Из всех фильмов о войне мой самый любимый — «Был месяц май» (1970) Марлена Хуциева. В нём всё — и счастье мира, и ужас войны, и щемящая боль о погибших, и желание любить…
В фильмографии сказано, что в картине две части. Но это по телетерминологии того времени, а по смыслу — все четыре.
Первая — документальные кадры Великой Отечественной. Грохот орудий, вой пикирующих самолётов, залпы «катюш» и «ванюш», развалины домов, пожары… Война длится и длится, очень долго — десять минут. Чтобы показать, как это было нескончаемо страшно и безжалостно.
А затем какофония внезапно обрывается, и настаёт черёд второй части фильма.
Утренняя тишина. Неспешная и ленивая. Взводный (Александр Аржановский), замкомвзвода (Сергей Шакуров), солдаты — совсем молодые ребята — просыпаются, слоняются по двору немецкой фермы, весело, по-доброму заигрывают с молодой женой бауэра, который, увидев, что герр лейтенант достал папиросу, услужливо подносит зажигалку и несколько раз повторяет:
— Гитлер капут. Криг капут.
Наконец, после четырёх лет кромешного ада ожесточения, ненависти, страданий настал мир, о котором все столько мечтали. И они остались живы, им светит солнце, нет никакого Гитлера, и это счастье никогда не кончится, оно теперь будет всегда. Даже когда в поле неподалёку находят спящего немецкого солдата, взводный приказывает его отпустить:
— Дать под зад коленом. Пусть идёт.
А тот уходит, то и дело пугливо оборачиваясь, не веря, что русские и вправду подарили ему жизнь.
Наступает вечер. Бауэр, его молодая жена и сын лет семнадцати запирают сараи и уезжают на своих велосипедах. Они ночуют в другом месте. Надо думать, на всякий случай.
Потом звонит телефон. Взводного вызывает начальство. Уезжать не хочется, но делать нечего, он седлает мотоцикл и едет…
Сюжет развивается так медленно, что кажется, будто никакого сюжета и нет. Однако с каждым кадром зрительское напряжённое ожидание (саспенс) нарастает: вот сейчас должно что-то произойти. Прямо сейчас.
И происходит. Но совсем нестрашное, даже весёлое.
На неровной дороге взводный падает с мотоцикла. Из рядом стоящего дома тут же выбегают бойцы, помогают потерпевшему, и выясняется, что ноги, руки у лейтенанта целы и сам он невредим. В окне вырастает старший лейтенант (Пётр Тодоровский), приказывает на руках нести взводного в дом.
Все смеются, радуются, что авария закончилась так счастливо, обмывают сперва удачу взводного, потом свежие награды, а затем старший лейтенант, внезапно посерьёзнев, произносит тост:
— За тех, кто с войны не вернётся.
Коротко, но для всех предельно ясно. Это об их товарищах, знакомых и незнакомых, кто погибал в сорок первом, в сорок втором, в сорок третьем, в сорок четвёртом, в сорок пятом, совсем недавно, даже всего день-другой назад…
Уже ночью, устав сидеть в прокуренном доме, все отправляются гулять. В темноте находят большой открытый автомобиль. Запрыгивают в него и едут. Катаются по отвоёванной земле, в завоёванном мире. Ими завоёванном.
И вдруг… Из темноты проступают вышки, колючая проволока.
Начинается третья, кульминационная, часть. Фильм возвращается к войне. К той войне, которую эти молодые ребята, победители, не знают, потому что с ней ещё не сталкивались. Они гадают, зачем здесь печи («Наверное, тут была котельная?») и зачем в такие толстые стены, отверстия в потолке («вентиляция в бомбоубежище?»).
Всё становится понятным, когда они возвращаются туда, где расположился на постое лейтенант со своим взводом и неожиданно из темноты появляется измождённый хромающий поляк (Ришард Урбанович), а следом — два немца. Все трое — бывшие заключённые из того самого концлагеря.
Поляк пришёл к бауэру Рашке, на которого они с женой работали на этой ферме. Работали так, что свиньи жирели, а батраки худели до полного истощения. Первым умер маленький сын Штефана и его жены Катаржины, умер от голода, потому что у матери не было в груди молока. Бедная женщина сошла с ума. И тогда Рашке отдал обоих батраков в концлагерь. Катаржину отправили в газовую камеру, сожгли в печи и пепел вместе с пеплом других жертв развеяли в поле. Для удобрения посевов.
— Она теперь везде, — тихо говорит Штефан и, вытянув руку, показывает на поле, словно пытается накрыть его ладонью, скрюченной непосильным трудом.
Солдаты во главе со старшим лейтенантом бросаются искать семейство Рашке, но тех нигде нет.
…Так в мае 1945-го наступил этот мир.
И тут завершающая, четвёртая, часть. Мирные кадры —жители европейских городов. Благополучные, деловые и праздные, беспечные и куда-то спешащие.
Но мы-то, сегодняшние, знаем: война никуда не ушла. Она настигала людей снова и снова. Напоминала о себе разрушенными домами, сожжёнными и разорёнными деревнями, всеобщей бедностью. Напоминала инвалидами, стареющими ветеранами, упорно молчащими, когда их просили рассказать, как было. Напоминала памятниками героям и жертвам той войны. А ещё — новыми войнами.
Сегодня, через 79 лет после Победы, Великая Отечественная почти для всех ныне живущих окончательно стала историей.
Нам уже не дано помнить ту войну. Но мы помним наших отцов и матерей, наших бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек. Около 30 (тридцати) миллионов наших предков отдали во имя Победы свои жизни и ещё десятки миллионов отдали во имя неё свою молодость и здоровье, трудясь в тылу.
Такое незабываемо.
Post scriptum
Этот фильм Марлена Хуциева стал телевизионным, можно сказать, по случаю.
Киностудии не хотели запускать картину по сценарию Григория Бакланова, а тут на Центральном телевидении создали творческое объединение «Экран» и захотели, чтобы режиссёр «Весны на Заречной улице», «Заставы Ильича», «Июльского дождя» стал у них худруком.
В общем, «когда б вы знали, из какого сора…».