Никогда наука не занимала столько места в жизни человека, как теперь. Её свершения поразительны. Но ещё поразительней, что число верящих в астрологов, гадалок и прочих пророков не уменьшается.
Общество
Пётр I навязал русским европейскую одежду и европейские манеры, но европейское искусство и любовь к Европе пришло в Россию лишь лет через сто, причём общество проникалось всем этим само.
Удивительно, но факт: патриотизм петербуржцев по отношению к своему городу всегда мирно уживался с их космополитизмом.
В XIX веке несколько литературных критиков-публицистов сменили один другого на пьедестале всеобщих восторгов, и каждый — Виссарион Белинский, Николай Чернышевский, Николай Добролюбов, Дмитрий Писарев — оказывался значительно радикальней предыдущего.
Вероятно, эта особенность характеризовала не столько самих критиков, сколько ожидания общества.
Послушать иных чиновников, так у нас на душу населения столько всего, что мы живём, как в раю. Может, они считают, что у всех нас одна душа?
Искусство и культура
Всякое произведение — будь то литература, живопись, скульптура, театр, кино, журналистика — как старые механические часы на камнях, должно покоиться на идеях. По крайней мере, на двух-трёх. Одной недостаточно, тогда это всего лишь амёба.
Из музыки ушёл мелодизм, из живописи — похожесть, из литературы — социальность. Истинное искусство и тут отступило под натиском массовой культуры.
Когда «поэт в России — больше, чем поэт», то директор — меньше, чем директор, инженер — меньше, чем инженер, учёный — меньше, чем учёный (всего лишь научный сотрудник) и так далее.
А, впрочем, спор этот — должен ли поэт в России быть «больше, чем поэтом», — начался гораздо раньше, чем нам кажется. Ещё 21 октября 1857 года Лев Толстой писал критику Василию Боткину: «Слава Богу, я не послушал Тургенева, который доказывал мне, что литератор должен быть только литератор».
Помимо разных прочих достоинств, русская классика всегда отличалась предельной точностью образа. Вот, к примеру, знаменитое пушкинское про то, что Пётр, построив Петербург, прорубил окно в Европу. Эту строку с образом, который Александр Сергеевич позаимствовал у итальянца Франческо Альгаротти, цитировали множество раз. Но ни при царской, ни при советской власти ни одному цензору не пришло в голову, что, по Пушкину-то, получается странная вещь: Пётр I прорубил не ворота и не дверь, через которые можно ходить туда-сюда, а всего лишь именно окно, сквозь которое остаётся только одно — смотреть, как у них там да что, а если чего не так, то и захлопнуть ставни.
Всевышний и вера
Для истинно верующего высший нравственный ориентир не вера в Бога, а сам Бог.
Для того чтобы соблюдать Божьи заповеди, не обязательно быть верующим. Можно быть просто совестливым, порядочным человеком.
Личность
Врут по разным причинам: из корысти (худший вид вранья), в силу неодолимого своего завирального характера (то есть потому же, почему клептоман не может не воровать), просто для красного словца, а люди творческие, как утверждал Евгений Шварц, — «от избытка творческого темперамента».
Он принадлежал к тем людям, которые одержимы бешенством правды-матки.
— Чтоб ты всегда лечился только по рекламе! (Доброжелатель)
— Может, он и большого ума, но ум его повернут в глупую сторону (Философ)
