, а вот белая девушка не может себе позволить носить афрокосички, не получив клейма расистки и эксплуататора.
Лиха беда начало. Теперь в XXI веке в апроприанты и преступники можно угодить за что угодно. За сикхский тюрбан или мексиканский узор в коллекции модного дизайнера. За использование слова «гейша» в названии духов. За выбор поэтической формы «хокку» или «рубаи» в стихах не на японском или фарси. За сомбреро или сари на карнавале. За фоточку в хиджабе, размещённую в соцсетях не мусульманкой. Даже за съеденную пиццу можно угодить в чёрные списки похитителей чужой культуры.
Впрочем, с пиццей или суши — сложнее. Рьяные сторонники самого широкого использования «культурной апроприации» в повседневной жизни пока не определились с национальными кухнями — где кончается культурная ассимиляция или абсорбция и начинается зловещая апроприация. Студенты в американском Огайо посчитали, что мерзкий акт апроприации был совершён, когда им в столовой колледжа сервировали суши без рыбы.
Люди, более толерантные в своём стремлении к политкорректности, считают, что посещать рестораны с этнической кухней — это культурный обмен. А вот готовить пиццу или суп «том ям» самостоятельно, если ты не являешься итальянцем или корейцем по происхождению, — это уже табу, это прямой путь в апроприаторы… Ведь в полной мере понять, что значит в корейской культуре «том ям», может лишь природный кореец.
Однако стоит опрокинуть все эти политкорректные конструкции в прошлое, как выяснится, что вся история человеческой цивилизации — ужасающая череда апроприативных преступлений.
Всё началось ещё в Каменном веке, когда ещё никаких культур не было, а апроприация — уже была. Даже идею колеса апроприировали — без всяких отчислений за патент. Что уж говорить про неолитическую революцию — там так интенсивно всё апроприировали, что подавляющая часть населения Евразии стремительно перешла от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству.
Кошмарные древние греки апроприировали финикийский алфавит, приспособив его под нужды своего древнегреческого языка. Это, кстати, серийная апроприация — потом этим занялись латиняне и прочие Кириллы с Мефодиями. Одним из последних апроприаторов культурного наследия финикийцев оказался представитель угнетённого меньшинства — вождь Секвойя, адаптировавший банальную латиницу для письменности индейцев чероки. …Но раз народ угнетенный может, тогда это уже не апроприация?
Вспомните героев Джека Лондона — их прототипы гнусно апроприировали стиль одежды и способ передвижения жителей Крайнего Севера. Крестоносцы апроприировали всё подряд, включая сохранённые арабами тексты Аристотеля и вилку как столовый прибор. Да кого ни возьми — от Христофора Колумба до Петра I — везде и всюду сплошная апроприация, за которую их потомкам — каяться и каяться.
Самое удивительное, что концепция врождённой и не трансформируемой культурной идентичности умещается в тех же самых мозгах, где и теория бесконечного гендерного разнообразия. Пол, а вместе с ним и гендер — искусственный конструкт, текучий и непостоянный, его можно и нужно выбирать и менять в любое время суток и бесконечное количество раз. А вот культурный код — роковая предопределённость, переписывать которую — преступление.
Если простыми словами — родившийся мужчиной может легко стать респектабельной трансгендерной женщиной. А вот родившийся ирландцем — корейцем не станет ни при каких обстоятельствах, только апроприатором, скандальным нарушителем норм историко-культурной морали.
