Это было давно, но звучит, увы, современно… В недолгой жизни Веры Гурьяновой оказалось немало добрых людей. Первым из них был космонавт Юрий Гагарин.
Семья Гурьяновых жила на полустанке в Смоленской области. В четыре года Вера переболела полиомиелитом и перестала ходить.
Когда девочке исполнилось семь лет, пришла пора учиться. До ближайшей школы было восемь километров. В роно сказали: пусть учится дома. Родители прикинули такую возможность: нет, нереально. Слишком далека школа для ежедневных посещений педагогов.
Вот тогда-то отец и мать поехали на приём к земляку, депутату Верховного Совета СССР Юрию Алексеевичу Гагарину. По его просьбе, органы народного образования определили Веру в Ленинградскую школу-интернат № 9 для детей, перенёсших полиомиелит.
Ещё один добрый человек — пенсионерка Мария Ивановна Иванова, давняя знакомая Гурьяновых. Она работала вахтёром на кондитерской фабрике. По воскресеньям всех ребятишек брали из школы по домам. Мария Ивановна уносила Веру к себе. Это было не так просто, как может показаться. Маленькая девочка, закованная в корсет, с ногами, заключёнными в аппараты, весила немало.
В доме Марии Ивановны Веру всегда ждали фрукты и сласти. Прошли годы, прежде чем Вера поняла: наверное, бабе Маше приходилось кое в чём отказывать себе, чтобы побаловать чужого ребёнка.
Следующий, о ком нужно сказать, — Евгений Козюков, врач-хирург Института детской ортопедии и травматологии имени Г.И. Турнера. Когда Вера перешла в четвёртый класс, Евгений Васильевич прооперировал ей позвоночник и обе ноги. Он вернул ей способность чувствовать ноги и самостоятельно ходить. Правда, с помощью костылей, но ведь и это было огромной победой.
Входя в палату, Евгений Васильевич за руку здоровался с каждым своим пациентом, и это очень поднимало их в собственных глазах.
Нельзя умолчать об учителях и школьных воспитателях. Они словно бы не замечали физических изъянов детей. Вы такие же дети, как все остальные, — вот о чём говорила требовательность педагогов, и это более, чем явное сострадание, укрепляло светлое мироощущение. Так умные родители развивают в ребёнке сознание своих сил и возможностей.
В седьмом классе Вера уже начала самостоятельно ездить на каникулы домой. Её провожала на вокзал и встречала воспитатель Энга Васильевна Смирнова.
Успешно окончив десятилетку, Вера решила поступать в Политехнический институт. Конкурс на её факультет был немалый, но школа приучила не бояться трудностей.
На время приёмных экзаменов Вера осталась в школе одна, сотрудники и дети разъехались. Сторож приходил на ночь, санитарки занимались своими делами. Первый же экзамен, физику, Вера сдала на отлично.
Но дальше случилось осложнение. Деньги у Веры подходили к концу. Написала родителям. Они прислали 20 рублей, а чтобы Вере не ходить на почту, адресовали перевод своей знакомой. В семье этой женщины были пьющие. Чтó они сделали с чужими деньгами, неизвестно. Но только женщина пришла к Вере и объявила, что деньги потеряла…
Вера постаралась сохранить присутствие духа. «Не маленькая, — думала она, — неужели не потерплю несколько дней?» Терпела. Но только временами кружилась голова. На последнем экзамене, по математике, Вере не удалось сосредоточиться. Вроде бы знает всё, но мысли собрать не может. И усталость какая-то, безразличие… Ей поставили двойку.
В школу пришла Энга Васильевна. Вгляделась в лицо Веры. Спросила:
— Где у тебя продукты?
Услышав невнятный ответ, посмотрела кругом и тут же ушла. Когда вернулась, руки её оттягивали тяжёлые сумки. Картошка, масло, сгущенка, сдобные булки…
Вере казалось, что положение непоправимо.
— Не надо отчаиваться, — сказала Энга Васильевна, — там тоже люди, поймут.
Она написала письмо в приёмную комиссию и объяснила ситуацию. В порядке исключения Вере было разрешено пересдать экзамен по математике. В этот раз голова не кружилась, мысли были на месте. Она решила все задания и была принята на факультет экономики управления производством.
Что было дальше? Обычная студенческая жизнь, дружная группа, праздничные вечера, кино, театры, музеи. Эта сероглазая девушка была хорошей студенткой, чутким товарищем, умной собеседницей. Она занималась общественной работой, окончила факультет общественных профессий. Институтские преподаватели предъявляли к Вере Гурьяновой такие же требования, как и к остальным, без скидок и снисхождения. И в этом тоже была подлинная гуманность.
Её выделяли в одном: не ожидая просьб, регулярно помогали деньгами из средств профкома. Трижды посылали в санатории, в том числе в Крым.
Преддипломную практику Вера проходила в объединении им. Карла Маркса. И опять ей повезло. Руководитель практики В.Д. Сывороткин не жалел времени для студентки. Даже заболев, пришёл на завод — дело шло к защите.
