Сборник «Обращения ленинградцев к советской власти», изданный в этом году Центральным государственным архивом Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), стал новым важным источником изучения истории блокады.
В этом томе собраны 230 писем. За строками каждого — судьбы ленинградцев-блокадников, безвестных и знаменитых, молодых и старых, женщин и мужчин.
Вот всего одна такая история.
Это письмо было написано 28 ноября 1941 года, когда Ленинград уже около трёх месяцев постоянно подвергался артиллерийским обстрелам и налётам вражеских бомбардировщиков. Восемь дней назад в пятый раз снизили нормы отпуска хлеба: рабочим — 250 граммов, всем остальным (служащим, иждивенцам и детям до 12 лет) — 125 граммов. Автор письма — Анна Михайловна Болотова — обращается к председателю исполкома Ленгорсовета Петру Сергеевичу Попкову. У неё две просьбы.
Первая — узнать судьбу мужа, орденоносца, участника недавней войны с Финляндией, лётчика 20-го бомбардировочного полка.
10 августа Виктор Болотов отправился на выполнение задания и не вернулся. Ещё до начала блокады Анна сумела добраться до Гатчины, где стояла лётная часть, но комиссар полка ничего определённого о судьбе мужа сказать не смог. 12 августа она разговаривала с боевым товарищем мужа капитаном Симаковым, и он сказал ей, что сам вручил Болотову секретный пакет, который надлежало доставить в Москву. А 30 августа из авиадивизии поступило извещение — муж погиб в ночном бою 11 августа, «проявив при этом доблесть и геройство». Однако вслед за тем она получила письмо от мужниного младшего брата (она называет его «братишка»), который, в частности, упоминает, что читал о брате в «Комсомольской правде» за 20 августа.
Анна Болотова просила Петра Попкова узнать, что на самом деле произошло с мужем и что писали о нём в газете.
Вторая просьба — эвакуировать её с детьми на Большую землю. У неё их трое — старшая девочка четырёх лет и двойняшки, которым всего по 11 месяцев, все болеют коклюшем. Раньше она не эвакуировалась потому, что и тогда дети сильно болели.
На это письмо пришёл положительный ответ: «Вы будете эвакуированы при первой возможности». Когда наступила эта возможность и прошла ли эвакуация успешно, мы не знаем. В сноске только указано, что самолёт Виктора Болотова был сбит в районе Осьмино и экипаж похоронен в деревне Раково. Пилот Болотов действительно геройски сражался в ту ночь, и тот репортаж в «Комсомолке», подготовленный спецкором Ростиславом Июльским, назывался «По-чкаловски».
Письмо Анны Болотовой написано грамотно, вс ё в нём сугубо по делу, без лишних попыток выбить слезу, даже суховато. Но именно эта сдержанность и даёт явственное ощущение той трагедии, которая обрушилась на молодую одинокую женщину, вдову с тремя детьми…
Сборник охватывает первые 20 месяцев Великой Отечественной войны, самое тяжёлое время для Ленинграда и ленинградцев.
Письма во власть — многожанровая литература. Это — обращения, жалобы, петиции, прошения, поздравления и, конечно, доносы, как без них… Ну, и, само собой, письма эти бывают коллективными и личными, даже исповедальными.
Послания, которые летом 1941 года и в течение блокады направляли ленинградцы в различные инстанции исполнительной и партийной власти, вплоть до высших руководителей города, — это особые письма, ни на что не похожие. Почти в каждом судьбы ленинградцев — трагические и героические.
Горожане могли писать открыто, не боясь, ведь эти письма, как правило, не проверялись военной цензурой. Да и чего ленинградцам было бояться в тех условиях!.. Одни авторы писем подсказывали, как нужно организовать торговлю продуктами. Другие указывали — хотели открыть глаза — на безобразия, которые творят рядовые чиновники, а также продавцы, участковые, управдомы. Третьи — и таких писем большинство — просят помочь, потому что больше обратиться просто не к кому.
Писали Жданову, Кузнецову, Калинину, Ворошилову, самому Сталину, но все эти письма попадали в Ленгорисполком. Писали зэчки и профессора, рабочие и военные, школьники и пенсионеры. Писали на листках из школьных тетрадей и на оборотной стороне бланков. Почти во всех письмах никакого лизоблюдства, во многих нет даже «уважаемый», тем более «глубокоуважаемый». Обращались к адресату коротко и просто: «Товарищ Попков», а то и «тов. Жданов», в иных случаях — вообще без всякого обращения.
Большинство писем — особенно поздним летом, осенью и в начале зимы 1941-го и в 1942 году — связаны с эвакуацией. Кто-то готов покинуть город любым способом, кто-то просит при эвакуации гарантировать сохранение жилплощади. Только в декабре сорок первого «из 754 писем, зарегистрированных общим отделом <Ленгорисполкома,> 581 касалось выезда из города». Ответы чаще всего стандартны: «вывезем при первой возможности», как тот, что получила жена лётчика Анна Болотова, но на самом деле, несмотря на Дорогу жизни, возможности эти были крайне ограничены, и зачастую ответ направлялся в качестве успокоительного.
Особенно большое волнение вызвала преступная летняя эвакуация ленинградских детей в юго-восточные районы области, фактически навстречу врагу. Я насчитал в сборнике 10 таких писем — от матерей, отцов, служащих в армии, от рабочих коллективов. Их авторы не только негодуют по поводу содеянного, но и настоятельно просят сообщить о судьбе своих детей.
Многие просили улучшить паёк в связи с теми или иными личными заслугами, требовали жёстче наказывать паникёров, советовали запретить очереди у булочных, потому что при артсобстрелах бывает массовая гибель людей…
Как журналист я разговаривал со многими блокадниками, немало писал о блокаде, перечитал немало документальной литературы о трагедиях и подвигах тех дней. Но теперь из сборника документов, подготовленных коллективом ЦГА Санкт-Петербурга, узнал для себя немало нового. Вот всего один такой факт: даже в октябре сорок первого большинство ленинградцев ещё не понимали, что оказались в кольце блокады и просили разрешить им покинуть город пешком.
Читать эту книгу тяжело, местами очень тяжело. В ней нескончаемая боль, мучительная тревога о родной семье, бессилие надежды, отчаяние, безнадёжное ожидание смерти близких и собственной смерти, неослабевающая ни на день борьба за своих детей…
