Публикация очерка Юрия Юма «Фаддей Булгарин. Оболганный и оскорблённый» вызвала негативную реакцию некоторых читателей. Почему?
Причина, на мой взгляд, в том, что нам ещё в школьные годы сказали: Булгарин служил осведомителем в Третьем отделении, строчил доносы на Пушкина и, вообще, завидовал ему, поскольку сам был плохим писателем. А Юрий Юм написал, что всё это наветы.
Не буду сейчас доказывать, что Булгарин не был ни доносчиком, ни осведомителем, а понимание патриотизма в первой половине XIX века отличалось от нынешнего. Об этом в «Мозгократии» уже было написано. Предлагаю сузить тему: был ли Фаддей Булгарин на самом деле плохим писателем?
Русские писатели позапрошлого столетия, от Александра Грибоедова до Льва Толстого, жизнь и творчество которых мы изучали в школе, — это была лишь верхушка айсберга русской словесности. Верхушка в высшей степени достойная. Многие из них украсили не только русскую, но и мировую литературу. А если кто-то всё же остался за границей малоизвестным, то это в основном по причинам, от них не зависящим. К примеру, Пушкина в Европе знают меньше, чем Гоголя и Тургенева, прежде всего потому, что Александр Сергеевич до самой своей ранней смерти оставался невыездным.
Русская литература достигла самых больших высот фантастически быстро. Всего в несколько десятилетий она выросла из поэтических од и нравоучительных пьес XVIII века до одной из крупнейших в мире.
И произошло это во многом благодаря прилежной учёбе у зарубежных классиков эпохи Возрождения, а также у французских и английских коллег XVIII — начала XIX веков. Именно так: русские писатели не заимствовали на Западе готовые литературные формы, как это делали русские цари, заимствуя готовые технологии, а учились основам, перелагая их на родные реалии и родной язык. Результат превзошёл все ожидания: уже во второй половине XIX столетия русская словесность завоевала признание как на родине, так и в мире, а с начала следующего, ХХ века, многие зарубежные писатели стали учиться у русских.
Но вот ведь какая печальная особенность: у нас литературная верхушка айсберга была признана фактически единственной заслуживающей внимания. Главную скрипку тут сыграла наша критика, начиная с, несомненно, талантливейшего Виссариона Белинского. В литературных произведениях наши критики прежде всего уделяли внимание положению «несчастного» народа, обнажению язв существующего строя, демократическим устремлениям автора и его надеждам на светлое будущее. И каждое произведение должно было — в обязательном порядке — читателя учить. Как сказал поэт, «сеять разумное, доброе, вечное».
Порицая самодержавные порядки — и вправду далеко не гуманные, — литературные критики сами выстраивали в отечественной словесности нечто вроде властной вертикали. В результате ещё до революции и в особенности уже в 1930-е годы Пушкин и Лев Толстой заняли вершину божественного олимпа, один — в поэзии, другой — в прозе. А чуть ниже расположились Грибоедов, Гоголь, Лермонтов, Крылов, Тургенев, Некрасов, Островский, Салтыков-Щедрин, Гончаров…
Всё они превратились просто-таки не то в литературных богов, не то в литературных маршалов, которых надлежит только превозносить, а если изучать, то непременно для того, чтобы ещё сильней восхититься.
Трое — Достоевский, Лесков и Боборыкин — были вынесены за скобки словесности, сперва дореволюционными критиками-демократами, а затем и советскими критиками с партбилетами.
Фёдор Михайлович угодил в отверженные, потому что был против революции, революционеров и написал «Бесов», в которых показал, к чему приведёт Россию обуявший её с 1860-х годов революционизм.
Николай Семёнович тоже выступал не с тех позиций, с каких надо, и писал не о том, да ещё с нападками на тех же революционеров. Его темы и герои — духовенство, монастырская жизнь, народные типы, праведники…
Пётр Дмитриевич, тот и вовсе был провозглашён всего лишь бытописателем. И до сих пор числится по этой «низкому» литературному разряду. К тому же он всегда страдал скорописью, его романы и повести — однодневки. Правда, был самым образованным и всезнающим литератором во всей истории русской словесности, прекрасно владел не только пером, но и самой проблематикой того, о чём писал… Но всё это было признано далеко не главным.
А что же главное? Главное — это, как всегда считалось, — идейность. И ещё —социальная значимость, ведущая опять-таки в светлое будущее. Поэтому почти все остальные писатели так, посредственности… Безыдейная литература. Беллетристы. Вот ведь про Гоголя, Тургенева или Салтыкова-Щедрина, не говоря уж о Пушкине или Льве Толстом не скажешь, что они беллетристы, а про всяких там Булгариных, Крестовских, Чарских — запросто.
Ну, и, само собой, этим беллетристам всегда можно было поставить всякое лыко в строку. Того же Фаддея Булгарина, ничтоже сумняшеся, обвиняли, не вникая в архивные документы, в предательстве Отчизны и доносительстве, Всеволода Крестовского — в безыдейности и в том, что герои его «Петербургских трущоб», если и обретают счастье, так только в Америке, а Лидию Чарскую — в мистицизме, пошлости и даже в глупости.
Я специально назвал трёх самых популярных в своё время русских литераторов, подвергавшихся у нас остракизму за «страшные» прегрешения. А теперь назову трёх писателей, прославивших английскую и американскую литературу.
О`Генри. Поначалу творчество не приносило ему никаких плодов — ни творческих, ни денежных. Пришлось идти работать бухгалтером и кассиром в банке. Вскоре обнаружилась недостача, и кончилось всё тюрьмой. Там, в камере, он и написал рассказы, которые его прославили.
Сомерсет Моэм. Работал на английскую разведку. Летом 1917 года занимался подкупом антибольшевистских сил в России, то есть фактически активно участвовал во вмешательстве в дела другого государства.
Уильям Берроуз. Ещё до начала своей писательской карьеры, живя на ферме, в очередной раз напился и при гостях решил показать, какой он меткий стрелок. Поставил жене на голову стакан, выстрелил и промазал, попав ей прямиком в голову. Жена погибла, а муж бежал в Соединённые Штаты. Там занялся сочинительством, чем себя и прославил…
В зарубежной литературе знаменитых писателей с тёмными пятнами в биографии немало. Но…
Во-первых, большинству поклонников и критиков это нисколько не мешает ценить их творчество. Считается, что писателя следует оценивать лишь по двум критериям — уровню профессионализма и числу читателей. Если же автор нарушил закон, это должен оценивать судья.
А, во-вторых, никто не сравнивает таланты беллетристов и таких классиков, как Шекспир, Дефо, Вольтер, Гюго, Гёте, Гейне… Тем более их не противопоставляет. В литературе важны не только гении, но и профессионалы средних возможностей.