Защита прошла отлично. Полная надежд Вера ждала, как она будет работать на предприятии.
Проректору института Л.А. Новиковой было поручено в кратчайший срок найти на предприятиях вакансию экономиста. Удивительная сложилась ситуация. В телефонных разговорах вакансий было сколько угодно. Но когда в кабинет ответственного лица приходила Вера, маленькая, встревоженная, на костылях, — неизменно оказывалось, что специалист уже не нужен.
При этом никто не говорил, что препятствием служит инвалидность девушки. Лишь начальник отдела кадров объединения «Пролетарский завод», объявив, что никто ему не звонил и экономисты не нужны (что было неправдой), не смог сдержать любопытства:
— Что у вас с ногами? — спросил он.
Так продолжалось полгода. Зимой Вера поехала в министерство. Ей предложили должность в одном из посёлков. Она была рада окончанию поисков. Встретили её на предприятии сердечно, и работать бы ей там долго и успешно, если бы не удалённость общежития от места работы и отсутствие общественного транспорта. То, что здоровые легко преодолевали за полчаса, у неё отнимало больше часа ходьбы. В довершение всего она упала и не могла подняться, костыли застряли в сугробах. Хорошо, что встретились люди, и всё закончилось лёгкими обморожениями. Пришлось уехать.
Наконец, в поиск работы для молодого специалиста включился ленинградский облсовпроф. И тут я должна назвать ещё одно имя: Нина Михайловна Кряченкова. Энергичная и настойчивая сотрудница правовой инспекции взяла дело в свои руки. Поначалу она не верила, что кто-то может отказаться от своих слов, очутившись лицом к лицу с девушкой. Ведь у нормальных людей её положение должно вызвать желание помочь.
Предварительно заручившись по телефону подтверждением, что вакансия имеется, Нина Михайловна ехала вместе с Верой. Кончалось это так же, как и раньше. Реальная надежда появилась, когда очередь дошла до госпиталя для инвалидов войны. Суть дела Нина Михайловна объяснила по телефону. Даже несколько подчеркнула голосом, что имеются особые обстоятельства.
— Да, да, понимаем, пусть приезжает, — ответила на другом конце провода начальник отдела кадров.
Когда Вера появилась у начальника госпиталя, О.И. Снежкин задал ей единственный вопрос:
— Скажите, во сколько обходится государству одно койко-место с больным и без больного?
— Не знаю, — честно ответила девушка.
Экономист широкого профиля, она, естественно, не могла знать частных вопросов экономики больничного дела.
— Вы нам не подходите.
— Я же могу обучиться.
— Нет, можете быть свободной.
Вера сдержалась. Она расплакалась, только выйдя из кабинета. Разочарование было горьким. Чем больше она вспоминала разговор, тем острее ощущала, что срезали её намеренно.
— Это непостижимо! — возмущённо рассказывала мне в редакции Нина Кряченкова. — Уже без Веры я сказала начальнику госпиталя, что его вопрос не мог раскрыть профессиональных качеств Веры. А он заявил, что работает по книге «Деловая Америка».
…С первых шагов по территории госпиталя для инвалидов войны чувствуешь, с каким размахом и любовью к людям создавалось это медицинское учреждение. Это видишь и в тщательно сохраненном уголке природы вокруг здания, и в высоком качестве строительства, и в элегантности интерьера. Нет только любви к людям у руководителей учреждения.
Я встретилась с заместителем начальника госпиталя по кадрам Тамарой Голубевой.
— Было бы жестоко по отношению к девушке принять её к нам, — заверила меня Тамара Петровна. — Как она будет ездить в троллейбусе, если это и нам трудно? Да-да, я так и сказала сотруднице облсовпрофа: это издевательство над человеком. Поверьте, мы три дня потом не могли успокоиться.
Как, однако, легко можно успокоить свою совесть!
Олег Иванович Снежкин чепуху о троллейбусе не повторяет и о сочувствии к девушке не распространяется.
— Почему не захотел взять? А вы её видели? — спрашивает он. — Если видели, зачем этот вопрос? Мы не благотворительная организация. Я поймал её на мелочи.
Точное слово: «поймал». Стало быть, хотел поймать.
— Она физически не способна хорошо работать, — продолжил Снежкин, имея в виду костыли девушки, и веско подвёл итог разговору, повторяя: — Мы медицинское, а не филантропическое учреждение.
Подобное уже приходилось слышать. Обыкновенное бессердечие представляют как добродетель: «Мы филантропией не занимаемся». А ею и не надо заниматься. Достаточно следовать букве закона, который запрещает отнимать у человека право на работу по причине инвалидности.
Я не стала объяснять начальнику госпиталя, что он сам себя «поймал», поскольку не знает, что такое на самом деле филантропия. Это ведь деятельность во благо общества. А оно состоит из людей, для которых лечение не только на больничной койке, но и в возможности ощутить себя полноценным членом того самого общества.
